Путешествие на «Тригле» - Святослав Сахарнов

Второй раз белуха вынырнула у самого борта. Из воды показались белый, крутой лоб, похожая на шар голова, короткий безгубый, вытянутый, как птичий клюв, рот. Зверь выбросил из дыхала с тонким свистом струю брызг, перевернулся и, не погружаясь, поплыл. Он плыл прямо на камни, где еще недавно был проход и откуда теперь стремительным потоком уходила вода.

— Вот шальная! — сказал Гриша и, круто положив руль на борт, пересек зверю путь.

Лодка и белуха разошлись, едва не задев друг друга, карбас проскочил вперед, Гриша заглушил мотор. Тут же пронзительно заскрипел о камни окованный железом киль. Пришедшая следом волна приподняла нас, и карбас, перемахнув через камни, закачался на тихой воде.

Мы подгребли к белушонку. Здесь было совсем мелко. Гриша перевалился через борт, по пояс в воде подошел к животному. Белушонок лежал, обессилевший, на боку, изредка ударяя хвостом.

— Веревку давай! — крикнул мне Гриша.

Он накинул петлю на хвост, вдвоем мы подтащили коричневое обмякшее тело к борту, привязали. Вторую петлю пропустили под плавники. Дождавшись волны, столкнули карбас с мели и, часто работая веслами, погнали его назад к камням.

Белуха была тут, вертелась у самых бурунов, то и дело выставляя из воды голову. Она ободрала о камни челюсти, тонкие красные струйки бежали по горлу.

Нам повезло: лодка попала между двумя большими камнями, мы проскочили в щель между ними и очутились на открытой воде. Прежде чем очередной пенный вал успел швырнуть нас назад, мотор взвыл и карбас понесся от камней.

Белуха плыла следом, не погружаясь.

Я увидел, что веревки, которыми был привязан белушонок, натянулись втугую.

— Стой! — закричал я. — Стой, Гриша! Мы задушим его.

Ардеев сбросил обороты и вырубил винт. Мотор работал теперь вхолостую. Блеснул нож — Ардеев перерезал веревки. Дельфиненок очутился на свободе.

— Мы, кажется, убили его.

Гриша пожал плечами. Невдалеке от нас всплывало огромное белое тело — мать спешила к сыну. Он стал тонуть, она поддела его лбом, удерживая у поверхности.

Ветер относил нас. Привстав, мы смотрели во все глаза, что будет. Наконец мне показалось, что белушонок шевельнулся. Мать еще раз подтолкнула его, затем они погрузились и всплыли уже в стороне.

— Будет жить, — сказал Ардеев.

Когда они показались в следующий раз, белуха выставила из воды голову, и до нас донесся неторопливый, низкий, похожий на гудок паровоза свист.

Потом, они поплыли — мать впереди, детеныш чуть поотстав. Плыли и становились все незаметнее.

— Пошли домой?

— Пошли.

Карбас повернул и небыстро, вместе со слабеющими волнами, побежал к берегу.

В избе наше отсутствие не прошло незамеченным.

— Чего это тебя в море носило? Бензин лишний? — спросил бригадир.

— Да так… — нехотя ответил Гриша.

Из окна, около которого лежал бригадир, были хорошо видны и берег и море. Бригадир недобро посмотрел на Ардеева, хотел что-то добавить, но не сказал ни слова.

Я тоже промолчал: я знал, что охотники не одобрят нашего плавания, — такая огромная белуха была хорошей добычей…

Осенью я вернулся на Большую землю, а еще через год охота на дельфинов была запрещена.

Но сперва ей изменили такие люди, как Гриша Ардеев. И я рад, что был свидетелем его измены.

Два радиста

Служили на Охотском море два радиста. Один — на рыбачьем сейнере «Волна», второй — на грузовом пароходе «Пугачев».

Рано утром садился радист «Пугачева» за черный металлический ящик с блестящими ручками — радиостанцию, включал ее и начинал передачу. Он нажимал пальцами то коротко, то длинно на медный рычажок — радиоключ, и в воздух летели то короткие, то длинные гудочки: пии-ии-пии-пи-пи…

И бывало, что радист «Волны» в это время надевал наушники, слышал сигналы и, привычно складывая их в буквы и слова, читал:

— «П-е-р-е-д-а-ю д-л-я в-а-с п-о-г-о-д-у…»

Потому что именно так радисты всего мира разговаривают друг с другом.

— Куда идете?

— На Камчатку.

— А мы на Сахалин.

Вот и весь разговор.

Но однажды случилась беда. Сейнер наскочил в тумане на камни, пробил себе дно и стал тонуть.

Рыбаки бросились к насосам. Напрасно — холодная вода все равно заполняла судно.

— Не успеваем откачивать воду, — сказал капитан. — Надо звать помощь.

А радист был уже в своей каюте. Стоя по пояс в воде, он отвинчивал от стола радиостанцию.

Вода в каюте поднималась все выше и выше, а радист все работал. Он сломал отвертку, до крови ободрал пальцы, но все-таки снял станцию и вытащил ее на палубу.

Пии-пи-пи… — полетели в воздух тревожные гудочки.

Но на этот раз они были слабые-слабые: станция отсырела и работала плохо. Никто не отвечал радисту.

Волны бормотали уже у самой палубы.

— Видимо, помощь не вызвать, — сказал капитан.

И вдруг радист услышал в наушниках знакомые сигналы. Это отвечал «Пугачев». Никто на всем море не смог разобрать слабых сигналов «Волны», а радист «Пугачева» разобрал. И тогда он стал повторять их, работая на своей сильной станции:

«Всем! Всем! Всем!»

Теперь по всему морю, на всех кораблях слышали громкие и ясные, звучавшие как команда, сигналы:

«На помощь! На помощь!»

Четыре парохода, три катера, два гидросамолета свернули с пути и направились к «Волне».

«Пугачев» тоже спешил. Он обогнал другие корабли и первым пришел к месту аварии.

«Волны» уже не было видно. Над водой торчали только ее мачты. За них держались, плавая на спасательных кругах, люди.

Рыбаков вытащили. Когда они, сменив одежду, собрались в каюте парохода, радист «Пугачева» спросил:

— Ну, где же ваш радист? Наконец-то мы с ним встретились!

— Его нет, — ответили рыбаки. — Он работал в воде, простудился и заболел. Час назад прилетал гидросамолет и забрал его. Вот это он просил передать вам.

И один из рыбаков протянул радисту сложенный вдвое листок бумаги. Сверху на листке было написано: «Моему лучшему другу».

И никакой фамилии. Потому что у радистов всего мира вместо фамилий короткие позывные сигналы: пии-пи-пи…

Как достали якорь

На причале Владивостокского порта я ждал посадки на теплоход. Порт гудел.

«Иду-у-у!» — предупреждал здоровенный пароходище, влезая в гавань.

«Пить! Пить!» — свистел катер-водолей, предлагая судам пресную воду.

«Гру-у…» — поднимал рукастый кран бадью с углем.

«…жжу!» — высыпал ее в трюм парохода.

Задрав голову, я смотрел, что делается на этом пароходе. Я уже знал: готовится очень важный рейс. Надо срочно доставить на остров, где было землетрясение, врачей, уголь, хлеб.

Все было готово к отплытию. Оставалось только сменить якорь. Новый уже лежал на причале.

Подошел кран, зацепил его крюком и понес над водой к пароходу. Вдруг якорь сорвался и — бултых! — ухнул в воду.

На причале все зашумели, замахали руками. Неужели пароход задержится?

Портовые рабочие пригнали лодки и стали шарить по дну баграми, но ничего не нашли.

Тогда спустили водолаза. Водолаз был в медном шлеме и тяжелых свинцовых башмаках. Он медленно слез с причала в воду и побрел по дну, то и дело останавливаясь и выпуская клубы белых пузырей.

— Легкого надо, легкого! — закричали в толпе. — Вон легкий!

«Какого легкого?» — подумал я и увидел, что прямо на меня плывет под водой огромная лягушка. Мелкие рыбешки, как брызги, разлетались от нее во все стороны.

Я невольно попятился.

Лягушка всплыла, высунула голову из воды и посмотрела на меня. И тут я понял, что передо мною обыкновенный человек. Только на ногах у него зеленые лягушачьи ласты, а на лице резиновая маска. Изо рта к баллончику на спине тянулись трубки.

— Что случилось? — спросил человек-лягушка, сняв маску.

Ему наперебой стали объяснять, где упал якорь.

Человек снова надел маску и нырнул.

Так вот что кричали люди! Они требовали легкого водолаза, без шлема и башмаков, — подводного пловца, а не пешехода.

Этот водолаз и верно двигался куда быстрее первого. Тенью прошел вдоль причала, нырнул в две-три ямины и, наконец всплыв, замахал руками.

Якорь был найден.

Крановщик опустил крюк на дно, оба водолаза зацепили им якорь, и тот, роняя на причал капли воды и грязи, снова поплыл по воздуху к пароходу.

Там его приклепали к тяжелой цепи. Пароход заревел сиреной, закрутил винтами воду и ушел в море.

Крабы в перчатках

Однажды весной вместе с чайками в Баренцево море прилетели необычные гости.

Низко над самыми сопками прошел серебристый самолет, пробежал по аэродрому, взревел последний раз моторами и затих.

Из самолета стали выгружать гостей. Гости не простые — в ящиках. На каждом ящике надпись: «Камчатка», «Срочный груз» — и нарисована рюмочка. Это значит: «Осторожно — не ронять!»