Любовь к трем цукербринам - Виктор Пелевин

У Мэрилин, впрочем, голова не болела почти никогда. А ее готовность всегда молчать была важным достоинством, отличавшим ее от прежних социальных партнерш Кеши. Кроме того, ее формальное согласие на беременность экономило уйму налогов и делало их двухместный модуль почти бесплатным — но за все время она ни разу не залетела. Значит, как-то решала вопрос. Потерять супругу с такими достоинствами Кеша не хотел. Поэтому надо было соответствовать.

— Окей, пинис, райз энд шайн,— сказал Кеша.

Видимо, из-за негативного настроя он не сосредоточился, и русский акцент подвел — Google Dick не понял.

Придурки, составлявшие голосовые скрипты управления, выбрали, кажется, самые идиотские комбинации слов, какие было возможно. Почему маркетинг в современном мире почти всегда рассчитан на дебилов? Неужели у них так много денег? Хотя нет, кто-то в новостях науки говорил, что голосовые команды подбирают не по смысловому принципу — у них должна была быть уникальная и легко узнаваемая звуковая сигнатура. Но все равно — «rise and shine...» Придумают же. Непонятно, член это или лампочка на подъемном кране.

Мэрилин хулигански подмигнула — но вместо того, чтобы ободрить Кешу, это его окончательно прибило. Движение напудренного века и соответствующая ему эмоция относились к категории high executive vibes («отвага, наплевательство, молодой задор, высшая социальная страта, ценовая категория *******>>),а такие вайбы были Кеше не по карману. Он купил около трехсот для маскировки — чтобы наблюдатель, анализируя его метадату, пришел к выводу, что он серьезно тюнингует свою Мэрилин. А Мэрилин почти все вайбы растранжирила за два месяца. В общем, еще одна маленькая дырочка в бюджете...

— Окей, пинис, райз энд шайн,— повторил Кеша угрожающе.

Google Dick снова не включился. А кобыла Мэрилин, чтоб ей, взяла и хулигански подмигнула во второй раз.

Это ей, впрочем, шло. На верхних ступенях социальной лестницы ужимки напудренной кинозвезды казались бы лучами озаряющего жизнь солнца. Но в индивидуальном пространстве Кеши они превращались в оскорбительно жалящие иглы, напоминающие, что такой контент ему социально недоступен — или, вернее, доступен лишь в качестве мобилизующей дразнилки («вверх, слабак! наверху так всегда!»).

Кеша прокашлялся, мысленно наполнил себя позитивными вибрациями и повторил, старательно артикулируя:

— Okay penis, rise and shine!

На этот раз Google Dick услышал.

Щелкнуло, потом зажужжало, и Кеша почувствовал тепло в паху — его как бы приятно надували через трубочку. Затем он ощутил изменение гормонального фона (понятно, никаких инъекций — просто электрическая щекотка мозга). Мучительно-сладким огнем полыхнуло в сердце, и Мэрилин перестала казаться толстой унылой дурехой. Она была... Вполне даже ничего.

Мэрилин, конечно, нравилась Кеше — как солидный статусный объект. Но женщину он начинал в ней видеть только после запуска Google Dick. И то, если честно, с трудом.

— Can I kiss you? — спросил он.

Мэрилин молчала. Но Кеша знал, что в современном мире это не обязательно знак согласия.

— Can I kiss you? — повторил он.

Мэрилин ничего не ответила, только воркующе застонала. Но рубиновое сердце над ее головой все еще горело — а по закону это означало «Да». Если, конечно, партнерша не скажет «нет» после третьего запроса.

— Are you sure? — произнес Кеша, завершая юридически обязательную мантру.

Мэрилин, казалось, замерла в сомнении. Выглядело это так, словно Кеша своими повторяющимися вопросами накликал наконец беду, и она больше не уверена в том, что ее можно поцеловать — как не бывает в этом до конца уверена ни одна женщина, кроме секс-работниц, четко прописавших такую услугу в прейскуранте. Но сердце на фейстопе по-прежнему горело. Мэрилин хотела, чтобы он грубо и сильно взял ее молчаливую.

Сейчас, кисо, сейчас. Вот только ЛАВ-БУК загрузится...

В правой половине Кешиного поля зрения зажглась большая синяя «1>. А под ней, уже красным, загорелись русские слова — «ЛАВ-БУК ИУВКЩЩЬ».

LOVEBOOK BEDROOM

Кеша так и не составил определенного мнения, что это — неграмотная русификация, запредельная ирония или очередной плевок злопамятной цивилизации в прошлое, о котором сегодня напоминал только один из локализационных языков. Таких нестыковок на самом деле не понимал никто. Вот почему словосочетание «LOVEBOOK BEDROOM» было — пусть уродливо — локализовано, a Little Sister — нет?

Ясно было одно — оскорбить русскоговоря-щих пользователей совершенно точно никто не хотел. Подобных сил в мире просто не осталось — вернее, силы-то, может, и присутствовали, но без бюджета. То есть уже и не силы, а так.

Скорей всего, локализация была результатом машинного перевода. Система провела автоматическую лингвоэкспертизу и выбрала словосочетание в духе сетевого слэнга углеводородного века. Как бы почтительно погладив седины национальной культуры, заодно подмигнув молодой аудитории, любящей грубое, дикое и непонятное. Жаловаться все равно некому...

Испытанная Кешей негативная эмоция оказалась, однако, достаточно сильной. Мало того, он настолько расслабился, что артикулировал слова «жаловаться некому» — и их уловила система.

Она тут же выплеснула на Кешу блок мелкого шрифта, повисший прямо перед глазами.

Это было не так навязчиво, как бубнящий в ушах голос. Текст можно было не читать, но совсем игнорировать его столбец не стоило — система, корректировавшая асоциальные мысли, следила за движениями глаз. Ничего, легчайше и почти бессловесно подумал Кеша, системе мы отомстим — и скоро...

Уже начиная массировать дебелые плечи Мэрилин, он быстренько пробежал послание по диагонали, стараясь, чтобы в мозг воткнулось как можно меньше слов.

Смысл был таков: жаловаться, однако, можно — писать обрабатывающему электронные письма роботу. С русскоязычным названием этого приложения была занятная история: первоначально его назвали «ЕБЛОКНОТ[8] ДАВИМ УХО». А переименовали после потока возмущенных жалоб, что три горящих слова занимают на фейстопе слишком много места.

Кеша усмехнулся. История с переименованием могла быть просто выдумкой, призванной подчеркнуть, что менеджменту вовсе не чужд гуманизм. Еще одна негативная эмоция... Надо себя контролировать.

В окне спальни стала видна Little Sister.

Она расстроенно покачала головой, как всегда случалось, когда Кешнн эмоциональный фон начинал сползать в цинизм. Но колонка обязательного к прочтению текста все же погасла, и стекло опять сделалось мутным, отрезав сестричку от спальни. Спасибо за заботу. И подожди, милая, подожди...

Кешино поле зрения заполнили разноцветные светящиеся прямоугольники. Каждый изображал окошко чьей-то спальни. Окна с ободранными деревянными рамами и чуть бликующими стеклами были, конечно, просто спецэффектом — а вот лежащие за ними пары уже нет. Вернее, пары тоже — но не до конца. В том смысле, что там действительно кто-то трахался. То есть, конечно, не там, а совсем в другом месте. Но трахался совершенно точно.

«ЛАВБУК ИУВКЩЩЬ» показывал всех окрестных жителей, занимавшихся в этот момент любовью (и подписанных на неизбежный sharing). Окрестностью в таких случаях становился любой наименьший физический радиус, который позволял полностью заполнить страницу картинками, поэтому lovebook не пустовал никогда, хотя где находятся пары в физическом мире, определить было трудно.

На стеклах горели цифры рейтинга — ненавязчиво, словно блик невидимой луны. Но все делалось ясно и без цифр, просто по положению окон. Высший балл был у левого окна в верхнем ряду, где увитая змеями Клеопатра совокуплялась с Марком Антонием, при каждой фрикции убедительно звякавшим о панцирь золотой рукоятью меча. Следующим был Маркиз де Сад в клюквенном парике, мучивший щипцами для волос пожилую негритянку. Третьим — барон Ротшильд в засаленной желтой буденовке и Свобода Топлес с картины Делакруа, решившие отдохнуть прямо на парижской баррикаде.

Прыгая на партнере, Свобода постреливала в стороны из двух пистолетиков и детским голосом пела старинную песенку:

— Bang-bang! Му baby shot me down...

Кеша пошарил глазами по экрану — нет ли тут случайно его самого?

И вдруг нашел!

Причем не внизу, куда закомплексованно нырнул его взгляд, а во втором ряду сверху.

Второй ряд! Вот так.

Впрочем, сразу же подумал он с грустью, это не у него все так хорошо. Это у других сегодня все так плохо.

Сначала он увидел не себя, а Мэрилин. И только узнав ее ленивое напудренное лицо с мушкой на щеке, обнаружил напротив нее себя самого.

Как обычно, он был Юрием Гагариным — вкусы Мэрилин за последние пять лет не изменились. Впрочем, если честно, он все эти пять лет в глубине души надеялся, что ЛАВБУК оценит икебану. Мэрилин и Юрий — пара что надо...

Св. Юрий был в каноническом наряде — черной рясе, порванной зубами обезьян, в клетке с которыми опричники запустили его в космос. На его груди блестел золотой крест, а борода была обильно смазана тюленьим жиром. Мир любит экзотику.