Отец - Илья Беркович

Субботы не чувствовалось.

Бритоголовый господин в черном костюме и галстуке бабочкой выходил из особняка с надписью «Общество защиты детей».

Такси сзади гудело.

Малиновый цветок бесстыдно таращил огромный позолоченный пестик.

Хозяин мебельного магазина, стоя у дверей, чесал живот.

Машины, как холестериновые бляшки, были припаркованы у тротуаров узкой улицы в два ряда, затор то и дело вызывал болевой гудок.

Теснота и духота разбавлялись не ветром, а какой-то другой тягой из невидимого окна — с моря.

Водитель такси за ними высунулся из окна машины и надсадно орал, пытаясь перекричать им же нажимаемый гудок.

Ехиэль не выдержал и опять тронул Никиту за плечо. Теперь они оказались на набережной, где было совершенно уже непонятно, чьей земли это край, по-каковски говорят между собой коричневые старики в шортах, кто эти полуголые, парами идущие навстречу друг другу. Французы? Итальянцы? Греки? Вот встретились две пары. Юноши по-армейски обнялись. Над коричневыми, с синими бабочками татуировок мулатскими плечами нависли брезгливые длинные лица польских евреев.

Все это неважно. Земля, горсть которой хочется положить в карман — твоя земля. Ехиэль хотел взять с собой, положить в карман щепоть земли или хотя бы камень, но земля была скрыта асфальтом. Разве что песку с ракушками можно было зачерпнуть, и то у самого моря, за парапетом. Или поднять с асфальта бутылку из-под пива «Карлсберг».

Прощай! Прощайте!

Телега взлетела вертикально, рванулась к морю и настоящую высоту набрала уже над ним, оборвав прощание. Быстрым будет и полет. Скоро, пролетая над буями черноморского пляжа, Никита откроет глаза посмотреть: не плывет ли еще по глади морской его кепка: но нет, нету кепки, зря проснулся, и когда, уже за приморскими горами, копыта ударятся об асфальт курортного шоссе, и коней станет трое, Никита намотает на руку вожжи и снова задремлет. Он может спать спокойно: кони знают, куда бежать, это их земля. Здесь они родились, здесь умрут. Полетят кони через южные степи в родные белорусские леса, солнце еще не скроется, а они уже минуют бензоколонку, что на въезде в город, пробегут всю главную улицу, от домов с белыми наличниками, мимо трехэтажек, через площадь с рестораном и райкомом, добегут до слепящей от заката воды озера, до темного от заката дома и остановятся у крыльца. А на крыльце — старик в меховой шапке.

Все это случится скоро, а сейчас, в воздухе, Никита спит, конь пребывает в покое, а Ехиэль понимает, что час этот дан ему, чтобы понять, зачем посылал его Ребе в далекий горный городок, и предельно сосредоточившись, он видит, зачем. Он видит лицо Ребе, вспоминает свои мечты стать всеобщим отцом и понимает, что никогда его, Ехиэля, лицу не бывать ни на копилках, ни на лобовых стеклах, ни в воображении учеников. Да и вообще, рано ему, безотцовщине, быть отцом. Сначала надо стать сыном. За этим пониманием его и послали. И какой малой кровью, не кровью даже, а всего лишь стыдом одной поездки куплено это великое понимание. Теперь он свободен, на всю жизнь свободен.

А в бомбоубежище, в нашей полуподвальной синагоге, сидит за столом Миша. Он еще не был на улице и не знает, что Стэнли выгнал хулиганов из города. Товарищи, не простившись, ушли, а Миша сидит, думает, и все никак не может понять: какой урок он должен извлечь из неслучайно случившегося? Зачем объявилась в нашем городе секта? За что его били на крыше? Если прощальные слова Ехиэля — правда, как жить дальше? Если же они просто ругань — неужели нельзя было найти посланца получше?

От углового куста сквозь открытую дверь тянет жасмином. В жасмине и около него, как люди возле торгового центра, роятся мухи.

Миша выходит на улицу, смотрит на мух и никак не может понять: зачем все это случилось?

А вы как думаете?

Примечания

1

Ецер — сокращение от «ецер а-ра» (иврит) — дурные побуждения.

2

Святой Дедушка предвидел встречу Якова Каменера с царским ревизором Воеводиным, которого он называет «ангелом Эсава». Встреча эта положила начало обычаю, принятому только у Каменских хасидов: на Пурим одного них наряжают русским вельможей XVIII века, допьяна напаивают водкой и кладут в синагоге на лавку. Несколько молодых хасидов ходят вокруг лавки на руках и поют песню, где все слова перевернуты.

3

Действительно, в Камне вокруг Якова почти сразу собралась группа учеников-товарищей, и его дом стал первым в Белоруссии хасидским двором. Несмотря на сопротивление руководителей еврейских общин, бойкотировавших членов новой «секты» и доносивших на них царской администрации, учение Якова Каменера распространялось стремительно. В еврейских источниках начала XIX века упоминаются десятки каменских синагог в белорусских городах и местечках. В 1905 году, когда 7-й Каменский Ребе призвал хасидов покинуть пределы Российской Империи, их было уже около восьми тысяч семей.

4

Согласно учению Якова Каменера, хасид должен переезжать с места на место только для того, чтобы выполнить заповедь, посоветоваться с мудрецом или получить его благословение, а также для спасения жизни. Поэтому, хотя сотни посланцев Каменского Ребе каждый год пересекают континенты, моря и океаны, купцов и политиков среди каменских хасидов нет. Миграции каменских хасидов носят на редкость упорядоченный характер. Так, с 1905 по 1914 г. почти все они, следуя призыву шестого Ребе, покинули Российскую империю и обосновались в Америке и Палестине. А в 1993 году, когда восьмой Ребе принял потрясшее весь еврейский мир решение и вместе с двором вернулся в Камень, нью-йоркская и израильская общины не хлынули в Белоруссию только потому, что Ребе велел им подождать.

5

Сын Якова Каменера, Иссахар, второй Каменский Ребе. Родился в 1774 г. За всю жизнь покинул родной город только один раз — для паломничества в Святую Землю. По традиции, Ангел научил рабби Иссахара видеть на расстоянии при помощи зеркала. С тех пор все Каменские ребе владеют этим искусством и на время передают его посланцам. Ребе вручает каждому посланцу карманное зеркальце и, благословляя, сообщает ему способность видеть в зеркале то, что происходит в других местах. Но, как только посланец исполнил поручение, чудесное зрение теряется. Иссахар Каменер скончался в 1856 г. Могила его в самом центре Каменского еврейского кладбища хорошо сохранилась и служит ежегодно местом многотысячного паломничества.

6

Благодаря обычаю каждый вечер на 20 минут уединяться и обдумывать все произошедшее, увиденное и услышанное за день, среди каменских хасидов много любителей слушать подробные рассказы и много хороших рассказчиков. Выдающихся рассказчиков часто приглашают на совместные хасидские трапезы, вроде той, которая будет описана в 7-й главе.

7

Как правило, каменские хасиды — дети и внуки каменских же хасидов, но вступить в братство может каждый, если Ребе даст согласие. Ребе «смотрит» каждого кандидата. Я не слышал, чтобы кого-нибудь не приняли. Видимо, негодные не приходят сами. Говорят, что Ребе не только видит души хасидов, но обязательно отмечает их особым знаком. Любой, выпивший налитую им рюмку водки и съевший благословленную им картофелину с крупной солью (такова процедура приема в братство), несет на себе невидимый знак. Ближайших учеников Ребе учит чувствовать этот знак и по его наличию или отсутствию отличать истинных хасидов от ложных, о которых и пойдет речь в этой повести.

8

— Почему, — спросит читатель, — ты опять описываешь какое-то невнятное чудо? Почему не написать просто: «Зазвонил мобильный телефон. Ребе велел Никите возвращаться».

— Никитин кнут, — отвечу я, — это примитивная рация, способная принимать два сигнала. Любой мобильник по сравнению с ней — чудо, а я стараюсь не описывать чудес.

9

Легендарный, доступный только людям с феноменальной памятью результат изучения Талмуда. Проверяя себя, ученик протыкает раскрытый Талмуд булавкой и, глядя на проколотое место, должен точно сказать, какая буква какого слова проколота на всех следующих листах.

10

Гане боку (французский) — зарабатывает прилично.