Эмфирио - Джек Вэнс

«У тебя есть один талон и восемнадцать чеков, — съязвил Шальк Одлбуш. — Соблазни-ка толстуху в зеленой горжетке».

«Еще чего! Она и одного чека не стоит... А! Кого я вижу! Старина Онгер Вермарх! Эй, Онгер! Сюда! Познакомься с моими друзьями!»

Приблизился Онгер Вермарх — юноша в эпатажном новомодном костюме, белых туфлях с заостренными носками и ярко-желтой шляпе с черными кисточками. Найон представил его всей компании: «Онгер — нелегал, и гордится этим обстоятельством!»

«Совершенно верно! — подтвердил Онгер Вермарх. — Пусть меня называют хаотистом, вором, отверженным, неприкасаемым, кем угодно! Мне все равно, лишь бы меня не сажали на проклятое соцобеспечение».

«Присаживайся, Онгер, выпей кружку эля. Вот молодчина!»

Онгер подтащил стул, уселся, скрестил изящные мослы и принял кружку из рук Найона: «За ваше здоровье, господа!»

«И пусть береговым псам глаза повыест!» — провозгласил в ответ Бохарт. Гил выпил со всеми. Как только Онгер Вермарх отвлекся, Гил попросил Флориэля объяснить странный тост Найона Бохарта. Но Флориэль только таинственно подмигнул, и Гил внезапно сообразил, что «береговыми псами» называли таможенных агентов Собеса, патрулировавших прибрежные воды и задерживавших контрабандистов, ввозивших дублированные товары серийного производства, дешевые в других странах, но дорогие в Фортиноне — в связи с необходимостью изготовления вручную всех предметов первой необходимости. Значит, перед ними был контрабандист — один из «антиобщественных паразитов», «пиявок, сосущих кровь иждивенцев», как их называли на собраниях гильдии.

Гил пожал плечами, отвечая на свой собственный невысказанный вопрос. Все может быть. Контрабандисты нарушали правила социального обеспечения — но тем же занимался и Амианте, размножая исторические документы. С другой стороны, Амианте не руководствовался стремлением к наживе. Его трудно было назвать пиявкой или паразитом, вынимающим кусок хлеба изо рта честных тружеников. Гил вздохнул, снова пожал плечами. Сегодня ему не хотелось никого осуждать.

Заметив, что его кружка опустела, Гил налил себе эля, а заодно наполнил кружки всех собравшихся за столом, после чего снова принялся наблюдать за происходившим в шумной таверне.

К Онгеру Вермарху подошли еще два молодых человека. Через некоторое время они тоже подтащили стулья и сели рядом. Гилу их не представили. Так как Гил занимал место поодаль от новоприбывших, детали завязавшейся беседы ускользали от его внимания, что его вполне устраивало. У него уже слегка кружилась голова, и он решил больше не пить. Он попытался заговорить с Флориэлем, но на него взглянуло пустое, ничего не выражающее лицо с безвольно опустившейся челюстью — Флориэль был пьян, причем быстрота, с которой он поддался действию спиртного, свидетельствовала о давней привычке. Флориэль промямлил что-то по поводу «баб» и «номеров на втором этаже», но у Гила его проект не вызвал энтузиазма. Он не испытывал ни малейшего желания связываться со стареющими потаскухами, едва находившими клиентов даже среди самой непритязательной публики. Гил разъяснил свою позицию Флориэлю, а тот порекомендовал выпить еще пару кружек. Гил скорчил гримасу.

Гил уже собирался уходить, когда почувствовал, что на другом конце стола возросло напряжение. Едва раскрывая рот, Онгер Вермарх обменялся с компаньонами парой поспешных замечаний. Исподтишка контрабандисты следили за четырьмя мрачновато одетыми типами, только что зашедшими в таверну. Принадлежность этих субъектов к числу ищеек Собеса была очевидна даже для Гила. Найон Бохарт с неожиданным интересом всматривался в пену, оставшуюся на дне кружки, в то время как его левая рука опустилась в карман, а потом украдкой мелькнула под стол.

События развивались с поразительной быстротой. Спецагенты Собеса подходили к столу. Онгер Вермарх и два его приятеля вскочили, опрокинув стулья, и бросились к выходу, по пути оттолкнув пару агентов, едва удержавшихся на ногах. Прежде чем кто-нибудь успел что-нибудь сообразить, их уже и след простыл. Найон Бохарт и Шальк Одлбуш тоже вскочили на ноги — в ярости: «Что это значит?»

«Действительно, что бы это значило? — сухо отозвался один из собесовцев. — Три человека удалились из таверны без нашего разрешения».

«Почему бы они спрашивали вашего разрешения? — гневался Бохарт. — Кто вы такие?»

«А как вы думаете, кто мы такие? Позвольте вас просветить. Мы представляем специальный отдел службы социального обеспечения».

«Что ж вы сразу не сказали? — целомудренно удивился Найон Бохарт. — Вы так угрожающе подкрадывались, что мои друзья приняли вас за преступников, и решили убраться подобру-поздорову».

«Пройдемте! — деловито произнес агент, пропуская болтовню мимо ушей. — Все присутствующие. Некоторые вопросы нуждаются в разъяснении. И будьте добры, — тут он кивнул в сторону Бохарта, — поднимите пакет, который вы бросили на пол, и передайте его мне».

Всю компанию вывели из таверны, усадили в закрытый автофургон и отвезли в центр предварительного заключения района Ходж.

Гила отпустили через пару часов. Его допросили бегло; он ответил без утайки на все вопросы, после чего ему приказали идти домой. Флориэль, Маэль Вилли и Югер Харшпитц отделались предупреждениями. Найона Бохарта и Шалька Одлбуша, получивших от контрабандистов пакеты с запрещенными материалами, сочли виновными в антиобщественном поведении. Их обязали искупить свою вину. Их минимальное пособие было сокращено на десять талонов в месяц. Два месяца они должны были отработать в штрафной бригаде службы поддержания чистоты и благолепия, убирая мусор на улицах. Кроме того, им предписали еженедельно проходить вечерний курс интенсивных упражнений в Храме.

Глава 8

Гил возвращался в зябкой темноте. На Ондл-сквере не было ни души. Тонкий месяц Дамара висел над крышами, едва озаряя бесформенные темные фасады с восточной стороны площади. Ни в одном окне не горели огни. Дул холодный ветерок, тишину нарушали только отзвуки шагов самого Гила.

Приоткрыв дверь, Гил проскользнул в мастерскую и с особой остротой почувствовал запах дерева и олифы — такой знакомый, так напоминавший о безопасном домашнем уюте, обо всем, к чему он привязался за долгие годы, что у него слезы навернулись на глаза.

Гил остановился, прислушался, поднялся по лестнице.

Амианте еще не спал. Гил разделся, подошел к кровати отца и рассказал о вечерних событиях. Амианте не высказал никаких замечаний. Тщетно вглядываясь в темноту, Гил никак не мог определить отношение отца к передряге с агентами Собеса. В конце концов Амианте сказал: «Что ж, иди спать. Ты никому не причинил вреда и сам не пострадал, но многому научился. Можно считать, что ночь прошла не даром».