Если спросишь, где я: Рассказы - Реймонд Карвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему хотелось предложить: «Может, станцуете, ребятки?» И, помолчав, он сказал:
— Может, станцуете?
— Не хочется, — ответил парень.
— Да ладно, — мужчина сделал широкий жест. — Мой двор! Хотите — танцуйте!
На площадке перед домом двигалась в такт музыке молодая парочка — обнявшись, тесно прижавшись друг к другу, танцевали парень с девушкой. А когда пластинка кончилась, поставили ее снова, потом еще раз, и тут парень сказал:
— Я совсем пьяный.
— Неправда, — возразила девушка.
— Нет, правда, — отозвался юноша и сел.
Мужчина снова поставил пластинку, но парень помотал головой:
— Не могу.
— Потанцуй же со мной, — упрашивала его девушка, потом повернулась к мужчине, и, когда тот поднялся, она сделала шаг ему навстречу, широко раскинув руки.
— Вон сколько людей на нас смотрит, — заметила девушка, танцуя.
— Ну и пусть, — ответил мужчина. — Мой дом, хочу и танцую.
— Пусть смотрят, — повторила девушка.
— Правильно, — шепнул он ей на ухо. — Они думали, их тут больше уже ничем не удивят. А мы вот взяли и удивили, правда?
Он почувствовал рядом ее дыхание.
— Надеюсь, тебе понравится твоя постель, — шепнул он ей.
Девушка зажмурилась, потом открыла глаза, уткнулась ему в плечо и выдохнула:
— Плохо вам, да?
И она же спустя месяц:
— Мужику лет сорок. Представляете, все вынес во двор. Нет, правда! Мы тогда выпили и начали танцевать. Прямо перед домом, на площадке. Боже! Ну что вы смеетесь? Он подарил нам пластинки, проигрыватель — представляете, старик отдал все это задаром! Все свои долбаные пластинки. Хотите поржать — давайте поставлю!
Ее будто прорвало — она не могла остановиться, рассказывала о том случае всем подряд. Что-то ее тогда зацепило, и она пыталась выговориться. Но все было впустую, тем и кончилось.
Серьезный разговор
(Перевод Е. Решетниковой)
Там стояла только машина Веры, других машин не было, и Берт обрадовался. Он свернул на подъездную дорожку и затормозил рядом с пирогом, который выронил вчера вечером. Так он там и лежал — опрокинутая вверх дном алюминиевая формочка, а вокруг по тротуару нимб из тыквенной начинки. Вчера было Рождество.
Он приехал на Рождество навестить жену и детей. Вера предупредила его заранее. Она объяснила ему ситуацию. Она сказала, что в шесть он должен будет уйти, потому что к ужину придет ее друг с детьми.
Все сидели в гостиной и с важным видом открывали подарки, которые принес Берт. Они открыли его коробки, а другие коробки, празднично упакованные, были сложены под елкой, их распакуют после шести.
Он смотрел, как дети открывают подарки, и ждал, когда Вера развяжет ленточку на своей коробке. Он смотрел, как она разворачивает бумагу, приподнимает крышку, вынимает кашемировый свитер.
— Красивый, — сказала она. — Спасибо, Берт.
— Примерь, — попросила дочка.
— Надень, — потребовал сын.
Берт посмотрел на сына с благодарностью — за то, что тот его поддержал.
Вера и вправду примерила свитер. Она пошла в спальню и вернулась в нем.
— Красивый, — сказала она.
— А на тебе — так особенно, — сказал Берт, и почувствовал, как закипает у него внутри.
Он открыл свои подарки. От Веры — сертификат на покупку в сондхаймовском магазине для мужчин. От дочки — набор из расчески и щетки. От сына — шариковая ручка.
Вера принесла содовой, и они немного поболтали. Но по большей части просто смотрели на елку. Потом дочка встала и принялась накрывать на стол в столовой, а сын пошел к себе в комнату.
Но Берту нравилось здесь. Ему нравилось сидеть у камина, со стаканом в руке, дома, с семьей.
Потом Вера пошла на кухню.
Время от времени дочка заходила в столовую и ставила что-то на стол. Берт наблюдал за ней. Он смотрел, как она вкладывает свернутые льняные салфетки в стаканы для вина. Он смотрел, как она ставит на середину стола узкую вазу. Он смотрел, как она — очень аккуратно — опускает в вазу цветок.
В камине горел маленький провощенный стружечный брусок. Рядом на приступке лежали в коробке еще пять штук. Он встал с дивана и все их сунул в огонь. Подождал, пока они загорятся. Потом допил содовую и пошел к стеклянной двери во двор. Проходя мимо буфета, увидел, что на нем в ряд выложены пироги. Он сгреб их в охапку, все шесть, по одному за каждые десять ее измен.
На подъездной дорожке, в темноте, пока он возился с дверью, один пирог выпал у него у рук.
* * *Передняя дверь теперь всегда была заперта, с той самой ночи, когда его ключ сломался в замке. Он обогнул дом и подошел со двора. На двери висел венок. Он постучал по стеклу. Вера была в купальном халате. Она увидела его и помрачнела. Приоткрыла дверь.
Берт сказал:
— Я хочу извиниться перед тобой за вчерашнее. И перед детьми тоже хочу извиниться.
Вера сказала:
— Их нет дома.
Она стояла в проходе, а он во дворе, рядом с филодендроном. Он потеребил на рукаве ниточку.
— Я устала от твоих извинений, — проговорила она. — Ты же чуть дом не спалил.
— Я не хотел.
— Хотел. Все это видели.
Он спросил:
— Можно я войду и все объясню?
Она стянула рукой ворот халата — у самого горла — и пошла в дом.
— Мне нужно будет кое-куда уйти через час, — предупредила она.
Он огляделся по сторонам. Елка зажигалась и гасла. У дивана, с одного бока, валялась куча цветной оберточной бумаги и ярких коробок. Посреди обеденного стола на большом плоском блюде лежал остов индейки, обернутые кожей останки на слое петрушки — как будто в чудовищном гнезде. В камине горка золы. И несколько пустых банок из-под колы «Шаста»[6]. Вверх по кирпичам, до самой каминной полки, тянулся след от копоти, снизу деревянная полка почернела и обуглилась.
Он развернулся и пошел на кухню.
Спросил:
— Во сколько вчера ушел твой дружок?
— Если ты опять за свое, то лучше уходи прямо сейчас, — сказала она в ответ.
Он выдвинул стул и уселся за кухонный стол, прямо напротив большой пепельницы. Закрыл глаза, открыл их. Отодвинул занавеску и выглянул на задний двор. Увидел поставленный на руль велосипед без переднего колеса. Увидел сорняки, росшие вдоль соснового забора.
Она набрала воды в кастрюлю.
— Помнишь «День Благодарения?» Я сказала тогда, что это последний праздник, который ты нам испортил. В десять вечера ели вместо индейки яичницу с ветчиной.
— Помню, — сказал он. — Я же извинился.
— Одного извинения мало.
Зажигалка опять сломалась. Она стояла у плиты и пыталась зажечь газ под кастрюлей с водой.
— Осторожней с огнем, — сказал он. — Осторожней, а то сама загоришься.
Он представил, как ее платье загорается, как он выскакивает из-за стола, опрокидывает ее навзничь, а потом катит и катит по полу до самой гостиной, где и накроет ее своим телом. Или лучше сбегать в спальню за одеялом?
— Вера?
Она посмотрела на него.
— У тебя есть что-нибудь выпить? Сегодня утром я бы не отказался выпить.
— В холодильнике стоит водка.
— С каких это пор ты держишь в холодильнике водку?
— Какая тебе разница.
— Ну, в общем-то никакой, — согласился он.
Он достал водку и налил себе в чашку, которую взял со стойки.
— Так и будешь пить прямо из чашки? — поинтересовалась она, — Боже мой, Берт… Ладно, о чем ты хотел поговорить? Я же тебе сказала, что мне надо будет уйти. У меня в час урок игры на флейте.
— Ты все еще берешь уроки?
— Я же только что сказала. В чем дело? Что ты хочешь мне сказать? Давай говори, и я пойду собираться.
— Просто хотел попросить у тебя прощения.
— Ты уже попросил.
— У тебя есть сок? — спросил он. — Я разбавлю водку.
Она открыла холодильник и начала переставлять продукты.
— Есть. Клюквенно-яблочный.
— Прекрасно.
— Я пошла в ванную, — сказала она.
Он выпил чашку водки с клюквенно-яблочным соком. Прикурил сигарету и кинул спичку в большую пепельницу, которая всегда стояла на кухонном столе. Принялся рассматривать окурки. Часть из них была той марки, которую курила Вера, часть — нет. Некоторые даже были лавандового цвета. Он встал и вытряхнул их все под раковину.
Пепельница на самом деле пепельницей не была. Это была большая керамическая тарелка, которую они купили в Санта-Кларе — на ярмарке, у бородатого горшечника. Он сполоснул ее и вытер. Поставил обратно на стол. А потом с силой раздавил в ней свою сигарету.
Вода на плите начала закипать, и тут же зазвонил телефон.
Он услышал, как она открыла дверь и закричала ему из ванной через всю гостиную:
— Возьми трубку! Я уже под душ залезла.
Телефон стоял на стойке, за сковородкой в углу.