Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

* * *

Если на мою могилу не прольются слезы милой,То моя могила будет самой нищею могилой.

Если я утешусь, если обрету успокоенье,—Успокоюсь не от счастья, а от горечи постылой.

Если Лейлу я забуду, если буду стойким, сильнымНазовут ли бедность духа люди стойкостью и силой?

* * *

Пусть любимую мою от меня они скрывают,Пусть эмир и клеветник мне грозят, хоть мало значу

А рыдать моим глазам запретить они не смеют,Им из сердца не дано вырвать ту, что в сердце прячу.

Клевета мою любовь вывернула наизнанку,Чистоту назвав грехом, отняла мою удачу.

Только к богу я могу с жалобою обратиться:«Посмотри, как больно мне, как я мучаюсь и плачу!»

* * *

О, как мне нравится моя газель ручная:Траву она не ест, ее жилье — шатер.

И шею и глаза взяла у диких сверстниц,Но стан ее стройней, чем у ее сестер.

Боюсь я, что умру, поверженный любовью,—О милости моля, я руки к ней простер.

Газель — жемчужина: ловцу она покорна —Он раковину вскрыл, и глаз его остер.

Клянусь я тем, кто дал тебе власть надо мной и силу,Тем, кто решил, чтоб я познал бессилье, униженье,

Тем, кто в моей любви к тебе собрал всю страсть вселеннойИ в сердце мне вложил, изгнав обман и оболыценье,—

Любовь живет во мне одном, сердца других покинув,Когда умру — умрет любовь, со мной найдя забвенье.

У ночи, Лейла, ты спроси, — могу ль заснуть я ночью?Спроси у ложа, нахожу ль на нем успокоенье?

* * *

Как только от нее письмо я получаю,—Где б ни был я, — в приют укромный прихожу.

Страдалец, я свою оплакиваю душу,Но оправдания себе не нахожу.

Ведь я ее люблю и добрую и злую,И я себя всегда ее судом сужу.

О, долго ли она со мной сурова будет?О, скоро ли ее любовь я заслужу?

* * *

К опустевшей стоянке опять привели тебя ноги.Миновало два года, и снова стоишь ты в тревоге.

Вспоминаешь с волненьем, как были навьючены вьюки,И разжег в твоем сердце огонь черный ворон разлуки.

Как на шайку воров, как вожак антилопьего стада,Ворон клюв свой раскрыл и кричал, что расстаться вам надо.

Ты сказал ему: «Прочь улетай, весть твоя запоздала.Я узнал без тебя, что разлука с любимой настала.

Понял я до того, как со мной опустился ты рядом,Что за весть у тебя, — так умри нее, отравленный ядом!

Иль тебе не понять, что бранить я подругу не смею,Что другой мне не надо, что счастье мое — только с нею?

Улетай, чтоб не видеть, как я умираю от боли,Как я ранен, как слезы струятся из глаз поневоле!»

Племя двинулось в путь, опустели жилища кочевья,И пески устремились к холмам, засыпая деревья.

С другом друг расстается — и дружба сменилась разладом.Разделил и влюбленных разлучник пугающим взглядом.

Сколько раз я встречался на этой стоянке с любимой —Не слыхал о разлуке, ужасной и непоправимой.

Но в то утро почувствовал я, будто смерть у порога,Будто пить я хочу, но отрезана к речке дорога,

У подруги прошу я воды бытия из кувшина,Но я слышу отказ; в горле жажда, а в сердце — кручина…

* * *

Весь день живу, как все, но по путям ночнымБегу, бессонницей моей к тебе гоним.

Весь день я разговор с соседями веду,Но но ночам горю в безумии, в бреду.

Так сопряжен со мной моей любви огонь,Как с пальцами руки сопряжена ладонь.

Я б упрекал тебя, чтобы помочь себе,Но разве польза есть в упреках иль в мольбе?

Тобою плоть моя превращена в стекло —Смотри же, что в моей душе произошло.

Желаю ли с тобой свидания? Увы,Кто много возжелал, лишился головы!

* * *

Что делать вечером бредущему в тоске?С камнями речь веду, рисую на песке,Потом рисунок свой слезами я смываю,И вороны кричат, садясь невдалеке.

* * *

Я с ней простился взглядом, слезами обливаясь.Сказать ей в день разлуки мне не дали ни слова.

Но можно ли слезами навек проститься с сердцем?Кто видел в мире этом влюбленного такого?..

Живи, не зная горя, до воскресенья мертвых,Когда погаснет солнце и воссияет снова.

* * *

Ужель потому ты заплакал, что грустно воркует,Другой отвечая, голубка в долине зеленой?

Иль прежде не слышал ты жалоб и стонов голубки?Иль прежде разлуки не знал ты, на боль обреченный?

Иль ты не видал, как заветное люди теряют?Иль так же, как ты, ни один не терзался влюбленный?

Да брось ты о Лейле вздыхать: тот, кто любит, — несчастен,И страсть, без надежды, томится в душе потрясенной.

* * *

Только тот — человек, тот относится к людям, кто любит.Кто любви не изведал, тот нравом бесчестен и зол.

Я ее упрекал, но она мне сказала: «Клянусь я,Что верна я тебе и что день без тебя мне тяжел.

Ты ко мне приходи, если этого сильно ты хочешь,Ибо я еще больше хочу, чтоб ко мне ты пришел».

* * *

О Лейлы ласковый двойник, ты будь ко мне добрей:Недаром другом я тебя избрал среди зверей!

О Лейлы ласковый двойник, не убегай отсель,Быть может, долгий мой недуг ты исцелишь, газель.

О Лейлы ласковый двойник, мне сердце возврати:Оно, как бабочка, дрожит, зажатое в горсти.

О Лейлы ласковый двойник, ты мне волнуешь кровь,И ту, что не могу забыть, напоминаешь вновь.

О Лейлы ласковый двойник, со мной часок побудь,Чтоб от больной любви моя освободилась грудь.

О Лейлы ласковый двойник, не покидай лугов,Да вечно будешь ты вдыхать прохладу облаков.

Ты так похожа на нее, ты — счастье для меня,И я поэтому тебе — защита и броня.

Тебя на волю отпущу, ступай ты к ней в жилье.Спасибо ей за то, что ты похожа на нее!

Твои глаза — ее глаза, ты, как она, легка,Но только ножки у тебя — как стебли тростника.

Весь божий мир, о Лейла, вся безмерность естестваМою любовь, мою печаль в себе вместят едва!

Мне всё напоминает дни, когда с тобой вдвоемМы шли в степи, цвела весна — те дни мы не вернем!

Свой взгляд горящий от тебя пытаюсь отвести,Но он упорствует: к другой нет у пего пути.

Быть может, если по земле пойду как пилигрим,С тобою встречусь я в горах и мы поговорим?

Душа летит к тебе, но я ей воли не даю:Стыдливость в этом усмотри природную мою.

О, если б то, что у меня в душе сокрыто, вдругТебе открылось, — поняла б, что я — хороший друг.

Спроси: кому когда-нибудь утяжелял я путь?Спроси: я причинял ли зло друзьям когда-нибудь?

* * *

Мне говорят: «В Ираке она лежит больная,А ты-то здесь, здоровый, живешь, забот не зная».

Молюсь в молчанье строгом о всех больных в Ираке,Заступник я пред богом за всех больных в Ираке,

Но если на чужбине она — в тисках болезни,То я тону в пучине безумья, в смертной бездне.

Из края в край брожу я, мои разбиты ноги,Ни вечером, ни утром нет к Лейле мне дороги.

В груди моей как будто жестокое огниво,И высекает искры оно без перерыва.

Лишь вспомню я о Лейле, душа замрет от страсти,И кажется: от вздохов рассыплется на части…

Дай мне воды глоточек, о юное светило,Что и луну блистаньем и молнию затмило!

Ее чернеют косы, — скажи: крыла вороньи.В ней все — очарованье, томленье, благовонье.

Скитаюсь, как безумный, любовью околдован,Как будто я цепями мучительными скован.

С бессонницей сдружился, я стал как одержимый,А сердце бьется, стонет в тоске непостижимой.

Весь от любви я высох, лишился прежней силы —Одни остались кости, одни сухие жилы.

Я знаю, что погибну, — так надобны ль упреки?И гибель не погасит любви огонь высокий.

Прошу вас, напишите вы на моей могиле:«Любовь с разлукой вместе несчастного убили».

Кто мне поможет, боже, в моей любви великойИ кто потушит в сердце огонь многоязыкий?

* * *