1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

Люшков, как и в Ростове-на-Дону, стремился лично поучаствовать в «допросах с пристрастием». Вот что показал в 1939 году арестованный начальник ОО ГУГБ НКВД Амурской Краснознаменной военной флотилии С.Л. Вышковский-Штейнберн: «В отношении Шталя, получил я его в наручниках от Хорошилкина. Я с ним просидел целый день, наручники с него не снял, но он мне не дал показаний. Пришли Каган и Люшков, побили Шталя и ушли… Люшков мне отдал приказание об аресте его жены. Буквально через несколько минут после приказания Люшкова Шталь дал показания…»[221].

Часто в ход вновь шли излюбленные еще с Ростова-на-Дону «особые» методы допросов. Небольшая выдержка из показаний одного из арестантов, бывшего заместителя управляющего Сахалинским госрыбтрестом Тучина побывавшего в следственной комнате у Люшкова, Кагана и Малахова: «Я помнил себя… в течение 10 суток. Все это время я беспрерывно, день и ночь, был на ногах, все время в кольцах (в наручниках. — Прим. авт.), без сна, без отдыха, без пищи. Если я начинал дремать — обливают холодной водой, падаю — поднимают, бьют. Наконец я теряю нормальный рассудок, начинаются галлюцинации… Наконец очнулся в подвальной одиночной камере. Лежу, весь в ссадинах, кровоподтеках, с распухшими и посиневшими ногами и руками, перетертыми местами до кости»[222].

Люшков постоянно представлял в Наркомвнудел СССР на утверждение списки осужденных по 1-й (расстрел) и 2-й категориям (заключение в лагерь). В сентябре 1937 года он направил на имя Ежова первый список осужденных к 1-й категории (72 человека). В последующем «аппетиты» Дальневосточного управления НКВД лишь росли: 3 января 1938 года в Москву ушел список на 138 человек, осужденных по 1-й и 2-й категории, 3 февраля 1938 года — новый список, сплошь состоящий из чекистов, участников «правотроцкистской организации, существовавшей в системе органов НКВД Дальневосточного края»[223].

Среди приговоренных к расстрелу оказались бывшие — заместитель начальника УНКВД С.И. Западный, помощник начальника УНКВД и начальник ОО ГУГБ НКВД ОКДВА С.А. Барминский, начальник ОО ГУГБ НКВД 20-го стрелкового корпуса Л.М. Богословский, заместитель начальника УНКВД по Амурской области И.З. Гурушидзе, начальник 52-го Сахалинского морского погранотряда НКВД И.Г. Домарев, помощник начальника УНКВД и начальник УЛМЗ и ТП УНКВД А.Я. Мартинелли, помощник начальника 5-го отдела УГБ УНКВД Е.И. Казаков, начальник ОК УНКВД С.И. Полозов, начальник 2-го (оперативного) отдела УГБ УНКВД А.Г. Трансток и многие другие. В списке оказались и жены чекистов — Т.Н. Барминская, М.И. Богданова, Е.К. Западная, А.Д Лихачева.

Всего в этом списке было 138 человек. После утверждения в Центре (свои подписи поставили Сталин, Ворошилов и Молотов) в Хабаровске начались массовые расстрелы. Все делалось с такой поспешностью, что в дальнейшем из всех документов февральских 1938 года судебных заседаний в архивно-следственных делах большинства расстрелянных чекистов обнаруживался единственный «итоговый» документ: «Приговор выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР о высшей мере наказания (следовали фамилия, имя и отчество. — Прим. авт.) исполнен (идет дата и время расстрела. — Прим. авт.)». И никаких распоряжений судей о приведении приговоров в исполнение, актов коменданта УНКВД о приведении приговоров.

Начальника Дальневосточного краевого управления НКВД стали ставить в пример остальным региональным руководителям органов госбезопасности. На январском совещании 1938 года в НКВД СССР Н.И. Ежов высоко оценил работу Люшкова, заявив, что на Дальнем Востоке было репрессировано 70 тысяч «врагов народа», и это был один из самых высоких показателей в стране[224].

В ноябре — декабре 1937 года шло выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета Союза ССР. По всей стране, вперемешку со «знатными людьми» города и деревни, кандидатами выдвигались представители нового поколения сталинской партийно-советской номенклатуры, заявившей о себе в последние месяцы политического террора. Вместе с краевым руководством — первым секретарем крайкома ВКП(б) Стацевичем, председателем крайисполкома П.К. Легконравовым, командующим ОКДВА В.К. Блюхером и другими в кандидатские списки попал и Люшков.

28 октября на собрании коллектива рабочих лесокомбината «Амургосрыбтреста» в Николаевске-на-Амуре его кандидатура была единогласно поддержана собранием. Инициатива выдвижения «зоркого чекиста» в Верховный Совет принадлежала некоему «товарищу Фельдману, присутствующему на собрании» и одновременно являвшемуся начальником УНКВД по Нижне-Амурской области Я.Л. Фельдманом[225].

С этого дня Люшков стал политической фигурой краевого масштаба: его фотографии и хвалебные статьи о нем появляются в газетах, он выступает на встречах с избирателями и принимает их «наказы», неизменно включается в состав «почетных президиумов», стоит на трибуне с Блюхером и Стацевичем, принимая ноябрьский парад войск Хабаровского гарнизона. Внешность Люшкова ничего не говорила окружающим о характере его деятельности в крае: несколько одутловатое лицо с выпуклыми глазами, буйная, зачесанная назад шевелюра и усики «мушкой», делавшие его похожим на несколько раздобревшего чаплинского персонажа.

В январе 1938 года на Ежова сверху было оказано давление с целью ослабления массового террора, грозившего стать совершенно неуправляемым. После доклада Маленкова 14 января на пленуме ЦК ВКП(б) и известного постановления «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии…» наметилась тенденция некоторого «отката» в практике массового политического террора. Ежову пришлось пожертвовать наиболее одиозными фигурами из местных чекистов-«перегибщиков». Одних арестовали и начали следствие по их «вредительской деятельности», другим просто «дали по рукам» и перевели на новое место службы с понижением в должности.

Люшков не попал в число ни тех ни других, оставаясь неуязвимым благодаря личной благосклонности Ежова. Именно он заступался за начальника УНКВД по ДВК, когда на того поступали компрометирующие материалы. Так было в случаях с показаниями бывшего наркома внутренних дел ЗСФСР Т.И. Лордкипанидзе, бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР Г.Е. Прокофьева, бывшего начальника 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР Л.Г. Миронова и других, Именно Ежов на предложение Фриновского арестовать «этого ставленника Ягоды» заявил, что Люшкову он доверяет[226].

Однако на уровне политического руководства края тенденция «отката» проявилась: с этого времени ярый «разоблачитель» Стацевич ушел в тень, уступив место 2-му секретарю Далькрайкома (и сослуживцу по Московскому комитету партии) A.M. Анисимову. Последний сделал доклад на краевом партактиве — «Итоги январского Пленума ЦК ВКП(б) и задачи парторганизации ДВК», свалив всю вину за массовые исключения коммунистов на районное партийное руководство[227].

Одним из последних широко освещавшихся в советской прессе награждений чекистов (в 1938 году их почти не было) стало награждение дальневосточных наркомвнудельцев Люшкова, отличившихся в ходе депортации корейцев и транзитных перевозках заключенных в лагеря Колымы. 6 февраля 1938 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении работников УНКВД ДВК и работников НКПС», где фигурируют отмеченные орденами Красной Звезды начальник УНКВД по Амурской области М.И. Говлич, начальник УНКВД по Приморской области М.И. Диментман и другие[228].

Тучи над головой Люшкова и его чекистов стали сгущаться с апреля 1938 года, и этому предшествовали грозные события в Киеве и Москве.

Среди тех, кому Ежов был вынужден «дать по рукам» в январе 1938 года, оказался давний покровитель Люшкова, нарком внутренних дел УССР И.М. Леплевский. Уже через два месяца после его назначения на Украину, в августе 1937 года, Ежову пришлось посылать в Киев комиссию НКВД во главе со своим заместителем Л.Н. Вельским для рассмотрения многочисленных жалоб на произвол нового наркома. Как выяснил Вельский, Леплевский ориентировал местных чекистов исключительно «на цифру» разоблаченных «врагов народа», и «липачество» в органах НКВД Украины, даже на всесоюзном фоне «ежовщины», выглядело чудовищно. Кроме того, первый секретарь ЦК КП(б) Украины С.В. Косиор планомерно уничтожал руками Леплевского остатки партийного аппарата своего бывшего соперника Постышева.

В январе 1938 года Леплевского пришлось отозвать из Киева и назначить начальником 6-го (транспортного) отдела ГУГБ НКВД СССР. Расследованием его бурной деятельности в 1937 году теперь занялся новый руководитель НКВД УССР А.И. Успенский. 26 апреля 1938 года Леплевский был арестован по обвинению в «активном участии в правотроцкистской антисоветской организации и проведении контрреволюционной предательской деятельности». Вскоре он признался, что в 1932 году был вовлечен в организацию «правых» (затем — «правотроцкистов») своим старшим братом Г.М. Леплевским. Во главе заговорщиков стояли Рыков, Бухарин и Томский. После своего назначения на Украину в 1937 году Леплевский «начал очищать аппарат НКВД от кадров Балицкого, принимая меры для предотвращения полной ликвидации антисоветского подполья»[229].