1937. Большая чистка. НКВД против ЧК - Александр Папчинский

Арестованных мать и сестер Люшкова по неясным причинам посадили вместе в одну камеру. За то время, пока они отсиживали «положенный срок» перед допросами (а он затянулся на целых девять месяцев), родственники, вероятнее всего, обговорили общую линию поведения. Бывшая чекистка Анна Люшкова научила своих родных тому, что нужно говорить на допросах.

И когда начались вызовы к следователям, то сестры Люшковы стали давать показания, что называется, под копирку. Их брат — изменник Родины, с ними он никаких отношений не поддерживал, писем не писал, в гости не приезжал, лишь изредка высылал деньги на содержание матери. Главной причиной столь холодных отношений между Генрихом и его родными были якобы происки его русской жены, которая не хотела знаться ни с матерью, ни с сестрами и братом своего мужа.

Им вторил и Семен Люшков. Генрих с ним близких отношений не поддерживал, так как знал о «политической невоздержанности» своего старшего брата (того еще в 1927 году обвиняли в «близких контактах» с троцкистами, а в 1936 и 1937 гг. дважды исключали из партии). Никакой помощи он не оказывал, несмотря на свой высокий пост в органах НКВД. Вероятно, отношения между братьями действительно были прохладными, но следует учитывать, что Семен Люшков около 8 лет проработал в органах прокуратуры и в вопросах следствия был тертым калачом[260].

Создается впечатление, что следствие в отношении родственников Люшкова велось спустя рукава, то ли аппарат УНКВД по Харьковской области растерял в период «ежовщины» настоящих профессиональных следователей, то ли из Москвы пришло указание до поры до времени не активизировать следственные действия в отношении родных Люшкова. Ведь окажись они в руках Опытного чекиста, их «обстоятельные» показания могли вывести на более высокие властные круги, и не только на Украине, но и в Москве.

В материалах уголовного дела родных Люшкова есть отдельные моменты, говорящие о том, что побег бывшего начальника УНКВД не был столь спонтанен. Возможно, он готовился заблаговременно, и в подготовке к нему Генриху Самойловичу могли помогать некие помощники (возможно, и не ведающие об истинных намерениях чекиста). Так, в конце мая 1938 года Люшков переслал матери значительную сумму денег, а также поспособствовал появлению приказа о переводе его сестры сотрудницы 12-го отдела УГБ УНКВД Харьковской области на работу в УНКВД по ДВК.

В 1939 году прокурорские работники, изучив материалы уголовных дел на Рахиль, Анну, Елизавету и Семена Люшковых, пришли к заключению, что в их действиях нет состава преступления. Но в НКВД СССР не были намерены выпускать на свободу «членов семьи изменника Родины», а потому предъявили им обвинение в принадлежности к антисоветской террористической организации и отправили все материалы на рассмотрение в Особое Совещание (ОСО).

5 октября 1939 года ОСО при НКВД СССР вынесло свое решение: Р.С. Люшкова как «член семьи изменника Родины» была приговорена к пяти годам высылки в Казахстан, такая же участь постигла и ее дочерей — Анну и Елизавету. Семена Люшкова «за принадлежность к контрреволюционной организации и как члена семьи изменника Родины» осудили на 10 лет лагерей.

Судьба близких Люшкова сложилась по-разному. 28 декабря 1939 года в пересыльной тюрьме умерла Р.С. Люшкова. Сестра Анна после вынесения приговора была направлена на лечение в психиатрическую больницу (Сабурова дача), а затем «в связи с болезненным состоянием» в гинекологическую клинику в Харькове. Здесь ее и застала война. В 1943 году А.С. Люшкову расстреляли немцы. Старшего брата Семена отправили в Северо-Уральский лагерь НКВД. 6 апреля 1942 года он умер от пеллагры в одном из лагерных отделений Ивдельлага НКВД (станция Лобва Свердловской области)[261].

Судьба улыбнулась лишь Елизавете Люшковой. Она отбыла свой срок ссылки в казахстанском городе Актюбинске, работала в местной больнице, в 1945 году была даже награждена медалью «За доблестный труд в период Великой Отечественной войны». На 1957 год она проживала в Актюбинске, работала врачом в районной поликлинике. К сожалению, ее дальнейшая судьба авторам очерка неизвестна[262].

Именно Елизавета Люшкова в 1956 году обращалась в Генеральную прокуратуру СССР с просьбой реабилитировать ее близких, в июле 1962 года подавала заявление на пересмотр дела в отношений своего брата Генриха[263]. 25 января 1957 года судебные инстанции вынесли свое решение: уголовные дела в отношении Рахили, Анны, Елизаветы и Семена Люшковых прекратить за неимением в их действиях состава преступления. На ее заявление от 1962 года из КГБ при СМ СССР был получен отрицательный ответ.

Первой же в списке пострадавших стоит жена Люшкова — Нина Васильевна. Чекисты арестовали ее 15 июня 1938 года на московской квартире Люшкова (улица Малая Каретная, д. 6, кв. 2)[264].

В зарубежных источниках есть данные о том, что Люшков пытался вывезти за рубеж свою семью (жену и приемную дочь). Он воспользовался тяжелой болезнью дочери и якобы добился того, чтобы она в сопровождении матери выехала на длительное лечение за границу. После подтверждения о выезде семьи за границу он и ушел за кордон[265].

Архивные материалы опровергают подобную трактовку событий. Никто из родных Люшкова и не пытался сбежать за границу. Его жене было предъявлено обвинение в том, что, зная о намерениях мужа бежать за границу, она не сообщила об этом органам власти. Арестованная же вину свою отрицала, утверждая, что ничего о планах супруга не знала. Следствию так и не удалось предоставить веских доказательств вины Люшковой-Письменной.

Единственным свидетельством «предательства» Нины Васильевны стало сообщение агентства «Домей-Токио» от 1 июля 1938 года, что перед своим побегом Люшков отправил жену в Москву, предварительно сообщив о своем намерении бежать за границу и рекомендовав ей уехать в Польшу. Дескать, Люшков, еще находясь в Приморье, получил от жены условленную телеграмму «о благополучном бегстве из СССР» и лишь после этого ушел за кордон.

В НКВД СССР понимали, что подобная информация никакими объективными данными не подтверждается, по этой причине и приговор оказался крайне мягким. 19 января 1939 года она как «член семьи изменника Родины» была осуждена на 8 лет лишения свободы. В мае 1939 года Люшкова прибыла в Акмолинское отделение Карагандинского ИТЛ НКВД (более известное как АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины). Летом 1940 года она подавала документы об изменении приговора, однако в августе 1940 года поступило повторное решение Особого Совещания — «прежнее решение оставить в силе»[266].

Ровно через восемь лет, срок в срок — 15 июня 1946 года Люшкова-Письменная была освобождена из мест заключения. Власти оказались снисходительны к жене чекиста-предателя, ей разрешили проживать в одном из пригородов Москвы[267].

В 1962 году она обратилась с просьбой о своей реабилитации. Около десяти месяцев сотрудники КГБ и Главной Военной прокуратуры изучали материалы архивно-следственного дела жены Люшкова. Как и в 1939 году следователи пришли к заключению, что Нина Васильевна ничего не знала о планах своего мужа уйти за кордон, а потому вынесли заключение, что по ст. 58–1 «в» ч. I УК РСФСР (измена Родине) она репрессирована необоснованно. Но снять вину полностью с жены предателя Родины не захотели, и 1 октября 1962 года Военный трибунал Московского ВО лишь переквалифицировал приговор 1939 года: 8 лет лишения свободы заменили 5 годами ссылки, одновременно изменив и статью уголовного приговора[268].

Но вернемся к судьбе нашего главного героя. Японцы несколько недель держали в тайне факт ухода Люшкова за кордон. Об этом не знали даже высокопоставленные сотрудники японского посольства в Москве. Но слухи о побеге высокопоставленного сотрудника НКВД в Японию все же просочились в зарубежную прессу. Первыми информацию о побеге смогли получить польские разведчики, правда, и эти данные были крайне расплывчатыми. 24 июня 1938 года одна из рижских газет, со ссылкой на польские источники, опубликовала заметку об исчезновении на Дальнем Востоке начальника краевого УНКВД Люшкова. 30 июня 1938 года аналогичная заметка появилась в немецкой прессе.

Официальные сообщения о том, что крупный советский чекист перешел на сторону японских властей, появились лишь 1 июля 1938 года. Департамент информации Военного министерства Японии заявил: «Опасаясь за свою судьбу ввиду проводимой в Советском Союзе чистки начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга (что соответствует званию генерал-майора) Люшков Генрих Самойлович в поисках защиты у нашего государства около 5 часов 30 минут 13 июня перешел маньчжуро-советскую границу в районе города Консюн и был арестован пограничной охраной Маньчжоу-Го»[269]. Эту новость незамедлительно подхватили все мировые информационные агентства.