Любовь и виски - Смолвидж Грег

Значит, действительно «пасут». Если эти ребята профессионалы, возможно, за мной наблюдает ещё одна пара глаз. Тогда скрыть свои перемещения мне всё равно не удалось. В общем, высовываться не стоит.

Я развернулся к гостинице. Револьвер лучше снова прихватить с собой…

July 19, 1963, Friday, 11:40 p. m.

Bath, 11 Linden St, Bartolommeo’s House

Что ж, партия в самом разгаре, медлить нельзя. Я решил пойти неожиданно. Если есть хоть один шанс, что убийства отца Бартоломью и Вёрджила Лава связаны, нужно это проверить. Только, в отличие от комнатушки студента, апартаменты священника, конечно, обыскивали.

Но действия полиции в таких случаях всегда прямолинейны: протокол-съёмка, улики-свидетели. Сплошь выполнение инструкций. А я подойду к делу неформально – постараюсь понять, чем жил интендант методистской церкви, что могло стать причиной его гибели.

И ещё, раз за мной следят, значит, я на верном пути. Согласен, лезть на рожон рискованно, но, с другой стороны, игра на опережение – ход, которого от меня ждут меньше всего. Противник уверен, что слежка раскрыта. «Объект» ретировался, стало быть, засядет в гостинице, поджав хвост.

Так вот, не дождётесь! Вечером к пастору, а утром на вокзал. Любой возможностью получить новую информацию следует пользоваться незамедлительно. И взглянуть на жилище убитого священника лишним не будет уж точно.

А ночью проще затеряться. Обожаю это время. Снарядился основательно – стеклорез, фонарь-дубинка, револьвер. И чёрная одежда. Выбирался через крышу. Better be safe than sorry![13] Под окнами могут дежурить. А «засветиться» второй раз за день я не имею права. Даже если у меня и паранойя, из передряг выносит именно она.

Выход на крышу оказался заперт. На хиленькой двери висел внушительный замок. Только недаром говорят: замки для честных людей! Прицельный удар каблуком чуть выше запирающей дужки, и дверь почтительно раскрылась. Замок остался болтаться на стояке. Тем лучше, проще будет залатать.

Смешанный с запахом гудрона свежий ветерок обдал на крыше. Близкое соседство с водой располагает к сквознякам. Темнота. Свет сочится от фонаря на противоположной стороне улицы. Его хватает, чтобы приметить пожарную лестницу с торца отеля. Подобравшись к ней, прислушался – вроде тихо.

Спустившись, сразу скрылся за мусорными баками. Так, на всякий случай. Но, кроме завываний ветра, звуков не доносилось. Немного успокоился. Обойдя гостиницу, перебрался на параллельную улицу. Кажется, всё в порядке.

С учётом активной миссионерской деятельности интенданта методистской церкви место жительства последнего и так притягивало достаточно народу, а уж после гибели хозяина его скромный домик на Linden St сразу превратился в паломнический центр всего верующего населения города. Всем хотелось проводить в последний путь истинно праведного человека.

Только был ли пастор таким уж праведным? Признаюсь, моё отношение к религии всегда было неоднозначным. До определённого возраста религиозные вопросы я сознательно игнорировал. Да, в детстве мы посещали с мамой воскресные службы, но не более того. Исповедовался последний раз я вообще в младенчестве.

При этом атеистом назвать себя не могу. Пару раз спасался только чудом. Не признавать наличия высших сил после такого – значит сильно грешить против истины. Так что в Бога я всё-таки верю… Но как-то сильно об этом не задумываясь и, уж конечно, без отправления внешних обрядов.

За этими непростыми мыслями вдали показался приземистый домик. Хотя идти пришлось прилично. Поворачивать во двор сразу было неразумным. Я спокойно проследовал мимо, обойдя строение вокруг. Ни души. Дверь чёрного хода соседствовала с окном на террасу.

Я надел перчатки и включил фонарь. Вооружившись стеклорезом, аккуратными движениями выдавил квадратное стекло на себя. Резал по минимуму, только чтобы забраться самому. Вся процедура заняла буквально несколько минут, внутрь удалось попасть бесшумно. Ну, то есть почти – в последний момент всё-таки завалился на пол. Нет, не в поисках чего-то конкретного, а так, осмотреться, отдохнуть.

Две комнаты и лестница на второй этаж. Не без труда я всё-таки поднялся. Начну с той, что поближе, левой. Она оказалась спальней. Кровать, шкафы и телевизор. Свет фонаря всполохами пробежал по стене. Ничего особенного – навесной календарь и ростовое зеркало. Ok, let’s go further!

Комната справа была оборудована под кабинет. То, что нужно! Рабочее бюро, комод, две полки с книгами. В столе ничего. Ровным счётом. Только чистые листы, чернильница и пустые папки для бумаг. Сверху разбросаны газеты.

Ладно, изучим домашнюю библиотеку. Hemingway. Разве не грех обращаться к творчеству самоубийцы? Далее, Tommaso Campanella, Maxim Gorky??? Тут моих литературных познаний может не хватить. Это… советский писатель? So strange. Официально его, конечно, не запрещали, но лет пять назад увлечения подобным автором с лихвой хватило бы для допроса у федералов. С пристрастием.

«Das Manifest der Kommunistischen Partei», Karl Heinrich Marx und Friedrich Engels. На языке оригинала. А вот за такое упекли бы точно! Видимо, на явно социалистические увлечения священника-методиста полиция просто не обратила внимания. Но не за это же его убили? Набор, конечно, необычный. Личность интенданта открывается с новой стороны. Был ли этот человек тем, за кого себя выдавал?

На полке стояло несколько белых, как снег, томов. На обложках и корешках интригующая пустота. Фонарь озарил случайную страницу:

…Социалистическое и христианское мировоззрения сходны, как две капли воды. Социализм в отрыве от важного общественного регулятора, коим является христианская религия, превращается в машину угнетения. И как бы ни подавали социалистическое учение материалистически настроенные философы, вся современная история человечества показывает, что настоящее государство не может быть построено без Бога.

Только не следует искать Творца как высшую вселенскую сущность, нужно стремиться «строить» его прямо внутри коллектива – аккумулируя энергию революционных масс…

Чего только не приснится на ночь! Это, я так понимаю, собственные сочинения пастора? Я полистал дальше:

…Вне истинного, христианского смирения классовая борьба превращается в инструмент удовлетворения личных амбиций. Напомню, братья, что первые христианские общины как раз и были настоящими коммунами, основанными на равенстве, братстве и интернационализме, тогда как всё дальнейшее развитие Церкви, особенно сращивание её с государственным аппаратом, пошло по ложному пути…

Прямо скажем, далёкий от методистского взгляд на христианские догмы. Слишком сильно даже для меня. Боюсь, кроме коммунистических наклонностей пастора с примесью какой-то мутной христианской эзотерики, ловить здесь больше нечего. Что ж, прикорну, а утром на вокзал.

День двенадцатый

July 20, 1963, Saturday, 7:00 a. m.

Bath, Commercial St, Railroad Station

Раннее утро. В такие моменты трудно любить жизнь. Особенно с моим к ней отношением. И я Мик, God damn, Дейр даю себе слово, что исчезну отсюда сразу же, как только докопаюсь до истины. Причём «отсюда» – это даже не из Bath’а, нет. Весь округ Sagadahoc сотру из памяти навсегда. До того осточертело.

Зал ожидания вокзала едва ли тянул на громкое звание «зала». Скорее, на помещение для ожидающих. Камеры хранения я обнаружил по характерному указателю в виде сейфа со стрелочкой. Сверху висело табло с расписанием рейсов. «Bath Mein» – светились огромные буквы. Почти как Batman! Помните назойливого персонажа, с помощью которого ушлые бизнесмены уже более двух десятков лет наживаются на детском желании быть героями?