Череп Шерлока Холмса - Нил Гейман

Лестрейд вздохнул — причем не напоказ, а очень искренне, махнул рукой и ушел не прощаясь. Холмс в глубокой задумчивости направился к кабриолету, я — за ним. Мы вздрогнули и тронулись сквозь лондонскую ночь.

— Так кто все-таки расследует дело? — спросил я минут через семь угрюмого молчания. — Биррел или Маггат?

— Десять минут назад его расследовал Лестрейд. Сейчас — по официальной версии — никто. Оно закрыто. Скотланд-Ярд верит в совпадения.

— Так кто же такие Биррел и Маггат?

— Начальники личных охран.

— Вот это да! Кларенса и Перселла?

— Нет, Ватсон. Им теперь нужна другая охрана. Джойса и Вордуорта.

Далее мы молчали. Профиль Холмса еле виднелся в темноте. Но знание частично заменяет зрение — я понимал, что в мозгу моего друга зреет разгадка этого ужасного дела.

И тут мне показалось, что и в моем мозгу тоже вызревает ответ, буквально набухает, как опухоль. Я прикрыл глаза — и на мгновение обстоятельства и детали сложились в ясную картину. Так, вероятно, археолог вдруг выкладывает вазу из черепков. Я попробовал удержать вазу в голове — но осталась лишь память о ней.

Назавтра мне удалось отоспаться без снов. А проснулся я от того, что кто-то довольно бесцеремонно тряс меня за плечо. Впрочем, что значит «кто-то»? Конечно, Холмс.

— Одевайтесь. В три часа нас ждут в «Альбионе».

— Шерлок, с каких пор мы с вами завтракаем в «Альбионе»?

— С тех пор, как постоянных клиентов вышибает молнией, — ответил Холмс с кривой улыбкой.

За столом нас оказалось восьмеро. Кроме смутно знакомых Биррела и Маггата, как-то осевших и посеревших, и, разумеется, нас с Холмсом, по периметру стола располагались четыре весьма занятных персонажа.

Начнем со священника в полном облачении, с круглым ухоженным лицом. Среди мрамора и хрусталя «Альбиона» он выглядел элементарным ряженым, но держался вполне вальяжно. Рядом с ним сидел мужчина лет тридцати, одетый дорого и неброско, с лицом красивым, но как бы с неуловимым дефектом. Присмотревшись, я понял: это составленное из правильных черт лицо было лишено всяческого выражения, как у манекена. Оставшиеся двое были еще диковиннее.

Первый (иначе — седьмой) был огромен и избыточен. Он сидел неподвижно, но казалось, что он бурно жестикулирует; волосы его были причесаны, но казались растрепаны; цвет их был невыразительно каштановым, но по странной аберрации зрения представлялся рыжим. В общем, этот человек походил на мощно пенящуюся жидкость, чудом загнанную в опрятный сосуд и ежеминутно готовую вырваться наружу.

Последний, восьмой, был худощав и бледен. Скажем точнее — он был костляв и бел, как сама смерть. Глубоко посаженные глаза светились тускловатым светом, выражая нечеловеческую, дикую по силе волю. Сперва, при беглом взгляде, этот человек казался очень молодым, но чем пристальнее на него смотреть, тем старше он становился — и уже через минуту он выглядел древним и ветхим, практически мертвецом, удерживающимся в теле лишь пресловутой волей.

Подали паштет из дичи, бекасов в соусе из шампиньонов, фрикассе из яблок с бересклетом и анжуйское 1863 года.

— Перейдем к делу, — сказал гигант, в два счета управившись с паштетом и вытирая губы сафьяновой салфеткой. — Я Джойс, это (он кивнул на мертвеца) мой коллега и компаньон Вордуорт. Биррела и Маггата вы уже знаете. Отец Дженкинс представляет здесь интересы Ватикана — все же в борьбе с сатаной католики преуспели поболее лютеран. Всё. Ах да… Мистер Грей — так, кажется? — служащий нашей компании по особым поручениям.

— Частный детектив? — со всей учтивостью переспросил я. Джойс затруднился с ответом, но его выручил Холмс.

— Наемный убийца, — пояснил он с очаровательной улыбкой.

— С чего вы это взяли, любезнейший? — сомкнул брови великан.

— Что ж, — безмятежно отвечал Холмс, разделывая тем временем бекаса, — если вам это действительно интересно: характерная мозоль на указательном пальце правой руки…

Громко звякнул нож о тарелку.

— Достаточно! — негромко, но необыкновенно внятно сказал Вордуорт. — Грей — наемный убийца, да и мы с тобой, Гарри, не ангелы. Но сейчас речь не о наших грехах, а о смертельной опасности, в которой мы находимся. Мы готовы принять любые действенные меры, в том числе выходящие за рамки закона. Для обсуждения этих мер мы тут и собрались. Итак, начнем.

Тарелки его стояли на столе чистые, словно этот скелет не нуждался в еде. Бросив, однако, взгляд на общие блюда, я понял, что Вордуорт успел сожрать свою долю, включая фрикассе. Сам я, между тем, все держал возле рта вилку с одним и тем же кусочком паштета. Обозлившись на себя, я направил паштет в рот.

Вкус у него оказался грандиозный.

— Кем бы ни был наш враг, — продолжал живой мертвец, — он изощрен и могуч. Наша цель — спастись. Найти и обезвредить его — лишь средство, но самое радикальное. Ваша задача, господин Холмс, — найти. Вы нуждаетесь в стимуле — что ж, я понимаю: деньги вы презираете, а наши жизни вам глубоко безразличны.

Холмс с непроницаемым лицом разделывал бекаса.

— У каждого из нас есть, однако, своя ахиллесова пята, господин Холмс. Ваша — честолюбие. И если одного лишь вызова тайны вам недостаточно, то… — он метнул через стол в направлении моего друга вчетверо сложенную газету. Я успел заметить весьма узнаваемый силуэтный профиль Холмса и фрагмент заголовка «…ОБУЗДАЕТ ЛИ…».

Нож в руке Шерлока дрогнул. Он — вроде бы небрежно — развернул газету и пробежал глазами небольшую статью. Я видел, как бешенство борется в душе Холмса с обыкновенным его стоицизмом. Наконец он отодвинул от себя газету воистину царственным жестом.

— Конечно же, мистер Вордуорт, вы не знаете этого развязного газетчика.

— Конечно нет. У меня другой круг общения. Но получилось так, что у вас, как и у нас, нет дороги назад.

— Я живу сорок восемь лет, — размеренно ответил Холмс, — и ни разу еще не видел дороги назад. Что же касается нашей с вами ситуации, мне хватает самого вызова тайны.

— Вот и славно, — подытожил Вордуорт. — Итак, вам предстоит найти. Обезвредить — это мы возьмем на себя. — Все посмотрели на Грея — тот чинно жевал фрикассе. — Теперь остается еще одна неприятная версия. Отец Дженкинс…

Священник зачем-то встал, смущенно хихикнул и сел.

— Дорогие господа, — сказал он. — Дорогие мои господа, — вновь глуповатое хихиканье. — Вы поставили меня в весьма двойственное положение. Весьма двойственное, дорогие господа. Если бы не тайна исповеди, я должен был бы уже сейчас давать показания в Скотланд-Ярде, безбожно насилуя свою посредственную память. — Он посерьезнел. — Думаю, что не нарушу пресловутую тайну, если сообщу оставшимся, что эти господа сегодня утром исповедались мне и совокупное время их исповедей составило два часа пятнадцать минут. Замечу, что речь не шла о разорении птичьих гнезд или юношеском рукоблудии. Без сомнения, Господь может преследовать вас за ваши грехи.

— Но ведь вы нам их отпустили! — вскричал Джойс, покраснев. — Иначе какой смысл…

— Священник лишь ходатайствует перед…

— Так ходатайствуйте, дьявол вас дери!

— Если вы не против, — сказал Холмс, — мы с Ватсоном пойдем. Не люблю мракобесия. Доедайте, дружище, и пошли. А вы, Джойс и Вордуорт, не покидайте своих домов. Ни под каким видом. По меньшей мере дней десять. Иначе я снимаю с себя всякую ответственность.

Я кивнул — и мы действительно ушли минуты через три. Но и в эти три минуты состоялось некое представление.

Преподобный Дженкинс сунул банкирам по чеку. Вордуорт мгновенно подписал — Джойс же налился кровью.

— Что-то я не понимаю, святой отец, — прорычал он, — кто нас карает: дьявол, церковь или Господь?

— Раз уж вы сами подняли этот вопрос, — с достоинством отвечал пастор, — у дьявола к вам, по-видимому, нет особых претензий. Церковь (он выразительно посмотрел на Грея) не пользуется подобными методами. Ваших компаньонов покарал Господь — непосредственно или человечьей дланью.

— Так если Господь, то какого черта мы платим церкви?! Или вы занимаетесь почтовыми переводами? И на небесах в ходу шиллинги и фунты?

Священник начал отвечать, но мы с Холмсом уже закрывали величественную дубовую дверь «Альбиона».

На вечер у меня было запланировано несколько визитов. Холмс же посетил Королевскую Академию Наук, лабораторию электричества. Вернулся мрачный, как — извините за навязчивую ассоциацию — грозовая туча.

— Ну что, Холмс?

— Что-что. Ничего. Они говорят, наука еще не дошла до искусственной молнии. А с другой стороны, если бы и дошла, это направление все равно было бы засекречено. Майкрофт ничего не знает. Мне приходится опираться на пустоту, Ватсон! Громобойный аппарат есть. Мы видели итоги его работы. Но кто им владеет? Зачем он убивает этих подлецов? Мой человек проверил счета — один профессор-электронщик потерял двести фунтов на махинациях «КПДВ». Но чтобы из-за двухсот фунтов…