Злая корча. Книга 2 - Денис Абсентис

Увеличилось ли во время эпидемии в Пон-Сент-Эспри поражение зерновых спорыньей в других странах, кроме отмеченной выше Индии? Да, поражение злаков было замечено, например, в СССР: «А. Е. Чумаков (1952) отмечает сильное развитие спорыньи на ржи в 1951 г. в ряде районов Приморского края»[212]. «В условиях предгорной зоны Заилийского Ала-Тау в отдельные влажные годы наблюдается массовое заражение спорыньей дикорастущих злаков: пырея ползучего, ежи сборной (в 1951 г.)»[213].

Что еще мог прочитать обыватель в августовских газетах 1951 года? Буквально перелистнув страницу с очередной заметкой о ходе расследования отравления «хлебом безумия» в Пон-Сент-Эспри, на другой странице он мог заметить новости о нашествии пустынной саранчи:

Восточная Африка, Ближний Восток и Индия в этот момент подвергаются вторжению мощного и опасного врага, численностью в сотни миллионов. Бомбей уже захвачен; Калькутта под угрозой нападения; Кения под ударом; Палестина и Египет подверглись вторжению с востока и юга[214].

И снова мы видим, что спорынья появляется одновременно в далеких друг от друга регионах, и одновременно идет нашествие саранчи (заметим, что накануне похода Дятлова тучи саранчи также буквально опустошили Эфиопию, поставив на грань голодной смерти миллионы людей).

А что еще могли увидеть читатели в своих любимых газетах в августе 1951 года? Рядовой австралийский обыватель, например, подивившись загадочному отравлению хлебом и мельком проглядев статьи о нашествии саранчи, в той же или в другой газете мог найти то, что интересовало его намного больше. Франция и саранча далеко, а вот бытовые проблемы рядом, они актуальны. И газеты радовали своих читателей скидками, которые им предлагали химчистки и прачечные. Реклама в «Намборской хронике» от 17 августа предлагала своему читателю то насущное, что было ему как раз необходимо — бесплатную (без дополнительной платы) очистку брюк от «пятен спорыньи»[215]. Эти запачкавшиеся от медовой росы спорыньи брюки и гольфы были настоящей бедой австралийских леди и джентльменов, которая возникала уже несколько раз — но лишь в определенные годы. Замечали медвяную росу на брюках, впрочем, не только австралийцы.

Глава 13

Брюки пчеловода

Русская природа являет образ высокой гармоничности, символизирующейся в ясную, радостную грусть. Ощущение воздушной легкости и просветленности неизменно сопутствует русскому пейзажу в самых четких его проявлениях, вроде зимнего морозного и солнечного дня, теплого июньского вечера, когда медвяная роса окропляет волны цветущих хлебов, или прозрачного осеннего, одетого в багрец и парчу утра.

Медвяную росу легко узнать, — ответил внук. — Дедушка говорил, что она золотится на листьях, как веселый глазок. Сладкая на вкус, а после нее на ржи черные рожки — спорынья заводится, и зернята посыхают.

Конечно, почему бы и не воспевать спорынью, она действительно гармонична русской природе и культуре, неотъемлемая ее часть, как у Городецкого: «Где желтая рожь спорыньей поросла, / Пригнулась, дымится избенка седая…» (Колдунок, 1907). Однако Городецкий-то пишет об избушке колдуна, поэтому и спорынья. Но не таков критик и драматург Амфитеатров-Кадашев, он искренне наслаждается видением «окропляющего волны цветущих хлебов» яда, от которого заболеет и подохнет скот, если забредет на поле, а то и сами крестьяне умрут после страды. И крестьяне-то это понимают, боятся Ивановой росы или росы св. Ферапонта, называют «худой росой», поговорки придумывают: «Медовая роса сладко стелется да больно выедает», «Выпала медовая роса — моровая на скотину пошла». Детей бегать на поле в такие дни не пускают, чтобы дети этой росой не лакомились. Скотину выгоняют на пастбище, только когда роса спадет. Молятся св. Ферапонту, чтобы эти медвяные росы отвести. В такое время на поле только заезжий городской чудак-литератор выйдет, вдохнет полной грудью свежий ветерок с неприятным запахом медвяной росы (запах предназначен для приманки мух) и начнет рассуждать об «образах высокой гармоничности». Страшно далеки были от народа эти кабинетные патриоты русской природы, страшно.

Другое дело — Горький (к слову, друг отца процитированного Амфитеатрова, тот даже спонсировал каприйскую школу) — как можно видеть из эпиграфа, разбирался писатель в спорынье хорошо и знал циклы ее развития (учитывая его «философский» опыт, это и не удивительно). Но в то же время те, кто был обязан по роду своей работы четко понимать вред медвяной росы, знали о ней не больше Амфитеатрова-младшего.

Павел Семенович Щербина был известным деятелем пчеловодства, автором многочисленных книг и руководств по разведению пчел. Уже первая работа Щербины (1940), переведенная на многие языки народов СССР, выдержала 10 изданий тиражом более полутора миллионов и стала настольной книгой советских пчеловодов. В один прекрасный день Павел Семенович решил прогуляться по ржаному полю, и все было бы хорошо, но вдруг у пчеловода стали сильно пачкаться брюки. Это Щербине явно не понравилось, и он не забыл упомянуть данный неприятный факт в очередном издании своей популярной книги по пчеловодству:

В частности, обильную медвяную росу выделяет рожь после колошения. В это время нельзя пройти по ржаному полю, не испачкавшись росой. При отсутствии взятка с цветков растений пчелы собирают падь и медвяную росу, приносят в улей и перерабатывают в так называемый падевый мед[216].

Как видно отсюда, знания об истоках появления медвяной росы на злаковых остались у пчеловода на уровне расхожих теорий начала XIX века, согласно которым в появлении росы св. Ферапонта виноваты либо тли, либо само растение (далее Щербина упоминает «выпотевание клеточного сока растений»). О спорынье пчеловод ничего не говорит, падевый и «спорыньевый» мед для него одно и то же. Это выглядит довольно серьезным непрофессионализмом, что, впрочем, во времена лысенковщины особого удивления не вызывает (медвяную росу с падью путают и сегодня). Однако о причине появления медвяной росы на злаках знали в России уже к середине XIX века. Еще не понимая, что так размножается грибок, и объясняя появления медвяной росы «раздражением медовников», тем не менее связывали ее именно со спорыньей: «Колоски, въ которыхъ вырастаетъ спорынья, бываютъ покрыты мелкими каплями липкой жидкости бураго цвѣта, выдѣляющейся изъ медовниковъ въ бóльшемъ количествѣ, нежели обыкновенно»[217]. А учитывая описанное в 20-х годах XX века вредное влияние медвяной росы спорыньи на пчел, пчеловод это знать был обязан (пчелы от нее гибнут, мед отличается составом)[218]. Да и сами пчеловоды уже давно в курсе: «Кроме того, пчелы собирают довольно часто сладкий сок, выделяемый цветами ржи и других злаков, пораженных спорыньей. Капли сладкой жидкости выступают из цветочных чешуек ржи, по Ячевскому, в тот период, когда завязь цветка уже заменена грибницей спорыньи»[219].

Но нас пока интересует не неведение «старейшего специалиста по пчеловодству нашей страны» (так автор представлен в предисловии), а другое: в каком именно году рожь стала так пачкаться? Щербина написал много книг и переиздавался десятки раз. Приведенная выше цитата — из издания 1964 года. От издания к изданию текст немного менялся. В издании 1956 года мы эту же фразу можем найти в более коротком варианте «В это время нельзя пройти по ржаному полю, не испачкавшись»[220]. А вот в учебном пособии 1947 года при описании медвяной росы (она привычно объясняется автором выделением сладкого сока, которое «происходит обычно при резких переменах температуры в течение суток») запачканные брюки не упоминаются[221]. Следовательно, мы можем предположить, что брюки начали пачкаться на советских полях в период от 1947 года и до 1949 года (согласно аннотации, издание «Пчеловодства», впервые выпущенное в 1952 году, подготавливалось в конце 40-х).

Казалось бы, это нам ничего не дает, но на самом деле может навести на мысль — а как, собственно, обстояло дело с запачканными брюками в других странах? Не стоит ли здесь повнимательнее изучить, например, рекламу новозеландских или австралийских прачечных, о которых упоминалось выше? Реклама австралийских химчисток вполне могла бы помочь нам разобраться со средневековыми (и не только средневековыми) эпидемиями эрготизма (я, кажется, предупреждал, что имеет смысл искать нестандартные подходы?). Если мы, допустим, примем на рассмотрение гипотезу Чижевского о влиянии солнца, то придется предположить, что резкое распространение спорыньи происходит в определенные годы на всей планете относительно одновременно (там, где в тот момент появляются локальные благоприятные условия для развития грибка). То есть место, где спорынья внезапно начинает «пачкаться», может быть где угодно, и даже лучше для наглядности поискать его подальше от Европы.