Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Дранков такого упустить не мог. Пользуясь положением поставщика двора его величества, он пробил себе аудиенцию у самого Николая II и добился высочайшего разрешения снимать исторический фильм «Трехсотлетие царствования дома Романовых». Кстати, царь тогда обидел Дранкова, спросив у него: «Это же вы сняли "Оборону Севастополя"?»
Позже Дранков даже написал на конкурента кляузу, в которой тщательно избегал фамилии Ханжонкова, называя его «тот, что снял "Севастополь"». Все начинания конкурента были поименованы «потугами», достижения объявлены сомнительными, а государственная помощь в съемках – чрезмерной.
В этой финальной битве все преимущество было на стороне Дранкова: его «Трехсотлетие царствования дома Романовых» поставил режиссер Александр Уральский из Московского художественного театра, художественной частью заведовал Евгений Бауэр из Большого, компаньоном был владелец старинной костюмерной мастерской Талдыкин. Фильм получился настолько удачным, что его взялась распространять фирма Pathé, мировой лидер кинопроизводства. Но победа Дранкова оказалась пирровой: те же условия французы предложили и Ханжонкову за его юбилейную картину «Воцарение дома Романовых». К тому же обоим продюсерам поставили условие: ленты должны выйти в один и тот же день по всей России.
11 февраля 1913 года в дневнике Николая II появилась запись:
«После обеда смотрели кинематогр. "Избрание на царство Михаила Феодоровича". Хорошо и достаточно верно в историч. отношении».
Какой именно фильм из двух при этом имел в виду император, непонятно.
Битву киномагнатов все-таки выиграл Ханжонков: его обстоятельный подход к делу и внимание к деталям и партнерам оказались выигрышнее на дальней дистанции. После этого Дранков еще пытался конкурировать с Ханжонковым, но у него получалось все хуже и хуже.
Первый российский киномагнат нашел новое направление – комедию – и начал выпускать серии с участием одних и тех же героев: например, с Дядей Пудом, который все время попадал в комичные ситуации, или с Лысым, которого играл Робер Рейнолдс. Названия таких фильмов говорят сами за себя – например, «Лысый хотел, чтобы у него выросли волосы».
При словах «немое кино» первым нам приходит на ум, конечно, комик Чарли Чаплин. Однако в России ни комедии, ни Чаплин популярными вовсе не были. Комедия положений была не близка российскому зрителю, он не особо смеялся над тем, как актер смотрит в шланг, а оттуда начинает хлестать вода, или над тем, как на экране кидаются тортами.
Российский зритель любил драмы, лучше всего – любовные, и желательно, чтобы в конце кто-нибудь умер. Любовь, измена, тайное преступление, роковая ошибка, невозможность раскрыться и финальное самоубийство… Люди шли в синематограф, чтобы переживать. Суперзвезда кино того времени – Вера Холодная, выступающая в одном и том же амплуа: томная красавица, не владеющая своим сердцем, страдающая, как и все вокруг нее. Взлетом своей карьеры, кстати, Холодная обязана как раз Ханжонкову – точнее, его режиссеру Бауэру.
Хеппи-энды русский зритель презирал. Для российского рынка, бывало, переснимали концовки иностранных фильмов, гримируя русских актеров под западных звезд. На Западе в фильме нагнеталось напряжение, все страдали, но в конце бог выглядывал из машины – и главная героиня шла под венец с любимым. Наши соотечественники такого не принимали. Для них идеальным вариантом было, если напряжение нагнеталось, все страдали, тучи сгущались, а главная героиня стрелялась. Достоверно, щекочет нервы, есть о чем подумать, а главное, жизненно…
Все кинопродюсеры понимали и нещадно эксплуатировали эту особенность русского зрителя, за что подвергались презрению со стороны театральных режиссеров и культурной образованной публики. Низменное искусство, даже не искусство вовсе, а так, щекотка нервов для мелких служащих и гимназистов, которых пубертат заставлял каждую неделю смотреть в кино, как Вера Холодная с невероятными тенями на веках и под глазами влюбляется, страдает и погибает от любви…
Короче говоря, на комедии публика не шла. Дранков сумел найти сюжеты и персонажей, которые оказались успешными, так что пальму первенства в русских кинокомедиях можно отдать ему. Тем не менее в 1910-х годах по уровню заработков он уже далеко отстал не только от Ханжонкова, но и от других кинопродюсеров, например Иосифа Ермольева.
Более того, русская любовная драма начала захватывать уже и европейский рынок. Как ни удивительно, в России тогда снимали огромное количество фильмов.
Февральская революция и отмена всех цензурных запретов вновь вызвали у Александра Дранкова творческий подъем. Его неуемная энергия и страсть к репортерской работе как раз подходили для съемок вооруженных восстаний. Он снимал на улице демонстрации, как-то в объектив его камеры даже попала пуля. Дранков быстро понял, куда дует ветер, перемонтировал свой старый фильм по пьесе Горького, который некогда «зарубила» цензура, и назвал его «Драма из жизни Распутина», вовсю эксплуатируя жажду простого зрителя к «жареным» фактам из жизни двора.
Но, как и многое другое, дореволюционный расцвет кино закончился после Октябрьской революции. Впереди были новые фильмы и новые звезды – Дзига Вертов, Сергей Эйзенштейн, Александр Довженко… Дранков бежал от большевиков на юг. Ханжонков переехал в Крым еще весной 1917 года, но после разгрома армии Врангеля эмигрировал из Советской России.
Первым местом, где «отметился» первый русский киномагнат, был Киев, о котором писал Булгаков:
«Город жил странною, неестественной жизнью… Бежали… банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы… адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты, московские и петербургские, продажные, пассивные педерасты. Бежали князья и алтынники, поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров. ‹…› Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка».
Из Киева Дранков отправился в Одессу, где объявил об открытии «Практической киностудии при первой в России кинематографической фабрике А. О. Дранкова», где были «отделы съемочный, лабораторный и операторский», а работу предполагалось вести «под личным наблюдением директора фабрики». На деле это была порностудия с кинотеатром. Нет уверенности, что и в этой области Дранков был первым, хотя и это вполне возможно. Правда, и в Одессе он не задержался – уехал в Константинополь.
Ханжонков в это время строил в Крыму, в Ялте, новую студию. Туда же к нему перебирались из Москвы другие кинодеятели. Во времена Гражданской войны Ялта стала российским Голливудом, центром киножизни. Конечно, это была очень жалкая киножизнь. Пленку покупали у спекулянтов на черном рынке, экономили на всем, чем можно, в ролях героев снимали своих знакомых и друзей. Ханжонкову тогда было сорок с лишним, и он, больной, в инвалидном кресле, все же продолжал строить будущее русского кино. Именно от него СССР получил в наследство Ялтинскую и Одесскую киностудии. Но и он в конце концов уехал в Европу, где экспериментировал с первыми звуковыми фильмами, однако ему постоянно не хватало средств.
Чуть раньше предприимчивый Дранков открыл в Константинополе новое дело и принялся зарабатывать на нем капиталы. Он даже послужил прототипом для Артура Артуровича, героя пьесы «Бег» Булгакова.
Да, тараканьи бега, похоже, придумал именно Дранков, а если и не придумал – то точно организовывал![17] Он понял, что для этого не нужна лицензия и устроить дело довольно просто. Наловили тараканов (благо далеко ходить не требовалось), придумали им имена, взяли ящик, разделили его дощечками на дорожки и дали рекламу: бега открыты! Возможно, даже такую, как описал в своей пьесе Булгаков:
«Стоит необыкновенного вида сооружение, вроде карусели, над которым красуется крупная надпись на французском, английском и русском языках: "Стой! Сенсация в Константинополе! Тараканьи бега!!! Русская азартная игра с дозволения полиции". "Sensation a Constantinople! Courses des cafards. Races of cock-roaches"».
Следующие коммерческие начинания Дранкова в Константинополе оказывались безуспешными. Как указывает Янгиров, летом 1923 года жизнь русской колонии в Константинополе неожиданно осложнилась: лидер младотурецкой революции Мустафа Кемаль (Ататюрк), инспирированный большевистской Москвой, объявил о высылке российских беженцев из страны. В результате Дранков переехал в Соединенные Штаты. Его попытки работать в американском кино оканчивались неудачно. К концу жизни он вернулся к тому, с чего когда-то начинал, – к маленькой
