Инквизиция: царство страха - Тоби Грин

Подобные подводные течения определяли поведение португальских конверсос — например, Дуарте де Лэана и его юного племянника. Приключения Луиша де Карвайала, вероятно, являются типичными для многих выкрестов, которым удалось спастись таким необычным способом. При наличии целой армии еретиков, которых, по представлениям властей Португалии, среди конверсо было подавляющее большинство, а также инквизиции, введенной сосем недавно, трудно представить, что организацию преследования экспортируют в какое-нибудь столь отдаленное место, как остова Кабо-Верде.

Безусловно, для них все складывалось благополучно. Дуарте де Лэан, контролируя многие административные посты в Рибейра-Гранди, постарался держать лгунов-доносчиков подальше, чтобы Луиш наконец-то смог приступить к восстановлению своей жизни, своего детства. Здесь мальчик мог не опасаться преследования, расти и развиваться в надежных и безопасных условиях. Страх больше не должен становиться главным рефлексом. Таков, во всяком случае, был первоначальный план.

Однако более внимательное отношение могло легко лишить Луиша ощущения безопасности. Гавань Рибейра-Гранди была узкой, защищенной горами с востока. В ясный день с якорных стоянок открывался вид на вершину Фого на соседнем острове. Это конус действующего вулкана, возвышающийся подобного огнедышащему древнему Богу, если судить по периодическим извержениям. Временами тучи пепла, плывущие с Фого за океан, затмевали яркое тропическое солнце. Огнем и мраком вулкан предвещал всю серьезность последствий…

Острова Кабо-Верде в 1548 г. находились на вершине своего богатства. В Рибейра-Гранди имелось 500 хозяйств, многие дома строили из камня и красили в белый цвет в португальском стиле[407]. В условиях развивающегося заселения Нового Света потребность в рабах постоянно увеличивалась. А большинство работорговых кораблей приходило на Кабо-Верде. Из 252 судов, легально экспортировавших рабов за Атлантический океан в период с 1544 по 1550 гг., 247 шли через эти острова[408]. Рабов привозили с холодных нагорий острова Сантьягу, где их обучали основам христианства на виллах богатых хозяев[409], а потом продавали на площади Позорного Столба в Рибейра-Гранди[410].

Свободные чернокожие на лодках транспортировали несчастных в тюрьмы на борту океанских кораблей, ожидающих невольников. Здесь часто размещали женщин на палубе, а мужчин в трюмах, чтобы женщины не подстрекали мужчин к мятежу[411].

В наши дни трудно представить подобную историю. Порт Рибейра-Гранди известен как Сидаде-Вьелья — Старый Город. Он представляет собой сонную деревню с песчаным побережьем и песчаными улицами, поднимающимися в горную долину. Река, на которой с самого начала возникло поселение, пересохла, но в долине, расположенной ниже охристого цвета пустыни, остались зеленые оазисы. Собор лежит в руинах, заполненных археологами из ближней современной столицы, Праи. Но рабский позорный столб сохранился на площади, спускающейся к побережью. Это воспоминание о былом и напоминание о мире, известном Луишу.

Опыт, приобретенный мальчиком в Лиссабоне, подготовил его к тому, что он увидел в Рибейра-Гранди после прибытия[412]. Но если африканцев в Лиссабоне было явное меньшинство, то на островах Кабо-Верде в значительном меньшинстве оказались европейцы.

Большинство людей восприняли африканские обычаи. Португальские поселенцы предпочитали жениться на местных женщинах[413].

Некоторые владельцы отсылали своих рабов из города во внутреннюю часть острова по долине, где располагались рощи апельсиновых, лаймовых, лимонных и финиковых деревьев[414]. Рабы направлялись к пересохшему плато, возвышающемуся перед горами с заоблачными вершинами. Здесь они ловили обезьян, которых учили танцевать и выполнять различные фокусы. Итальянец Карлетти заметил: «Мне доводилось видеть, как обезьян научили стоять на углу стола, за которым обедали люди. В руке каждой из них была свеча, предназначенная для освещения зала. Они демонстрировали чрезвычайную ловкость, не позволяя растопленному воску капать на стол»[415].

Как в Лиссабоне, роль, выпавшая на долю Луиша в Рибейра-Гранди, оказалась связанной с торговлей людьми. По мере взросления мальчика круг его обязанностей расширялся. Дома так называемой фактории располагались рядом с позорным столбом на площади. Здесь, так как он уже прошел курс обучения, став бухгалтером и казначеем, работа Луиша сводилась к отслеживания уплаты соответствующего налога на купцов, отправляющих рабов через Атлантику.

Луиш и капитаны кораблей подписывали совместную декларацию, в которой указывали число транспортируемых рабов и их происхождение: поступили они непосредственно из Африки, купила ли их фактория для короля Португалии, либо они привезены из внутренних районов Сантьягу.

После покупки рабов, их содержали в двух помещениях, одно для мужчин, второе для женщин…

«Многие мужчины проявляли определенную деликатность по собственной инициативе, подвязывая член широкой лентой или плетями из травы и оттягивая его назад между бедрами, пряча так, что невозможно было определить, кем они были — мужчинами или женщинами. Другие прятали его, помещая в рог какого-нибудь животного или морскую раковину. Но находились и такие, кто надевал на член костяные кольца или веночки, сплетенные из травы. Тогда он был прикрыт и украшен одновременно. Остальные раскрашивали его — точнее, обмазывали какой-то смесью, чтобы сделать его красным, желтым или зеленым»[416].

Хотя Льюиса отправили за тысячи миль от дома в надежде на лучшую жизнь, он не был одинок. Еще один из его дядьев, Франсишку Жоржи (как Альваро и Жоржи де Лэан, он был братом Дуарте де Лэана и Каталины, матери Луиша), выбрал такой же путь.

Франсишку Жоржи был фактором (чиновником) в континентальной Африке. У него имелся дом в поселении Бугуэндо на реке Сан-Домингош (на современной территории Гвинеи-Бисау)[417]. Здесь Жоржи торговал рабами с африканцами, а затем невольников переправляли на остров Сантьягу для экспорта в Новый Свет.

Остальные родственники Луиша и Жоржи тоже приехали в Африку с помощью Лэана, чтобы вся семья смогла воспользоваться новой возможностью[418]. Для этой сплоченной группы из далекого уголка в холмах Португалии Западная Африка сделалась убежищем от инквизиции.

Бугуэндо и острова Кабо-Верде могли показаться очень далекими. Но инквизиция уже приступила к экспорту своей идеи преследований. В 1546 г., за два года до прибытия Луиша на Кабо-Верде, в Португалию стали поступать просьбы о неотложном учреждении трибунала на аванпостах империи. Люди из элиты Сантьягу писали в трибунал в Эворе, сообщая: «Для Святой инквизиции накопилось слишком много дел на этом маленьком уголке земли. Поэтому было бы безнравственным откладывать ее учреждение в этом месте»[419].

Они объявили дом таможни в Рибейра-Гранди рассадником ереси, утверждая: его чиновники обеспечили безопасный путь для беглеца от инквизиции, отца и брата которого сожгли в Лиссабоне. Когда обстановка в Рибейра-Гранди накалилась, чиновники таможни отправили этого человека, обеспечив ему безопасность, на африканский берег[420]. Хуже того, как сообщили доносчики, в течение долгих двадцати лет до 200 конверсос жили на африканском берегу, совершая обряды по закону Моисея, а также проводя религиозные ритуалы различных племен Гвинеи[421].

Спустя пять лет португальская инквизиция наконец-то обратила внимание на жалобы. В 1551 г. расширили полномочия трибунала в Лиссабоне, включив в его юрисдикцию колонии Португалии в Атлантическом океане. На трибунал возложили ответственность за Азорские острова, острова Мадейра, Кабо-Верде и Сан-Томе, за Анголу и Гвинею в материковой части Африки, а также за Бразилию[422].

Этот указ показывает поворот умонастроений инквизиции с перспективой на будущее.

Полностью оперившейся португальской инквизиции было всего четыре года с момента ее учреждения. То обстоятельство, что палату, расположенную на Рошио в Лиссабоне, рассматривали в качестве лучшего места для надзора за религией в колониях Африки и Америки, свидетельствует, насколько безудержными стали фантазии о контроле.

Но указ оказал непосредственное воздействие на Кабо-Верде. В том же году инквизиторы назначили представителя для расследования деяний конверсос на островах[423]. В течение следующих 150 лет инквизиция никогда полностью не отсутствовала в этих местах. К 1700 г. было отправлено 442 осужденных с двух главных островов из группы Кабо-Верде — Сантьягу и Фого[424]. Это составляет приблизительно три дела в год.