Хоккейные истории и откровения Семёныча - Николай Эпштейн

Да и вообще, кто возьмет на себя смелость объяснять, почему вдруг начинает лихорадить ту, или иную команду, причем самого высокого класса? Как–то в гостях у Эпштейна я встретился с весьма знаменитым динамовским форвардом начала шестидесятых годов Юрием Волковым по прозвищу «Серый». Среди прочего вспомнили матч 1962 года между ЦСКА и «Динамо», который закончился не просто сенсационно, а с невероятным счетом — 5:14! «Динамо» тех лет был весьма и весьма приличный клуб, укомплектованный отличными спортсменами, по, положа руку на сердце, можно смело сказать, что армейцы были все же сильнее. Во всяком случае по составу. Еще стоял в воротах великий Пучков, играл в защите выдающийся Сологубов, в нападении блистали Альметов, Локтев, Александров, Сенюшкин, Деконский, Л. Волков… И на тебе — 5:14!

«Что тогда случилось с армейцами?» — спросил я Волкова. «Не знаю, — откровенно отвечал тот. — Зато, помню, мне игралось легко и в охотку, я просто порхал по площадке. Мы первый период выиграли 8:0! О чем тут говорить. Николай Пучков из ворот заменился. Саша Стриганов, наш нападающий, в той игре аж пять шайб забил. Думаю, что вряд ли кто–либо больше забивал армейцам в одной игре. После первого периода игра, как понимаешь, была сделана».

Но почему? Ведь если следовать «пирамиде» Сандлина, то ЦСКА должен был победить. Мастеров высокого класса в его составе было больше. Отсутствовал коллектив единомышленников. Почему? Тренером ЦСКА в той игре выступал Евгений Бабич, а Тарасов был отправлен «на стажировку» в Новосибирск. И армейские хоккеисты, разобидевшись (прошел такой слушок среди болельщиков), стали, что называется, «сплавлять» Бабича, то есть намеренно играть ниже своих возможностей, внешне это ничем не подчеркивая. Такой трюк профессионалы проделывают безупречно, так что комар носа не подточит. Это одна из возможных причин. О других можно только догадываться. Кстати, и смена тренера при определенных обстоятельствах рушит «построенную» Сандлином «пирамиду». И уж тем более, когда команду оставляет такой гигант, как Тарасов.

Да и вообще нет ни в футболе, ни в хоккее великих команд, которые не переживали бы в своей истории периоды спадов. Взять знаменитые футбольные «Баварию», «Милан», «Интер». Или же «Монреаль канадиенс» в НХЛ. В отечественном хоккее даже тарасовский ЦСКА уступал в 60‑х годах сильному и вдохновенному спартаковскому коллективу, и первенство Союза в те годы действительно имело интригу.

Стало быть, не так–то просто понять успехи одних команд и катастрофические провалы других. Провалы, для которых вроде бы нет объективных причин. Но, знакомясь с логикой мышления Сандлина, я поймал себя на том, что Эпштейн, пожалуй, во многих эпизодах, и даже в стратегии, действовал примерно одинаково с ним. Николай Семёнович не знал, конечно, о «каком–то» там шведе Сандлине, тем более, что его «Химик» мог возглавляемому Сандлином «Брюнесу» еще и «накостылять». Тут интересно совпадение мышления двух крупных тренеров, принадлежащих к разным поколениям, а также и то, что даже у таких специалистов не всегда все идет, как по маслу. Таков хоккей, это ведь игра, в которую играют люди, и вот с ними–то, с людьми, труднее всего находить общий язык и строить «пирамиды» взаимопонимания. Хоккей — это ведь тоже таинство, это порыв вдохновения, и если этих «компонентов» нет, то никакие «пирамиды» не помогут. Ибо в любом деле нужны прежде всего таланты. Да вот что–то не шибко много ярких талантов появляется в российских пределах в последние годы…

Есть такая известная и хорошая тренерская байка. Старый тренер уходит из команды и передает дела молодому. И среди прочего вручает ему три конверта. «Первый конверт, — говорит, — откроешь через год». Вот проходит год, команда бьется изо всех сил, игроки стараются, тренер ночей не досыпает, извелся весь, но дела не улучшаются… Открывает он первый конверт, читает. Там одна только фраза: «Вали все на меня».

Ну, молодой тренер перед руководством начинает оправдываться в том плане, что вот, дескать, предшественник недоработал, не ту тактику избрал, игроков надо было бы побольше хороших переманить…

Идет второй сезон. Вроде уж и сыгралась команда, и тактика выбрана верная, и деньжата платят неплохие. Все есть, только игра не идет. Хоть тресни. Открывает молодой тренер второй конверт. Там только одно слово: «Обещай».

Он заводит перед начальством бодягу в том плане, что надо потерпеть еще немного, что вот–вот команда раскроется, что дела пойдут в гору и он как тренер за эти свои слова отвечает.

Начинается третий сезон, а команда все продолжает плестись позади всех, находится в нижней части таблицы, да так там и остается. Удрученный тренер, как последнюю надежду, вскрывает третий конверт и читает: «Пиши письма».

Меня, к счастью, такая судьба миновала. Ни мне писем подобных никто не писал, ни я такого рода посланиями никого не озадачил. А прожил в футболе и хоккее долгую и, считаю, счастливую жизнь. Собственно, другой у меня и не было. Спорт подарил мне радостное наполнение груди состоянием полезности своего существования на Земле, спорт свел меня с прекрасными, выдающимися личностями и в своей стране и за ее пределами, спорт меня самого сделал человеком. А уж потом и тренером.

Въедливый мой соавтор Николай Вуколов ну просто, как нынче говорят, «достал» меня вопросами о том, как я стал тренером. «Вот мы в Коломне в 1934 году в футбол начинали играть, — заводил я свой рассказ… — Ну, Николай Семёнович, ну, вы, даете, — бесцеремонно обрывал меня мой младший товарищ. — Да вы тогда пацаном были, чего вы мне про то время говорите, расскажите, как вы в «Химике» тренером стали, как команду создали, коллектив, как выигрывать начали у сильнейших клубов страны. А вы мне — Коломна, стадион Юных пионеров, «Пищевик», 1938 год. Ближе к делу надо, Николай Семёнович, к делу…»

Задумался я и понял, что невозможно раскрыть каких–то затаенных секретов того, как вот я стал вдруг тренером. Невозможно и все тут. И все это было далеко не вдруг. Я не зря про Коломну начинал рассказывать Николаю. Там, на дворовых площадках, крепла моя безмерная любовь к футболу. Без нее, без этой любви ни о какой тренерской профессии и думать нечего. Потом стал я посещать секцию стадиона Юных пионеров в Москве и, переходя из одной возрастной команды в другую, в шестнадцать лет играл за первую команду центр–хавбеком — центральным полузащитником. Тогда играли так: вратарь, два бека — защитника, три хавбека — полузащитники и пять форвардов. У меня была кличка «Леута», которой я очень гордился. Ведь она шла от фамилии прекрасного спартаковского футболиста Станислава Леуты.