Дредноут - Чери Прист

— Не знаю, что и сказать, — выдохнула Мерси.

— Вам когда-нибудь доводилось стрелять?

— Конечно. Я выросла на ферме. Но эти пистолеты чертовски хороши. — Она перевела взгляд с оружия на мужчину и снова на револьверы. — Они, должно быть, стоят уйму денег.

Йенсен запустил пятерню в шевелюру, взъерошил волосы и пожал плечами:

— Наверное, так. Он был хорошим врачом и хорошо зарабатывал, прежде чем отправиться к нам на фронт. Но наш полковник — замечательный человек, и ценим мы его больше, чем эти пушки. Все равно доктору они уже не нужны. Джордж просто подумал… и я тоже подумал… что вы должны взять их.

— Но вы не обязаны…

— А вы не обязаны были задерживаться и вытаскивать железо из нашего бедного полковника Дюрана. Так что берите, и мы квиты. Ну, берегите себя, и безопасного вам путешествия до Чаттануги.

Йенсен вежливо наклонил голову дотронулся до шляпы и взлетел в седло. Не выпуская поводьев лошади, доставившей к станции Мерси, он пришпорил своего скакуна пятками и понесся обратно — по тропам, по лесу, назад, на фронт.

Высокий мускулистый мужчина в форме и фуражке машиниста пригласил всех садиться в поезд — изящное, несмотря на свои размеры, транспортное средство с выведенным золотом названием «Красотка Бирмингема». Паровоз тянул всего два вагона. Один с грудой угля, другой — пассажирский, видавший лучшие времена и явно раздобытый по случаю в последний момент.

— Все на борт, пожалуйста. И поскорее — нам нужно уезжать с сортировочной. Доставим вас в город, пока не началось.

Мерси не поняла, что он имел в виду, так что, когда она наконец принялась взбираться по ступенькам — последней из эвакуируемых, — то спросила:

— В каком смысле и что — «пока не началось»?

— Мэм, побыстрее, пожалуйста, — чопорно проговорил мужчина.

Но медсестра не сдвинулась с верхней ступеньки:

Машинист пристально посмотрел на нее, на эту женщину, измазанную чьей-то кровью и перепачканную порохом от волос до покрытых ржавыми струпьями ботинок, и решил, что проще рассказать, чем воевать с ней. Меньше проблем. Так что он принялся объяснять:

— Мэм, узловая станция заблокирована прибытием «Дредноута», который доставил механического ходока. Но проклятый паровик не вернулся в Вашингтон — он все еще здесь, шастает по путям, рыщет повсюду, круша все, что встретит. Так что нам желательно не попадаться на его пути.

— Он едет сюда? Сейчас? За нами?

— Мы не знаем! — чуть ли не истерично вскричал мужчина. — Пожалуйста, мэм. Просто взойдите на борт, чтобы мы могли запустить двигатель и отвезти вас в безопасное место.

Что ж, она позволила проводить себя в вагон и усадить на место — твердую лавку, привинченную к полу. Девушка склонила голову, прислонившись к окну. Она не спала, но дышала глубоко и не размыкала век, когда где-то, слишком уж близко, свист паровоза вклинился в надвигающийся рассвет.

6

«Красотка Бирмингема» прикатила в форт Чаттануга, когда солнце едва поднялось над зелеными гребнями Аппалачей, высящимися вдоль реки Теннесси. Данный вид передвижения, должно быть, успокоил Мерси больше, чем она могла себе представить, потому что она почти не помнила, как прошло путешествие. В памяти остались только перестук колес и мерное покачивание поезда.

Тут была станция — настоящая станция с рядами платформ и кафе, грузчиками, ожидающими пассажирами и часами на башне вокзала, расположенного на южной стороне города, в тени Смотровой горы. Мерси опустила стекло в окне и высунула голову — вдохнуть утренний воздух и освежиться, насколько это возможно. Ветер швырнул ей в лицо запахи сажи и дизельного топлива, угольной пыли и навоза. Сквозь лязг прибывающего поезда девушка услышала мычание коров, блеяние коз и овец и крики людей, погоняющих их.

«Красотка Бирмингема» остановилась с усталым вздохом и словно улеглась на рельсы. Несколько минут спустя сам машинист опустил пассажирские лесенки и открыл двери, выпуская людей.

Все они, от компании с «Зефира» до незнакомцев, которых также требовалось эвакуировать из Кливленда или с сортировочной, неуверенно вышли на свет и заморгали от пара, окутавшего платформу, точно дым — поле боя.

Центральная железнодорожная станция форта Чаттануга выглядела непостижимо нормальной.

Подсобные работники таскали в разные стороны багаж, припасы и уголь, одни несли все прямо по платформам, другие сновали по рельсам на маленьких дрезинах, лавируя между поездами на каждой стрелке и развилке. Десятки темнокожих мужчин в красной форме перемещали грузы и руководили движением, направляя потоки всего, что появлялось из поездов, включая пассажиров.

Никто из них больше не являлся рабом, большинство — уже много лет. Как Вирджиния и Северная Каролина, Теннесси ратифицировал поправку, упраздняющую практику рабовладения, еще в конце шестидесятых под ворчание и общее неодобрение центральных штатов Конфедерации. Но соблюдение прав штата превыше всего, а так как нация придерживалась своих принципов, эти три штата оставили в покое. В последующие десять лет большинство остальных последовали примеру первой троицы, и теперь держались лишь Миссисипи и Алабама… хотя ходили слухи, что даже эти два бастиона института личной собственности могут пошатнуться через год-другой. Как-никак, даже Южной Каролине пришлось в тысяча восемьсот семьдесят втором уступить давлению английских аболиционистов.

Как и со многими другими проблемами, здесь все в итоге свелось не к принципам, а к целесообразности. У Союза было больше тел, готовых послужить пушечным мясом, а Конфедерация нуждалась в собственных ресурсах, которые можно швырнуть в топку войны, или, по крайней мере, воспользоваться ими, чтобы прекратить импорт иностранной рабочей силы.

Флорида первой выдвинула идею безвозмездного предоставления земельных участков — как дополнительный стимул осесть на одном месте или поступить на военную службу и сражаться. Вскоре Техас оценил здравость данной мысли, приглашая бывших рабов на фермы почти по тем же причинам, что и во Флориде: многочисленное испанское население так и не смирилось с территориальными потерями. Кроме того, Техас являл собой отдельную республику с большим количеством годной для обработки земли, а его неофициальным сторонникам в Конфедерации, как-никак, приходилось кормить армию. В тысяча восемьсот шестьдесят девятом году губернатор Техаса сказал для местной газеты: «Это же как дважды два: нам нужны люди, чтобы выращивать продовольствие, а у нас есть только земля, которую можно засеять, так что позовем свободных черных и позволим им взамен гнуть спины на их собственной земле».