Карабах – горы зовут нас - Эльбрус Иззят оглы Оруджев

— Да ты не переживай так, Азай.

— Мы еще вернемся на наши горы, на землю наших предков, это я точно тебе говорю, — он по дружески похлопал товарища по плечу.

— Интересно, где отряд Ашрафа Косаларского, они бы, ох, как помогли нам, сейчас, — с досадой в голосе сказал полковник.

Уточнив детали, предстоящего боя, они вернулись под скалу к солдатам.

Тепло, попрощавшись с остающимися на высоте бойцами, группа под командованием полковника стала подниматься в гору, где она должна была занять свои позиции. Пока выбирали огневые точки, пока готовились к встрече врагом, полковник мысленно писал письмо своим детям. Он просил их быть умненькими, слушаться маму и, конечно, кушать хорошо. Он вспоминал, как каждый раз, когда приходилось надолго уезжать из дома, по своим армейским делам, вся семья строилась в коридоре квартиры, и он говорил детям;

— Первое — немытые фрукты не есть, Второе, — Эльхан сын, остается в доме за старшего, и последнее, всем — дети хором кричали: — «слушаться маму».

Он целовал каждого в отдельности, а потом, прощаясь, пожимал руку сыну, как мужчине, который должен оберегать семью. Вот и сейчас он отчетливо увидел испуганные глаза сынишки, которому в январе месяце исполнилось всего девять лет, смотрящего на него и настороженно спрашивающего:

— Надолго ты, пап?

Грусть-тоска по близким ему людям, на мгновение затуманило сознание.

Разрыв минометного снаряда разорвал тишину гор, прошелся по ущельям и взметнулся ввысь, разнося во все стороны весть:

— Смерть пришла — спасайтесь, — вернуло полковника на грешную землю.

Горный орел, парящий в небе в эти часы, зорко осматривающий свои владения — хозяин и страж этих мест, услышав весть, стремительно вошел в пике под защиту скал, стараясь прикрыть, спасти своих орлят, стоящих на краю обрыва и разминающих свои неокрепшие крылья.

— Началось. Мысль прошила сознание, ритм сердца подскочил к предельной риску шкале. Подхватив автомат, полковник метнулся к своей огневой точке.

День прошел, будто мгновение. Мучительно болела спина. Осколок в правой ноге ныл тупой болью. Наспех намотанные бинты на рану, размотались, успели намокнуть и были темные от крови. Покалывало плечо.

Полковник поднялся на небольшой увал, огляделся. Кругом валялись трупы хачиков. Это они преследовали их вот уже трое суток, и хотели уничтожить мирных сельчан Ширлана, Косалар.

Земля вокруг подножья увала была изрыта воронками от разрывов гранат, некоторые воронки еще дымились. Смеркалось.

— Сколько сейчас? подумал полковник, привычно взглянув на левую руку, где всегда носил именные командирские часы, подаренные Главкомом ГСВГ, за умелое форсирование танкистами реки Эльба на учениях, когда он командовал батальоном в Германии.

Стекло и стрелки на часах отсутствовали. Только теперь вспомнил, как часы разбились, когда он упал за валун, отброшенный туда взрывной волной гранаты. Помятый корпус из нержавеющей стали да надпись на циферблате указывали на то, что когда-то это были командирские часы офицера Советской армии.

— Теперь вот нет ни армии, нет и часов, — с усмешкой подумал полковник, сняв ремешок с руки, зашвырнул их подальше, разрывая тем самым, все, что связывало его с прошлым, с армией, в которой он прослужил двадцать лет.

На многих трупах, лежащих там внизу, была надета форма солдат бывшей «дорогой» ему армии. На некоторых погонах, на бушлатах, красовались две желтые буквы СА. Наверно это были солдаты 366 полка, что стоял в Степанакерте и был передан вместе с техникой и личным составом дашнакам русским командованием, после развала СССР. Может быть, среди них были и те солдаты, кто сжигал дома в Ходжалах и убивал там стариков, детей и насиловал женщин? Теперь это не имело уже для полковника никакого смысла. Они получили то, что заслуживали.

Он, не спеша, спустился вниз, обогнул каменный выступ горы Сары-Баба, медленно направился к тому месту, где крутая стена сливалась с пологим склоном. Склон обрывался почти отвесной скалой, внизу зияло черное и глубокое ущелье. Там оставалась основная группа для засады и отражения наступления дашнакских отрядов.

— Сам он, после прощания с Киримовым, с двумя бойцами удерживал обходную тропу, идущую к перевалу. Одного своего солдата он отправил перед боем предупредить старшего лейтенанта Алиева, что часть бандитов, разделившись, пошла в обход перевала, намереваясь выйти в тыл к обороняющимся.

Когда завязался бой, полковник еще слышал справа от себя короткие очереди автомата другого бойца, видел, как тот умело маневрируя, перебегая от укрытия к укрытию, ведет бой, не позволяя наступающим приблизиться к перевалу. Потом полковнику уже было некогда следить за своим помощником, так как противник наседал со всех сторон, и он на время забыл про бойца.

Разрыв гранаты и боль в ноге, отвлекла его от боя. Пока делал перевязку и приходил в себя от шока и боли, лежа за скалой, не видел, что творится вокруг.

Когда солдат подскочил к нему и хотел помочь, полковник не дал ему этого сделать, приказав продолжать бой. Боец, вытащив из своего вещевого мешка ручные гранаты, стал метать их, как камни вниз, не прицеливаясь.

В какой-то момент, после очередного броска гранаты, он не опустился, а на мгновение замер, наверно, хотел посмотреть, где противник. Этого оказалось достаточно для вражеской пули. Он схватился за грудь и молча стал опускаться на колени.

Из-под его пальцев фонтанчиком брызгала алая кровь. Задрав голову, солдат в последний раз взглянул на ярко-голубое небо, где черный дым от разрыва брошенной им гранаты, наискосок прочертил эту голубизну.

Боец повернул голову в сторону полковника, губы его шевелились, но слов не было слышно. Полковник, забыв про свою раненную ногу, бросился к солдату, приподнял его голову и приблизил ухо к самым губам, стараясь расслышать, о чем тот хочет сказать, но боец уже замолчал, только стекленеющие его глаза продолжали смотреть на Карабахское голубое небо.

Кровь из его раны, просачиваясь сквозь пальцы его руки, судорожно сжимающей грудь, каплями стекала на камни и тут же застывала как лава, извергающаяся из жерла вулкана. Другая рука, безжизненно откинулась в сторону, накрыла колючий кустик, но боли солдат уже не чувствовал, в его глазах застыли слезы.

Полковник смотрел на солдата, и грудь его разрывалась от жалости и горя. Ему показалось, что этот молодой боец плакал, не успев пожить на этой сказочной красоты земле, называемой — Карабах.

Он бережно опустил голову солдата на камни, схватил автомат и, встав в полный рост, стал полосовать смертельным огнем ненавистных дашнаков, ползущих наверх, потом бросился на землю, сделав перекат и заняв позицию, продолжал бой. Он действовал так, как его учили