Осоковая низина - Харий Августович Гулбис

— Что вы делаете с ребенком? — воскликнула женщина.

Чужой отпустил Алису и кинулся бежать.

— Караул! Держите негодяя! — закричала женщина.

Но ни одна дверь на лестнице не открылась. Только слышен был гул убегающих шагов, все ниже, ниже.

Женщина отвела заплаканную, дрожащую Алису домой, к матери. Собралась полная комната народу.

Тетя Нелда присела на корточки, взяла Алису за плечи и, строго глядя в глаза, сурово спросила:

— Ты знаешь, что он хотел с тобой сделать?

— Нет.

— Он хотел тебя зарезать.

После этого Алиса целую неделю болела. Пришел врач и выписал лекарства.

С тех пор Алису одну никуда не пускали.

А в подростковом возрасте, когда в девочке произошли важные перемены, Эрнестина более определенно объяснила ей этот случай. Теперь, когда заходил разговор о «таких вещах», Алису уже не просили выйти, даже наоборот: из этих разговоров зреющая женщина должна была понять, насколько развратны, подлы и опасны мужчины. Однажды Эрнестина сказала:

— Настоящая любовь бывает только в романах. Это все сказки. В жизни есть только долг. Или разврат, скотство. Не верь никогда ни одному мужчине!

— А отцу?

— Как отцу — да, но как мужчине… Ах, зачем говорить о таких вещах! Вырастешь, поживешь, сама увидишь…

Последовал глубокий, многозначительный вздох.

И вот Алиса опять столкнулась лицом к лицу с этой роковой, непонятной, пугающей тайной.

Чем дольше Алиса стояла прислонясь к воротам, тем сильнее охватывала ее тревога. Больнее всего было оттого, что Юрис обиделся, не понял ее. Но поняла ли она Юриса? Вместе с сомнениями в душу закрался стыд. Ведь она повела себя глупо. Как маленькая девочка, а не как взрослая женщина.

«Немедленно пойду к нему и попрошу прощения», — вдруг решила Алиса.

И только она себе это сказала, как почувствовала небывалую решимость.

Когда Алиса прибежала на танцевальную площадку, уже брезжил рассвет.

— Последний вальс!

Алиса смотрела, смотрела, но Юриса нигде так и не увидела. Танцы кончились, музыканты хлебнули еще по глотку и, пошатываясь, с инструментами под мышкой и на шее, отправились спать. В углу несколько молодых парней выясняли отношения, затевали драку. Под кустом храпел пьяный.

Не желая ни к кому присоединяться, Алиса шла одна. На перекрестках люди сворачивали, уходили в стороны, и, когда впереди никого не осталось, Алиса пошла еще быстрее. Через лес она пробежала. И увидела две пары. Издали трудно было определить, кто это, но оказалось, что свои: Эдгар шел с Эльзой, а Юрис с Ольгой. Алису захлестнула бурная радость, она уже хотела крикнуть, чтоб ее подождали, как вдруг, ошеломленная, остановилась: пары, не стесняясь друг друга, целовались. У Алисы перехватило дыхание. Ей сделалось так стыдно, что она не знала, куда деваться. Вдоль дороги шло сжатое ржаное поле. Алиса кинулась в сторону и спряталась за суслоном.

Сколько она простояла там, Алиса не знала: казалось, целую вечность. Уже вставало солнце, а значит, пора идти доить коров.

Когда она по пустой дороге медленно приблизилась к сараю, из него вышли Ольга и Юрис. Ольга одергивала помятое платье, стряхивала солому, Юрис чистил пиджак. Они заметили ее. Алиса посмотрела на них затуманенными глазами и прошла мимо.

Она успела переодеться в рабочую одежду, когда в комнату вошла Ольга. Алиса старалась на нее не смотреть и все-таки видела раскрасневшиеся губы и какое-то необычное выражение лица.

— Ты не думай, что я навязывалась ему. Он сам.

Алиса ничего не ответила.

После завтрака хозяин велел вычистить сарай, потому что предстояло свозить новый хлеб. Алиса работала ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая: вымела веником заплесневелую мякину, вынесла ее, накидала соломы. За обедом хозяин сказал:

— После танцулек не мешало бы хорошенько выспаться, но нужно полегшую рожь убирать, так что обеденный отдых покороче будет. У тебя, Алиса, тоже глазки осоловели, но что поделаешь. Отоспишься, когда дожди зарядят.

Хозяину никто не возражал.

Отправляясь в поле, прихватил косу и хозяин, потому что Алма взялась вязать рожь в снопы за Эдгаром и хозяином сразу.

— Косцы из них не ахти какие, управлюсь, — сказала она.

Ольга вызвалась вязать за Юрисом, Алисе остался Петерис.

Хозяин считал, что, если косить косилкой, останется высокая стерня и осыплется много зерна. Хлеб полег почти только на одну сторону, косцы встали один за другим. Первым, как и полагается старшему батраку, шел Петерис, за ним Юрис, за ним Эдгар и последним — хозяин. Коса у Петериса скользила легко, ржаные стебли ложились, словно их приминали рукой. Умелее такую рожь не скосить. У Юриса спорилось меньше: то конец косы ткнется в землю, то не срежет всего захваченного, огрехи приходится докашивать. Не лучше шло дело и у Эдгара. А хозяин махал чуть ли не вхолостую, ведя совсем узкий прокос.

Уже после первого ряда Юрис отстал шагов на десять. На следующей полосе он, видно, налег изо всех сил, но Петерис стал косить быстрее. Разрыв между ними не сокращался, а увеличивался.

— Куда ему, — тихонько сказал Петерис Алисе, пока не подоспели остальные. — Носок косы не поднят, косовище длинное. Я еще с вечера укоротил косовище, перевязал хорошенько косу…

Алиса мало разбиралась в тонкостях косьбы, не понимала, чему Петерис радуется.

— Тебе бы в соревнованиях участвовать, — сказал хозяин, когда Петерис догнал его.

— Так, может, поменяемся? — широко улыбаясь, спросил Петерис.

— Мне с тобой тягаться трудно.

Петерис встал на место хозяина. Теперь уж он развернулся вовсю. Если Алиса вначале еще как-то успевала за парнем, то теперь ей это оказалось не по силам.

— Ну, машина, ну, есть машина! В жизни не видывал такого косаря. Железный ты, что ли?

Петерис отер лоб, удовлетворенно