Долгая дорога в дюнах-II - Олег Руднев

— Париж этого не забудет! — патетически воскликнул Габелия. Он мужественно принял на себя объятия руководителя полетов, чтобы тот случаем не задушил Бангу до посадки.

— Наш орел на этой машине может господину Дювалю пенсне на нос посадить! — Костя радостно похлопал по плечу Эдгара.

— На кой черт нам его пенсне. Пусть только попробует теперь нас мимо кабака провести, — на удивление пространной речью разразился молчун Сергей Руза. — Мы эту железную фигню завтра же отсюда скинем. И скажем, что так и было.

Как раз в этот момент в проеме кабины появился сам Дюваль, по счастью, ничего не понимавший по-русски. Сдержанная сердечная улыбка на его физиономии грозила вот-вот растянуться до ушей.

— Поздравляю вас, господа. Грандиозно! Купол, установленный вами, — это корона, только что возложенная на ваши головы!

«Мозговой трест» собрался в знакомых уже нам апартаментах Блейфила. Все трое сидели в дальнем уютном углу, возле камина. Столик был сервирован коктейлями и легкой снедью.

— Мне кажется, господин Лосберг, предложение Фреда не лишено остроумия, — проговорил хозяин кабинета, добавляя в виски содовой и пробуя, что получилось. — На вашем месте я бы задумался.

— Мне вообще есть над чем задуматься — положение дел меняется на глазах, — ворчливо заменил Лосберг.

— Тем не менее тебе придется признать, что я на все сто прав! — Зингрубер явно позволил себе несколько расслабиться. — Верный выигрыш, притом малой кровью, а точнее, совсем без крови. Достаточно пустить молодцов из КГБ по следу родства этого Банги с тобой — и дело, считай, в шляпе. Они мигом снимут его с полетов и займутся им по всей форме.

— Да-да, — оживленно подхватил Блейфил, — русские с их патологической шпиономанией скорее провалят свою технику на авиасалоне, чем упустят из внимания такой штришок в его биографии. — Он встал и с высоты своего огромного роста по-детски непосредственно и изумленно развел руками. — Это же перст провидения! Их пилот — и вы, глава конкурирующей фирмы! Для КГБ это готовое дело о диверсии и шпионаже. Секретное КБ, новая техника… Ох, не завидую я этому парню.

— Главное, побольше шума в прессе, — увлеченно подхватил Манфред, — эффектные фотографии, броские заголовки! Они наверняка заглотят такую наживку!

— Пресса — это кто? Марта? — сухо уточнил Лосберг.

Зингрубер сделал вид, что не заметил неприязненного тона партнера.

— Ты тоже не вправе тереть время. Нужно срочно выйти на этого парня. Устроить парочку встреч с ним в непринужденной обстановке. Если сумеешь всучить ему небольшой сувенир — совсем хорошо! — Он вдруг со знамением прищурился. — Слушай, а, может, парень и вообще не дурак? Если ты выложишь ему все козыри — про себя, про Марту, — может, он…

— Ну вот что, господа, — Лосберг тяжеловато поднялся, — вероятно, вам придется расписывать эту партию без меня.

Седые брови оскорбленно взлетели вверх, сухие губы сжались в узкую полоску.

— Ах вот как? — Зингрубера возмутило высокомерное чистоплюйство старика, разве не для него стараются, в конце-то концов. — Ну, если в тебе взыграли родственные чувства, может, предложишь мальчику свою долю в фирме? Не будь идиотом, Рихард, тебе не идет.

Плотные шторы в спальне свисали до самого пола, покрытого толстым пушистым ковром. Прозрачный дневной полумрак сгущался в углах, словно там ему было привычнее.

— Какого черта ты все-таки сюда заявился? Ты же прекрасно знаешь — я не хочу, чтобы узнал отец.

— Нехорошо обманывать папу, — откинувшись на подушки, Арвидас лениво покуривал, примостив пепельницу на животе.

— Слушай, правдолюбец, я не терплю, когда влезают в мои дела.

Марта сидела на кровати, спиной к нему, и говорила, не поворачивая головы.

— Ладно, не злись. Меня тоже вызвал Зингрубер. Тут стряпается какое-то грандиозное пресс-шоу. С латышами…

— Да-да, я и забыла, ведь ты у нас крупный специалист по национальным блюдам с политическим соусом.

Распущенные золотистые волосы Марты скрывали ее спину почти до гибкой тонкой талии. Арвидас скосил глаза и взглянул в стоявшее сбоку от кровати широкое зеркало. Ничего хорошего для себя он там не увидел — на животе наметились дрябловатые складки, мохнатая седина появилась на руках и груди. Ему уже исполнилось тридцать семь, и признаки возраста были налицо. Арвидас вздохнул и сел. Протянув руки, схватил Марту под мышки и потянул на себя. Она не сопротивлялась, только проговорила равнодушно:

— Хватит, Арви. Мне еще нужно забежать к отцу.

Но он крепко сцепил руки на ее теле.

— Мы в Париже или не в Париже, в конце-то концов?

Она сделала попытку высвободиться, но Арвидас резким движением опрокинул ее навзничь. И в это время зазвонил стоявший на полу, возле кровати, телефон.

— Черт, наверное, шеф. Скоро уже прямо в постель полезет, — процедил Арвидас, свешиваясь с кровати.

Когда Арвидас в черном махровом халате, накинутом прямо на голое тело, вышел в гостиную, Зингрубер уже ждал.

— Не слишком ли много отдыхаешь? — с ходу упрекнул шеф, бросив на столик пачку свежих газет, пестревших броскими заголовками. — Ждешь, когда эти русские летуны приземлятся нам прямо на шею?

Арвидас присел на подлокотник креста и развернул первую попавшуюся газету.

— Коронация в воздухе! — прочел он с надлежащим выражением и отложил газету. — А я что могу сделать? Лосберг уже два дня в Париже, а вы так и не вывели на этого летчика. Мне нужен хоть какой-нибудь исходный материал.

— Старик пока артачится. — Зингрубер вздохнул и прищурился. — Нужно попробовать как-то иначе. — Я уже дал задание Марте.

— То есть? — ревниво насторожился Арвидас.

— Чтобы сна сама вышла на вертолетчика. А тогда, я думаю, удастся и Лосберга раскачать.

Арвидас поднялся плеснуть себе виски. Стоя спиной к Манфреду, буркнул:

— Я не уверен, что она…

Но в этот момент появилась Марта собственной персоной. Тщательно одетая и причесанная. Зингрубер удивленно хмыкнул и уставился на Арвидаса.

— Я вижу, вы тут чрезвычайно плодотворно работаете на пару.

Марта ничуть не смутилась. Взяла стакан с виски, протянутый ей Арвидасом, и села в кресло напротив шефа.

— По-моему, это никого не касается, кроме нас с Арвидасом. Кстати, все материалы, которые мне удалось сделать, уже у него.

— Кроме одного, которым ты почему-то упорно пренебрегаешь.

— Отец не объясняет причин, — поднятые брови Марты подчеркнули ее независимость, — но не хочет, чтобы я встречалась с этим… Бангой.

— Вот оно как, — Зингрубер в упор взглянул на нее, — тогда постарайся выяснить у нашего уважаемого патрона, почему он этого не хочет.

Глава 15

Вид у Габелии был озабоченный. Он мрачно смотрел в зеркало, пока Костя одну за другой напяливал на него кепки, лежавшие на прилавке наподобие стопы тарелок.

— Нет, дорогой, на тебя что ни надень, все «аэродром» получается, — заключил Костя.

Они вышли из крохотной лавчонки на залитый солнцем многолюдный Монмартр.

Негромкий щелчок — и вся компания летчиков застыла на черно-белой фотографии.

По бульвару не спеша катил голубой «Пежо». Арвидас осторожно лавировал в не прекращающейся ни днем, ни ночью сутолоке. Устроившись на заднем сиденье, Марта методично снимала небольшой, размером с пудреницу, камерой.

Прямо на асфальте, под ногами ко всему безразличных прохожих, цветные мелки двух художников с фантастической быстротой воссоздавали «Вознесение Богоматери» Эль Греко. Здесь же стоял целый лес мольбертов. За небольшую плату можно было чуть ли не на ходу получить свой портрет.

Тщеславный Габелия не устоял, и через несколько минут ему вручили странное изображение, на котором из хаоса кубов и цилиндров выдавался корабельный руль, напоминавший грузинский нос Отара.

Щелчок затвора — готова очередная фотография…

Голубой «пежо» неотвязно следовал за компанией советских летчиков, фиксируя ее на пленку то у роскошного борделя, за витриной которого невозмутимо разгуливала голая красотка, то возле уличного автомата, когда она с хохотом пыталась всучить ему родной двугривенный в обмен на валютную жвачку.

Под величественные своды Лувра не проникал шум суетливого парижского дня. Время как будто остановилось в великолепных залах. Здесь компания распалась — завороженные нетленной красотой летчики, каждый сам по себе, бродили от одного полотна к другому. Только их неугомонный «гид» в сером костюме, вместо того чтобы любоваться шедеврами, беспокойно шарил глазами, выискивая то одного, то другого «подшефного», словно наседка, обеспокоенная судьбой разбредшихся цыплят.

В одном из пустынных залов Эдгар долго стоял перед единственной помещенной здесь картиной. То была виденная-перевиденая на сотнях репродукций, реклам, подражаний, пародий «Джоконда», но любого, кто впервые смотрел на нее въяве, она все равно потрясала.