Рассказы о животных - Э Сетон-Томпсон

Том Дорли очень взволновался, видя во всем этом лишь покушение на жизнь и доброе имя Вулли. Джо и его сторонники тоже разгорячились, и лишь благодаря вмешательству Гульды спор прекратился.

- Отец, - сказала она Тому Дорли, - я буду сегодня ночевать на кухне. Если Вулли улизнет, я это увижу. Если же он не выйдет ночью, а овцы у соседей окажутся убитыми, то, значит, Вулли тут ни при чем.

Гульда так и сделала. Она улеглась спать в кухне, на диване, а Вулли лежал, как обычно, под кухонным столом. Через некоторое время Вулли стал беспокоиться. Он ворочался на своей подстилке, раза два вставал, потягивался и, посмотрев на Гульду, снова укладывался.

К двум часам ночи Вулли, по-видимому, был уже не в силах больше противиться какому-то необъяснимому внутреннему побуждению. Он тихо встал, посмотрел на низенькое окно, а затем на лежащую неподвижно молодую девушку. Гульда дышала ровно и спокойно, будто спала. Вулли подошел ближе, понюхал ее и дунул ей в лицо. Но она не пошевелилась. Тогда он тихонько толкнул ее носом и затем, насторожив уши и склонив голову набок, стал внимательно осматривать ее спокойное лицо.

Гульда не двигалась. Тогда Вулли бесшумно подкрался к окну, подсунул нос под перекладину легкой рамы и приподнял ее настолько, чтобы можно было просунуть под нее лапу. Затем он носом поднял раму и протиснулся наружу. Опуская раму, он придерживал ее спиной и хвостом с такой ловкостью, как будто каждый день открывал окно. Очутившись за окном, Вулли исчез в темноте.

Гульда с величайшим изумлением незаметно следила за ним. Подождав немного и убедившись, что он в самом деле убежал, Гульда встала и хотела тотчас же позвать отца. Но, подумав, решила подождать. Она пристально всматривалась в ночную темноту, но Вулли не видела.

Подложив дров в печь, она опять легла на диван. Так пролежала она без сна более часа, вздрагивая при всяком шорохе и прислушиваясь к тиканью кухонных часов.

Она с недоумением думала о собаке: неужели Вулли действительно загрыз овец вдовы?

И недоумение ее еще возросло, когда она вспомнила, как заботливо и ласково Вулли обращался с их собственными овцами.

Прошел еще час.

Гульда услыхала за окном шорох, и сердце ее усиленно забилось.

Опять поднялась оконница, и через минута Вулли снова очутился в кухне, опустив за собой окно.

При мерцающем свете горящих дров Гульда заметила какой-то странный, дикий блеск в его глазах и увидела, что его пасть и белоснежная грудь были обрызганы свежей кровью. Он несколько запыхался, но, сдерживая дыхание, стал всматриваться в девушку. Она не шевелилась. Тогда, успокоенный, он лег и стал облизывать себе морду и лапы, скуля и ворча, точно вспоминая какое-то недавнее происшествие.

У Гульды уже не оставалось никаких сомнений, что Джо Греторекс был прав. И тут новая мысль пришла ей в голову. Она внезапно поняла, что странная, заколдованная лисица Монсалдэла находится тут, перед нею!

Быстро поднявшись на ноги, она взглянула Вулли в глаза и воскликнула:

- Вулли! Вулли! Значит, это правда?.. О, Вулли, какой ты свирепый зверь!

Ее голос разнесся по кухне, точно удар грома. Вулли отшатнулся, словно подстреленный. Он бросил отчаянный взгляд на закрытое окно. Его глаза сверкнули, и шерсть встала дыбом. Он припал к полу и пополз, точно моля о пощаде.

Он медленно подползал к ней все ближе и ближе, точно собирался лизать ее ноги, но, приблизившись к ней вплотную, внезапно с яростью тигра, не издав ни единого звука, бросился на нее, пытаясь схватить за горло. Гульда вовремя подняла руки, чтобы защитить горло, и длинные блестящие клыки Вулли вонзились в ее руки и коснулись кости.

- Помогите! Помогите!.. Отец! Отец!.. - закричала она.

Вулли был легок, и ей удалось на миг отбросить его. Но сомневаться в его намерении было нечего: он понял, что проиграл; за этот проигрыш либо он, либо девушка заплатят жизнью.

- Отец! Отец! - вопила она, когда желтый разъяренный зверь, стремясь умертвить ее, кусал и рвал зубами беззащитные руки, столько, раз кормившие его...

Девушка напрасно силилась избавиться от пса. И пес, конечно, скоро вонзился бы зубами ей в горло, если бы в эту минуту не вбежал в кухню ее отец.

Вулли бросился прямо на него, сохраняя все то же страшное молчание.

Он неистово рвал и грыз его руки, пока смертельный удар топора не сбросил его на каменный пол, где он, задыхаясь и корчась в предсмертных муках, все еще пытался приподняться, чтобы продолжать борьбу.

Новый быстрый удар топора раскроил ему череп, и мозг его разлетелся по камням очага - того самого, которому он так долго и честно служил. И Вулли - умный, свирепый, верный, коварный - задрожал, вытянулся и затих навсегда...

КРАСНОШЕЙКА

1

У подножия лесистого Тейлорского холма мать-куропатка вывела птенцов. Внизу протекал ручей с кристальной водой. Ручей этот, по какому-то странному капризу людей, назывался Илистый. К нему-то куропатка и повела в первый раз пить своих птенцов, которые вылупились только накануне, но уже твердо держались на маленьких ножках.

Она двигалась медленно, пригибаясь к траве, так как лес был полон врагов, и по временам тихо кудахтала, призывая птенцов, похожих на маленькие шарики пестрого пуха. Птенцы, переваливаясь на тоненьких красных ножках, нежно и жалобно пищали, если отставали хотя бы на несколько шагов от матери.

Они были такими хрупкими, эти птенчики, что даже стрекозы казались неуклюжими и большими по сравнению с ними.

Их было двенадцать. Мать-куропатка зорко следила за ними и осматривала каждый куст, каждое дерево, заросли и даже небо. Она, по-видимому, всюду искала врагов, потому что друзей было слишком мало. И одного врага ей удалось найти.

По ровному зеленому лугу пробирался большой зверь - лиса. Этот зверь как раз шел по их дороге, и через несколько минут он должен был наверняка почуять птенцов и напасть на их след. Времени терять было нельзя.

"Крр, крр!" ("Прячьтесь, прячьтесь!") - крикнула мать твердым, но тихим голосом, и маленькие птенчики, величиной чуть-чуть побольше желудя и имеющие всего только один день от роду, разбрелись в разные стороны, чтобы спрятаться. Один птенчик залез под листок, другой спрятался между двумя корнями, третий забрался в свернутую бересту, четвертый забрался в яму. Скоро все спрятались, кроме одного, который не мог найти для себя подходящего прикрытия и, прижавшись к большой желтой щепке, лежал на ней, совсем распластавшись, закрыв глазки, уверенный, что теперь-то ему уже не грозит никакая опасность.

Птенцы перестали испуганно пищать, и все затихло.

Мать-куропатка полетела прямо навстречу страшному зверю, смело опустилась всего в нескольких шагах от него и затем бросилась на землю, хлопая крыльями, как будто она была ранена и уже не могла подняться. Она пищала, пищала и билась. Быть может, она просит пощады - пощады у этой кровожадной, свирепой лисицы?

О нет! Куропатка была не так глупа. Мы часто слышим о хитрости лисицы. Так вот подождите, и вы увидите, как глупа лиса по сравнению с матерью-куропаткой.

Восхищенная тем, что добыча внезапно очутилась так близко, лисица прыгнула и схватила... Нет, ей не удалось схватить птицу! Птица одним взмахом крыла отодвинулась дальше. Лисица опять прыгнула и на этот раз, конечно, достала бы птицу, если бы не маленькое бревно, очутившееся между ними.

Куропатка неловко протащилась дальше под бревно, но лисица, щелкнув челюстями, прыгнула через него. Тогда птица, как будто немного оправившись, сделала неуклюжую попытку полететь и покатилась вниз по насыпи. Лисица смело последовала за ней и уже почти схватила ее за хвост, но промахнулась. Как ни быстро прыгала лисица, а птица двигалась еще быстрее.

Это было уже совсем необычайно. Как это быстроногая лисица не могла поймать раненую куропатку? Какой позор для лисицы!

Но у куропатки как будто прибавлялось сил по мере того, как лиса гналась за ней. Отведя врага на четверть мили в сторону, птица вдруг стала совсем здоровой и, решительно взмахнув крыльями, полетела через лес, оставив лисицу в дураках. А самое досадное было то, что лисица вспомнила, что она уже так попадалась прежде.

Между тем мать-куропатка, описав большой круг в воздухе, окольным путем спустилась к тому самому месту в лесу, где укрывались ее маленькие пуховые шарики.

Дикие птицы обладают чрезвычайно острой памятью местности, и потому мать-куропатка опустилась как раз на ту самую кочку, поросшую травой, где она была перед тем, как полетела навстречу лисице. На мгновение она остановилась, восхищаясь, как тихо, не шелохнувшись, сидят ее дети, спрятавшиеся по ее приказанию. Ее шаги не заставили пошевелиться ни одного из них, даже того малютку, который притаился на щепке. В сущности, он не так уж плохо спрятался. Но вот раздался голос матери: "Криит!" ("Идите сюда, дети!") - и моментально, точно по волшебству, из всех тайников вылезли маленькие птенцы-куропатки, и тот крошка, лежащий на щепке, самый крупный из птенцов, открыл свои глазки и побежал с нежным писком "Пиип, пиип!" под защиту широкого материнского хвоста. Его голосок, конечно, враг не услышал бы и в трех шагах, но мать услышала бы его, далее если бы расстояние было втрое больше. Все остальные тоже подняли писк и, без сомнения, воображали, что страшно шумят. Они были счастливы.