Вопрос — ответ - Викас Сваруп

— Да покорми ты его! — рявкает налетчик.

В смятении женщина задирает блузку, выставив напоказ обе груди сразу. Грабитель ухмыляется, делает вид, будто хочет ухватить ее сосок. Несчастная визжит и в страхе прикрывается. Мужчина довольно гогочет. На этот раз я ни капли не впечатлен тем, что увидел. Оказывается, направленное в голову дуло волнует еще сильнее, чем чья-то обнаженная грудь.

Завладев нераздельным вниманием пассажиров, злодей берется за дело. Не выпуская из правой руки револьвера, левой он поднимает коричневый джутовый мешок.

— Значит, так, все ценное складываем сюда. Мужчины отдают бумажники, а также наличные из карманов. Дамы освобождаются от сумочек, золотых цепочек и браслетов. Кто не подчинится — получит пулю в лоб.

Молодая женщина и Меенакши дружно вскрикивают от испуга. Из дальнего конца вагона доносятся похожие вопли: судя по всему, там орудует пресловутый напарник.

Грабитель обходит нас, держа наготове раскрытый мешок. Первая на очереди — мама с младенцем. Дрожащими руками она расстегивает кожаную сумочку и роняет ее на самое дно, оставив себе лишь пустышку и бутылочку с молоком. Малыш, которого на минуту перестали кормить, снова заходится плачем. Меенакши с ошарашенным видом снимает браслет и хочет бросить его за кожаной сумочкой, когда налетчик перехватывает ее запястье.

— Ты стоишь дороже украшений, куколка, — скалится он.

Девушка отчаянно вырывается, словно хочет стряхнуть гадюку. Грабитель кидает мешок и ловит непокорную за ворот рубашки. Меенакши отшатывается. Трещит от натуги ткань. Рубашка рвется пополам, и мы видим девушкин лифчик. Все цепенеют от ужаса. Отец несчастной не может больше терпеть.

— Мерзавец! — рычит он и бросается на злодея.

Но тот проворен, словно пантера: отпустив жертву, в ту же секунду обрушивает на голову бизнесмена тяжелую рукоять револьвера. Теперь на лбу защитника зияет глубокая рана, из которой сочится кровь. Мать Акшая вновь поднимает визг.

— Молчать, — цедит налетчик. — А не то всех пристрелю.

Это отрезвляет, и мы затихаем, как мышки. Чувствую, в горле растет ком холодного страха. Руки леденеют. Рядом натужно дышат попутчики. Меенакши тоненько всхлипывает. Ее мать отдает браслеты и сумочку. Хмурый отец расстается с бумажником, трясущимися пальцами отстегивает часы.

— Комиксы тоже класть? — невпопад интересуется Акшай.

Мужчина приходит в бешенство.

— Шутить со мной вздумал? — шипит он и бьет мальчишку по лицу.

Вскрикнув, бедняга закрывает багровое пятно ладонью. Меня вдруг разбирает смех. Похоже на комический эпизод в начале фильма ужасов.

— Чего скалишься? — рявкает грабитель. — Давай, что там у тебя?

Выкладываю из карманов оставшуюся мелочь и бумажки — все, кроме счастливой монетки. Начинаю снимать японские «Касио», но смуглый налетчик презрительно морщится:

— Фальшивка. Себе оставь.

Явно довольный добычей, он уже движется к выходу, когда раздается голос Акшая:

— Постойте, вы кое-что забыли!

То, что произошло дальше, вспоминается мне, будто в замедленной съемке. Длинноволосый мужчина оборачивается, и брат Меенакши тычет в мою сторону пальцем:

— У этого парня с собой пятьдесят тысяч рупий!

Кажется, от его шепота сотрясается поезд. Бандит злобно щурится:

— Опять шутишь?

— Н-нет, честное слово.

Грабитель заглядывает под мою полку:

— В чемодане, что ли?

— Не угадали, — самодовольно улыбается попутчик. — В конверте, в трусах.

— Ага-а! — радостно выдыхает злодей.

Меня трясет — не знаю, от ужаса или от гнева. Смуглый налетчик приближается:

— Отдашь без писка, или раздевать тебя перед всем честным народом?

— Нет! Это мои деньги! — кричу и невольно прикрываюсь, точно футболист в ожидании пенальти. — Я их заработал! Не дождетесь! Я даже не знаю, как вас зовут!

Мужчина грубо смеется:

— Представь себе: мы только и делаем, что забираем добро у совершенно незнакомых людей. Ну так как, сам расстанешься с конвертом, или тебе помочь?

Черное дуло револьвера пляшет перед моим лицом. Что поделаешь? Даже храбрейшие воины смиряются перед силой оружия. Медленно запускаю пальцы за пояс, вытаскиваю на свет заветный конверт — липкий от пота, пропахший унижением. Бандит вырывает его из рук и, ловко пересчитав хрустящие купюры, изумленно присвистывает:

— Откуда такое богатство? Стибрил, наверное, где-нибудь. Ну, да мне плевать. — Он опускает мои деньги в мешок. — А теперь сидите тише воды, ниже травы, пока не подошел напарник.

Мне остается лишь тупо глядеть, как пятьдесят миллионов грез исчезают под покровом коричневого джута вслед за бумажниками и золотыми браслетами.

Грабитель перемещается в другое купе, однако никто из нас не осмеливается нажать на стоп-кран. Чинно сидим, будто к местам приклеенные, как на похоронах. Минут через десять мужчина возвращается с перевязанным мешком за плечами — полным до самого верха и с виду довольно увесистым.

— Вот и славно, — говорит злодей, поигрывая револьвером.

Смотрит на меня и ухмыляется до ушей. Точь-в-точь хулиган, отобравший у ребенка игрушку. Потом переводит взгляд на Меенакши. Девушка запахнула чунни, однако лифчик ярко белеет сквозь рваную ткань. Бандит причмокивает губами.

— Готов? — кричит напарник. — У меня все!

— Готов! — отзывается наш налетчик. Внезапно поезд начинает замедлять ход.

— Быстрее! — орет второй грабитель и спрыгивает на ходу.

— Сейчас! Держи добычу!

Смуглый мужчина с размаху швыряет в кромешную ночь тяжелый мешок (и с ним пятьдесят миллионов грез), хочет отправиться следом… Но вдруг возвращается.

— Поцелуемся на прощание? — обращается он к Меенакши, размахивая револьвером.

Девушка в ужасе закрывает лицо.

— Ах, ты не хочешь? Тогда снимай чунни. Дай поглазеть на груди. — Бандит целится в упор обеими руками и злобно рычит: — Последний раз говорю! А ну раздевайся, или башку снесу! Мне терять нечего!

Бизнесмен от позора зажмуривается. Его жена теряет сознание.

Подвывая и всхлипывая, красавица начинает разворачивать полупрозрачные складки. Под ними белеет пара чашечек и тонкие полоски ткани.

Но я уже ничего не вижу. Перед моим внутренним взором стоит высокая женщина с развевающимися на ветру иссиня-черными локонами, белоснежное сари которой трепещет и полощется, как легкий бумажный змей. У нее на руках младенец. Из темноты выходит усатый мужчина с длинными волосами, в угольных брюках и молочного цвета рубашке. Он ухмыляется и машет револьвером.

— Скидывай сари! — Окрик злодея похож на собачий лай.

Женщина принимается плакать. Вокруг полыхают молнии. Взметается дорожная пыль. Буря поднимает и кружит сухие листья. Внезапно младенец прыгает с материнских колен и, кинувшись на обидчика, впивается ему ногтями в лицо. Завыв от боли, мужчина отталкивает малыша прочь, но тот бросается снова. Злодей и ребенок катаются по земле, а где-то на заднем плане не умолкают рыдания бедной женщины. Усатый направляет револьвер на мальчика, однако сегодня небеса ниспослали младенцу сверхчеловеческие силы. Пальчики крохи упираются в черный ствол и резко отводят его в сторону. Мужчина и малыш катаются вправо и влево, намертво вцепившись друг в друга. Временами то один, то другой уже готов одержать верх — и вновь теряет преимущество. Вот смуглокожий брюнет освобождает руку с оружием и целится в грудь младенца. Смыкает пальцы на спусковом крючке. Еще секунда — и грянет выстрел, но тут ребенок чудом отворачивает от себя грозное дуло и наводит его прямо на сердце злодея. Звучит оглушительный взрыв, мужчину отбрасывает назад. На белой рубашке багровеет пятно.

— Господи!

Голос Акшая звучит, словно эхо в пещере. Налетчик лежит на полу, в нескольких дюймах от двери. У меня в руке револьвер, из дула которого тянется тонкая струйка дыма. Слышно, как поезд опять набирает скорость.

До меня еще не дошло, что случилось. Когда пробуждаешься посреди сна, голова не торопится ясно работать.

Впрочем, если у вас в руке дымится оружие, а на полу лежит мертвый мужчина, тут и понимать особенно нечего. Рубашка бандита насквозь промокла, пятно темнеет и расплывается на глазах. Это вам не кино: там пуля всегда оставляет аккуратную дырку, с которой тело и отвозят на «скорой помощи». На самом деле все по-другому. Поначалу кровь даже и не идет, а еле-еле сочится. Темная отметина не больше отпечатка пальца медленно вырастает до размеров монеты, потом до чайного блюдца, достигает величины обеденной тарелки и продолжает, продолжает расползаться, пока не превращается в бурный поток. Испуганно хватаю ртом воздух: еще немного — и алая река захлестнет купе! Но тут отец Акшая сильно трясет меня за плечи:

— Парень, очнись, тебе говорю! — И краснота отступает.