Песнь крови - Энтони Райан

Быстро стемнело. Безоблачная, лунная ночь обратила снег в складки голубоватого серебра и развесила над головой обширную панораму звездного неба. Будь тут Каэнис, он сумел бы перечислить все созвездия, но Ваэлин знал только немногие, самые приметные: Меч, Оленя, Деву. Каэнис рассказывал ему легенду, в которой говорилось, будто это первые души Ушедших забросили звезды на небо Извне, в дар грядущим поколениям, и создали узоры, дабы указывать живущим их пути. Многие уверяли, будто способны читать послание, написанное на небе, и большинство из них, судя по всему, обитало на ярмарках, предлагая указать тебе путь за пригоршню медяков.

Он как раз размышлял о том, что означает Меч, указывающий на юг, когда смутное ощущение, что что-то не так, превратилось в холодную уверенность. Меченый напрягся, приподнял голову. Ни запаха, ни звука, ни единого знака не предвещало опасности, и все-таки что-то было неправильно.

Ваэлин обернулся, посмотрел через плечо на неподвижную листву у себя за спиной. «Надо же, какой тихий! – поразился он. – Ни один убийца не способен двигаться так беззвучно».

– Если вы голодны, брат, у меня тут мяса вдосталь, – сказал он вслух. И снова отвернулся к огню, подкинул в костер еще несколько поленьев. Вскоре послышался скрип снега под ногами, Макрил обошел Ваэлина и присел на корточки напротив него, вытянув руки к огню. На Ваэлина он даже не смотрел, зато исподлобья уставился на Меченого.

– Надо было убить эту проклятую тварь, – проворчал он.

Ваэлин нырнул в свое убежище, достал кусок мяса.

– Оленина!

Он бросил мясо Макрилу.

Коренастый мужчина насадил мясо на нож и собрал горку камней, чтобы укрепить его над огнем, потом раскатал по земле свой спальный мешок и сел на него.

– Хорошая ночь, брат, – сказал Ваэлин.

Макрил хмыкнул, снял башмаки и принялся растирать ноги. Вонь была такая, что Меченый встал и убрался подальше.

– Я сожалею, что брат Тендрис не счел возможным поверить мне на слово, – продолжал Ваэлин.

– Он тебе поверил.

Макрил выковырял что-то у себя между пальцев на ногах и швырнул это в огонь. Оно лопнуло и зашипело.

– Он истинный слуга Веры. Не то что я, подозрительный, гнусный подзаборник. Потому-то он меня при себе и держит. Не пойми меня неправильно, он человек одаренный и разносторонний, лучший наездник, какого я видел в своей жизни, и сведения из отрицателя способен вытрясти быстрее, чем ты успеешь высморкаться. Но в некоторых отношениях он сущее дитя. Верным он доверяет. Ему кажется, будто все Верные держатся одного мнения, того же, что и он сам.

– А вы другого мнения?

Макрил поставил башмаки сушиться к огню.

– Я охотник. Следы и знаки, запахи и звуки, и огонь в крови, что вспыхивает, когда убиваешь добычу. Вот моя Вера. А твоя какая, а, парень?

Ваэлин пожал плечами. Он подозревал, что в нарочитой откровенности Макрила таится ловушка, что охотник заманивает его в сети, вынуждая признаться в том, о чем лучше бы помолчать.

– Я следую Вере, – ответил он, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я брат Шестого ордена.

– В ордене братьев много, и все они разные, и все ищут свой путь в Вере. Не обманывай себя тем, будто орден состоит из праведников, которые каждую свободную минуту только и делают, что пресмыкаются перед Ушедшими. Мы солдаты, малый. Солдатская жизнь тяжела, удовольствий в ней немного, а страданий предостаточно.

– Аспект говорит, что есть разница между солдатом и воином. Солдат сражается за деньги или из преданности. А мы сражаемся за Веру, и война – наш способ оказывать почести Ушедшим.

Лицо Макрила помрачнело, в желтом свете пламени оно выглядело угловатой, волосатой маской, и взгляд его был отстраненным, погруженным в невеселые воспоминания.

– Война? Война – это кровь, дерьмо и люди, обезумевшие от боли, которые зовут маму, истекая кровью. Никаких почестей в том нет, малый.

Он перевел взгляд, посмотрел в глаза Ваэлину.

– Вот увидишь, злосчастный щенок. Ты увидишь это все своими глазами.

Ваэлину вдруг сделалось не по себе. Он подбросил в огонь еще одно полено.

– Почему вы охотились за той девушкой?

– Она отрицательница. И к тому же из самых гнусных отрицателей, ибо ей дана сила искажать души праведников.

Он коротко, иронически хохотнул.

– Так что, думаю, если она повстречается со мной, мне-то ничего не грозит.

– Что же это за сила такая?

Макрил пощупал мясо пальцами и принялся есть, откусывая небольшие кусочки и старательно их разжевывая прежде, чем проглотить. Это были отработанные и механические действия человека, который не вкушает пищу, а просто поглощает ее, как топливо.

– Это мрачная история, малый, – сказал он между двумя кусками. – Как бы тебе кошмары сниться не начали.

– Кошмары мне уже снятся.

Макрил приподнял лохматую бровь, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого он доел мясо, порылся в мешке и выудил маленькую кожаную фляжку.

– «Братний друг», – пояснил он, отхлебнув глоток. – Кумбраэльское бренди, смешанное с красноцветом. Не дает потухнуть пламени у тебя в животе, пока ты дежуришь на стене на северной границе, ожидая, когда дикари-лонаки перережут тебе глотку.

Он протянул фляжку Ваэлину. Тот покачал головой. Спиртное братьям не воспрещалось, но наиболее Верные мастера смотрели на это косо. Некоторые утверждали, что все, что затмевает разум, стоит на пути Веры, что чем меньше человек помнит о своей жизни, тем меньше он сможет взять с собой Вовне. Очевидно, брат Макрил этого мнения не разделял.

– Так ты, значит, хочешь знать про ведьму.

Он расслабился, привалился спиной к скале, время от времени прихлебывая из фляжки.

– Ну так вот, рассказывают, что ее арестовали по приказу совета, по доносу о деяниях Неверных. Обычно подобные людишки несут полную чушь. О том, что они, якобы, слышали голоса Извне, не принадлежащие Ушедшим, о том, что они будто бы умеют исцелять болящих, говорить со зверями и так далее. В основном это просто перепуганные крестьяне, которые обвиняют друг друга в своих бедах. Но иной раз попадаются и такие, как она.

У них в деревне вышла нехорошая история. Они с отцом были чужаками, из Ренфаэля. Держались особняком, он зарабатывал на пропитание писцом. Местный землевладелец потребовал от него подделать какие-то бумаги, что-то по поводу прав наследства на какое-то там пастбище. Писец отказался. Несколько дней спустя его нашли с топором в спине. Землевладелец был родственником местного судьи, так что дело замяли. А два дня спустя он пришел в местный трактир, покаялся в совершенном преступлении и перерезал себе глотку от уха до уха.