Проклятый Дар - Кристина Кашор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я убью короля, — прибегнула она к последнему средству. — Убью, если вы оба не согласитесь. Это мой бунт, и только мой, и если вы откажетесь, клянусь своим Даром, я отправлю Ранду на тот свет.
Она еще не знала, действительно ли сможет это сделать, но сейчас они точно считали ее способной на такое. Катса повернулась к Оллу:
— Скажи, что согласен.
Олл откашлялся.
— Как скажете, миледи.
— Гиддон?
— Не нравится мне это.
— Гиддон…
— Как скажешь, — мрачно ответил он, глядя в пол. Лицо его покраснело от досады.
Катса обратилась к Эллису.
— Лорд Эллис, если Ранда узнает, что капитан Олл или лорд Гиддон согласились на это добровольно, я буду знать, что это вы проговорились, и убью и вас, и вашим дочерей. Вам понятно?
— Понятно, миледи, — отозвался Эллис. — Благодарю вас еще раз.
От этого второго выражения благодарности после таких страшных угроз у нее сжалось горло. Когда ты — чудовище, тебя благодарят и превозносят, если ты поступаешь не как чудовище. Было бы куда приятней, если бы ей не воздавали почести зато, что она не творит зло.
— А теперь, без лишних свидетелей нам нужно в деталях придумать, что здесь сегодня произошло.
Они снова поужинали в замке Гиддона, в его столовой, как и прошлым вечером. Гиддон дал ей разрешение порезать ему шею ножом, а Олл разрешил поставить себе синяк на скуле. Она бы обошлась и без их разрешения, потому что знала — Ранда будет ожидать следов борьбы, но и Олл, и Гиддон согласились с ее доводами или, возможно, просто догадались, что она сделает это в любом случае. Оба приняли это спокойно и храбро, а Катса, хоть ей и было горько, сделала все мастерски и постаралась причинить как можно меньше боли.
Разговор за ужином не клеился, Катса отломила кусок хлеба, пожевала и проглотила его, рассеянно обводя взглядом свои вилку, нож и серебряный кубок.
— Тот истиллский лорд, — вдруг произнесла она, и взгляды спутников поднялись от тарелок, — который срубил у Ранды больше леса, чем стояло в договоре. Помните его?
Они кивнули.
— Я ему ничего не сделала, — продолжила она. — Оглушила, но больше ничего, — она положила нож и вилку и перевела взгляд с Гиддона на Олла. — Не смогла. Он сполна искупил свою вину золотом. Я не смогла ничего с ним сделать.
Мгновение они оба смотрели на нее, потом Гиддон снова опустил взгляд в тарелку, а Олл откашлялся.
— Должно быть, работа в Совете помогает выйти на свет нашему лучшему внутреннему «я», — сказал он.
Снова взяв нож и вилку, Катса нарезала баранину и задумалась. Она была знакома со своим внутренним «я», узнала бы его, доведись им встретиться лицом к лицу. Это «я» было чудовищем с одним голубым и одним зеленым глазом, хищником с громоподобным рыком. Это была злобная тварь, которая в неконтролируемой ярости бросалась на друзей, убийца, добровольное орудие королевского гнева.
Впрочем, это было странное чудовище, ибо при своей свирепой внешности внутри оно боялось и ненавидело свою жестокость, бичевало себя за дикость. И порой ему не хватало духа свирепствовать, и тогда в его сердце поднимался бунт.
Это чудовище иногда отказывалось вести себя как чудовище. А если чудовище перестает себя так вести, перестает ли оно быть чудовищем? Становится ли чем-то другим?
Наверное, она все-таки не знала своего внутреннего «я».
В этот вечер за столом в замке Гиддона витало слишком много вопросов, и было слишком мало ответов. Катсе вдруг захотелось, чтобы вместо Олла и Гиддона с ней путешествовали Раффин или По — у них были бы хоть какие-нибудь мысли.
Нужно остерегаться использовать свой Дар в гневе — вот в этом и есть пытка ее внутреннего «я».
После ужина Катса пошла на стрельбище в надежде, что пение летящих стрел ее успокоит. Там он ее и нашел.
Она искала здесь одиночества, но когда из тени вышел Гиддон, такой высокий, и тихий, ей захотелось оказаться в огромном зале, окруженной сотнями людей, пусть даже это будет бал и придется наряжаться в платье и надевать кошмарные туфли. И танцевать. Все, что угодно, было бы лучше, чем остаться наедине с Гиддоном здесь, где их никто не увидит и не прервет.
— Ты стреляешь в темноте, — сказал Гиддон.
Она опустила лук, предполагая, что это еще одна подколка.
— Да, — подтвердила она, — ничего другого в голову не пришло.
— В темноте ты стреляешь так же хорошо, как при свете?
— Да, — снова ответила Катса, и Гиддон улыбнулся. Ей стало страшно — если он собирается и дальше быть любезным, кто знает, к чему это приведет. Лучше бы оставался наглым, придирчивым и неприятным, раз уж они оказались наедине.
— Для тебя нет ничего невозможного, Катса.
— Не говори ерунды.
Но он, видимо, был решительно настроен не спорить. Еще раз улыбнувшись, Гиддон облокотился о деревянную перекладину, отделявшую дорожку Катсы от других.
— Как ты думаешь, что будет завтра? — спросил он.
— Честно, не знаю, — ответила Катса. — Ранда будет в ярости.
— Мне не нравится, что ты защищаешь меня от его гнева, Катса. Совсем не нравится.
— Я сожалею, Гиддон, об этом и о том, что пришлось тебя порезать. Вернемся в замок? — сняв колчан, она положила его на землю. Гиддон молча наблюдал, и в ее груди начала подниматься паника.
— Позволь мне защищать тебя, — сказал он.
— Ты не сможешь защитить меня от короля, это опасно и пустая трата сил для тебя. Пойдем в замок.
— Стань моей женой, и наш брак защитит тебя.
Что ж, он это сказал, как По и предсказывал, и слова ударили ее не слабее кулака По. Она не знала, куда девать глаза, было трудно стоять на месте. Она положила руку на голову, потом на перекладину, и заставила себя думать.
— Наш брак меня не защитит. Ранда не простит меня только потому, что я замужем.
— Но он смягчится, — возразил Гиддон. — Наша помолвка укажет ему выход — ведь он знает, что наказывать тебя опасно. Если скажем, что женимся, он отошлет нас со двора — сюда, в замок, и здесь король тебе ничего не сделает. А ты — ему. И видимость родственных чувств сохранится.
И она будет замужем. За Гиддоном. Станет его женой, хозяйкой его дома. Должна будет развлекать его проклятых гостей, нанимать и увольнять слуг, кухарок и делать прочую подобную чепуху, носить в себе его детей, сидеть дома и любоваться ими. А по ночам она должна будет ложиться в его постель, постель Гиддона, и спать с человеком, который считает царапину на ее лице оскорблением его персоне, который считает себя ее защитником — защитником! Да она бы одолела его зубочисткой против меча!
Глубоко дыша, она заставила утихнуть вскипающий гнев. Он ведь ее друг, союзник Совета. Нельзя ему все это говорить. Нужно делать так, как сказал Раффин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});