Слепое счастье - Иоанна Хмелевская

Шпулька напрочь забыла, что собиралась сесть в автобус. Она прошла остановку и двинулась дальше, а Кшиштоф Цегна — за ней, не обращая внимания на паршивую декабрьскую погоду и слякоть под ногами. Шпулька рассказала об их с Тереской летних приключениях и «веселеньком» переезде, а Кшиштоф поделился своими личными планами и перспективами на будущее, а также сегодняшними проблемами.

— Знаете, меня сейчас интересуют мотивы, — говорил он, стараясь обойти хотя бы самые глубокие лужи. — Различные мотивы человеческих поступков. Не только преступлений, а и прочих тоже. Даже каких-то мелочей, сущей, можно сказать, ерунды... Человек ведет себя странно, а почему — объяснять отказывается.

Шпулька внезапно остановилась.

— Как вы сказали? Ведет себя странно, а объяснять отказывается?

Кшиштоф Цегна взглянул девочке под ноги и вывел ее из глубокой лужи.

— Именно. Может, это и не важно, но выглядит-то со стороны подозрительно.

— Точно, — согласилась Шпулька и потихоньку двинулась вперед. — Я как раз с проблемой столкнулась. Из этой области. Есть такой небольшой городишко, и что-то там происходит. Подозрительное. Один там ногу сломал. А объяснять ничего не хочет. Почему?

— Какой городишко? — заинтересовался Кшиштоф.

— Мослы называется.

— Мослы? — изумился молодой человек. — Не может быть!..

— Вы что, их знаете?

— Нет. Но много слышал. Один мой приятель из-за этих Мослов сделал из себя посмешище на всю Европу. Вообразил черт знает что, поднял тревогу, привлек к делу этих, ну, из родственного ведомства... И ноль на выходе. А началось все с того, что ночью к ним в отделение примчался босиком мужик. Дело было зимой, и к тому же мужик был трезв как стеклышко. И тоже ничего не хотел объяснять.

Слушавшая с огромным вниманием Шпулька потребовала подробностей. Оказалось, что находившийся в этих несчастных Мослах в командировке солидный научный сотрудник какого-то ботанического института, агроном по образованию, ночью выскочил из замка в одном белье и босиком, примчался по снегу в отделение милиции и ворвался туда со страшным криком, что он, мол, этого больше не вынесет. Чего именно не вынесет, выяснить так и не удалось, ибо агроном, как только немного оклемался, категорически отказался отвечать на вопросы. Пробормотал, пряча глаза, что ему приснился кошмар, и попросил одолжить ботинки. Больше Кшиштоф Цегна ничего не знал.

Шпулька в свою очередь поделилась с ним соображениями о руке мужа и ноге фотографа. Молодой человек подумал и покачал головой.

— Я думаю, это просто совпадение, — решил он. — Там же все обнюхали, проверили и ничего не обнаружили. Не будь этой проверки, я и сам бы подозревал, что дело нечисто. Но, в конце концов, бывают же идиотские совпадения. Хотя, кто его знает... Сами видите, что получается, когда люди не хотят говорить правду.

Вечером пани Букатова сошла с автобуса на своей остановке и увидела собственную дочь, сидевшую тут же, на лавочке под крышей, в обществе милиционера. Сначала она забеспокоилась, но сразу узнала молодого человека, которого встречала год назад и с которым Тереска и ее дочь проворачивали какие-то дела, завершившиеся шумным успехом. Пани Букатова приостановилась, озабоченно посмотрела на промокшие сапоги дочки, но ничего не сказала и пошла домой. Шпулька не обратила на собственную мать ни малейшего внимания, Кшиштоф Цегна вообще ее не заметил.

— Все! Хватит с меня этой проклятой математики, — категорически заявила Шпулька и отодвинула от себя тетрадь. — Последнюю задачу я решила, теперь надо отдохнуть мозгам. Слушай, а что ты обо всем этом думаешь? Мне кажется, что-то здесь кроется.

— А откуда ты вообще про такое дело узнала? — подозрительно поинтересовалась Тереска.

— Так я же не успела рассказать. Все уроки да уроки! Представь себе, я встретила Кшиштофа Цегну!

— Что он здесь делает? Ведь он должен быть в Щитно. Или его уже выгнали?

— Типун тебе на язык! Совсем наоборот! Учится он отлично. А здесь был совсем недолго и уже уехал. Он-то мне все и рассказал.

— Так просто, ни с того ни с сего?

— Да нет. Я сама попросила. С подробностями. Опять эти Мослы. Явно там нечисто и странно, что тебе так не кажется. Один вид этого фотографа чего стоит. Посмотрела бы ты, как он на меня глянул...

— Надо было попросить, чтобы подождал чуток и не глядел, пока я не посмотрю. А вообще не представляю, что там такого может быть. Сама же говоришь, что милиция выясняла и ничего подозрительного не обнаружила.

— В том-то и дело! Ничего подозрительного, все отлично. А чего же тогда этот тип босиком по снегу бегал?

— Не знаю. Может, и впрямь дурной сон приснился...

— А муж? А фотограф? Не слишком ли много?

Тереска в задумчивости пыталась перекусить нитку, которой она пришивала пуговицу к пальто. Это ей не удалось, и она рассеянно оглянулась в поисках ножниц.

— Ну, я не знаю... — неохотно протянула она. — Смотря сколько времени прошло. Может, эти три события произошли в течение десяти лет? Куда я ножницы дела?

Шпулька молча вытянула ножницы из-под учебника математики и подала их подруге. Ее раздражало, что та совсем не проявляет интереса к такому заманчивому делу, и одновременно она ругала себя, что не сообразила спросить у Кшиштофа, когда все случилось: кросс по снегу, следствие и всеобщее издевательство над приятелем, выставившим себя на посмешище. Шпулька подумала, что надо бы написать и расспросить.

— Похоже, твой Робин действует на тебя отупляюще, — сердито заметила она. — А я-то надеялась...

— Зато ты при своем Кшиштофе стала не в меру сообразительной, — моментально парировала Тереска. — Если дело и дальше так пойдет, мы можем поменяться характерами. Так тебе и надо. А в сущности, ты права, — грустно добавила она. — Все это из-за Робина. Пожалуй, я несколько перестаралась.

Тереска так тяжело вздохнула, что подруга тут же забыла о своих претензиях. Сидя на диване и прижимая к груди пальто, Тереска призналась, что слишком много на себя взвалила. Двенадцать часов в неделю занятий с учениками, автошкола, уроки в школе, дополнительное изучение английского, а уж последним гвоздем в крышке ее гроба стала верховая езда. После нее несчастная девчонка чувствует себя совсем разбитой.

— Да ты спятила, — с ужасом констатировала Шпулька. — Неужели ему все это надо?

— Балда! Не ему, а мне надо. Впервые в жизни чувствую, что я — хуже, понимаешь, я увидела, что можно знать и уметь гораздо больше. Сколько времени зря потеряно!

— О Господи, смилуйся! — прошептала потрясенная признанием подруги Шпулька.

— Видела бы ты, как они оба ездят верхом! — продолжала Тереска, все больше оживляясь. — Он и его отец. Я там стояла как столб и смотрела. Оба и по-английски отлично говорят.

— А по-французски?

— По-французски нет. Зато по-немецки...

— Английский и немецкий — германская группа, — энергично перебила Шпулька. — Тебе тогда надо учить итальянский или испанский. Тогда бы вы все вместе овладели тремя языковыми группами.

— Двумя.

Шпулька с удивлением взглянула на подругу.

— Третьей, насколько мне известно, ты владеешь от рождения. Не замечала?

— Что?.. А, верно. Может, ты и права, надо бы итальянский, говорят, он легкий. Да теперь поздно, я уже начала английский.

— С лошади уже падала?

— Нет. Пока нет.

— Странно. А мне показалось, падала. И сильно головой ударилась. Когда автошкола кончается?

— Пятнадцатого экзамен. Первый, а восемнадцатого второй.

— И как? Сдашь?

Тереска презрительно фыркнула и скатала пальто в тугой узелок.

— Могу хоть сейчас сдавать. Ничего особенного. А ездить я давно умею. На мотоцикле тоже. Восьмерки одной рукой делаю.

Шпулька покачала головой.

— И ты что, не могла со всеми этими делами подождать хотя бы до конца полугодия?

— Сейчас я уже думаю, что, наверное, надо было подождать, — сокрушенно вздохнула Тереска. — Тогда и уроков возьму поменьше, а то эта автошкола меня без гроша оставила. Честно говоря, я уже на последнем издыхании. Высыпаюсь раз в неделю — в воскресенье.

— А он что же? — сурово прервала Шпулька. — Слепой? Не видит, как ты надрываешься? Что он-то говорит?

Тереска неуверенно покачала головой.

— Не знаю. Я ему не рассказывала. Но кажется, он догадывается и сомневается, сказать или не сказать. Как бы выжидает, что из этого получится: сломаюсь я или нет. А вот фигушки! Не сломаюсь! Эти две недели уж как-нибудь продержусь. И до конца полугодия протяну. А там настанет райская жизнь! Так что ты уже от меня сейчас, пожалуйста, не жди, чтобы я загорелась всякими там мослами, замками и бегающими босиком типами.

Шпулька грустно покачала головой.

— Похоже, мы страдаем от одного и того же: обычные дела. Ну, я-то, понятно, в наказание, а вот ты за что?.. Ладно, я пошла домой. До восемнадцатого недалеко. Подожду. А пока напишу письмо и спрошу, когда это было.