Как жили византийцы - Г Литаврин

*

Оценивая положение женщины в византийском обществе, ученые давно уже обратили внимание на одно существенное противоречие: закон препятствовал проявлению какой-либо активности женщин в общественной жизни и содействовал уравнению их имущественных прав с правами мужчин. В первой трети нашего столетия в историографии возник спор: одни историки считали, что в целом византийская женщина находилась в приниженном положении и в семье и в обществе, другие отстаивали мнение, что она пользовалась гораздо большим уважением и имела больше прав, чем женщина в странах средневекового Запада 1.

Ближе к истине, пожалуй, первые. Закон в Византии не разрешал женщине свидетельствовать на суде, представлять перед судом других лиц, осуществлять опеку, вступать в качестве равноправного члена в большинство торгово-ремесленных корпораций, занимать какую бы то ни было официальную должность. Знатные женщины неофициально носили титул, присвоенный их мужьям (жена протоспафария - протоспафарисса), присутствовали на торжественных приемах во дворце (но только вместе с мужьями), окружая императрицу в соответствии со своим рангом. Специально для женщин предназначались в Х-XII вв. лишь два титула (без должности), правда, весьма почетных: зоста-патрикия ("патрикия опоясанная") и севаста. Обе в числе других пяти-шести высших вельмож империи допускались к трапезе за одним столом с василевсом. Но этой парадно-представительной функцией и ограничивалась роль даже севасты, если только она не пользовалась неофициальным влиянием как фаворитка императора.

Совершенно иная тенденция обнаруживается в византийском законодательстве VIII-XI вв. при определении прав женщины в семейно-имущественных отношениях. Государственная власть стремилась к обеспечению имущественных прав женщины, в особенности жены и матери, все более настойчиво подчеркивая ее равноправие с главой семьи - мужем. Хотя на практике в указанный период имущество жены и мужа объединялось и все чаще становилось общей собственностью, закон сохранял право распоряжаться приданым (в его денежной оценке) исключительно за женой. Сохранение прав женщины на приданое являлось своего рода гарантией имущественного обеспечения ее и ее детей в случае какой-либо беды. Приданое (в кругах знати оно достигало порой 100 литр золота) судебные власти не имели права отбирать для погашения долгов несостоятельного должника-мужа. Если жена умирала бездетной, муж получал четверть ее приданого, остальное отходило ее наследникам по завещанию; жена же в подобном случае наследовала половину имущества мужа, а если имела от него детей - то все его имущество.

Особенно тщательно регулировал закон имущественные права вдовы, обремененной детьми (налоги с нее устанавливались официально по более низким нормам).

Отношения супругов в семье определялись не столько законом, сколько обычаем и религиозно-нравственными правилами. Значительную самостоятельность в семейных делах проявляли порой представительницы социально полярных кругов общества. Существенной была роль жены в хозяйственной жизни бедняка. В состоятельных семьях военнообязанных крестьян жена в отсутствие мужа управляла всем хозяйством, а чем позже, тем чаще на ее долю приходилась и основная тяжесть физического груда на поле (крестьянин-воин, уходя в поход, все реже оказывался в состоянии нанять мистиев). Несмотря на наличие особых управляющих, велика была роль жены-хозяйки и в поместьях знатных вельмож, полководцев и сановников, служивших иногда в отдаленных провинциях. Например, жена Ватаца, соратника Никифора Вриенния в мятеже против Михаила VII, сумела подчинить себе весь город Редесто, где находился ее дом: она принудила горожан присоединиться к мятежникам, склонила на их сторону городской гарнизон, позаботилась об обороне и охране стен.

Социальный вес ближайших родственников женщины и размеры ее приданого оказывали, разумеется, заметное влияние на ее положение в семье мужа. Колоритную сцену супружеской ссоры нарисовал Феодор Продром, поэт XII в. Высокообразованный, но не занимавший постоянной должности, а поэтому плохо обеспеченный, он взял в жены представительницу средних городских кругов, приданое которой составляло в сущности все достояние семьи. Его жена исполнена презрения к учености и музам мужа, не стяжавшим ему славы и неспособным прокормить семью. Она обрушила на голову неудачливого поэта потоки брани и упреков: ходит она в обносках, даже рубашку ей приходится шить себе самой, не в чем выйти на улицу, стыдно сходить в баню - столь бедны ее одежды; она и сукновальщица, и портниха, и пряха, и ткачиха, кроит и шьет плащи и штаны; ест же раз в день, а два сидит впроголодь ... и у мужа она, как прислуга, на побегушках, а он - нищий побродяжка, одетый в старье; спал он некогда на соломе, а она - на перине; он и ныне живет на ее подачки, кормит его она благо есть приданое, а он сидит, как курица, и ждет обеда. Не можешь содержать семью, заключает потерявшая терпение женщина, - не надо было жениться, а женился - так помалкивай и слушайся...

Как ни велика была роль беднячки-труженицы или знатной хозяйки, в большинстве полноценных семей женщина редко добивалась полного равенства с мужем. Иоанн Апокавк сообщает о многочисленных жалобах простолюдинок, просивших у него защиты от тирании мужей, от непосильного труда и побоев. Власть мужа (или тестя) была непререкаемой; она имела прочные традиции, восходя к власти pater familias ("отца семейства") эпохи Римской империи. Целиком оправдывала тиранию мужчины в семье и христианская этика: природа женщины объявлялась потенциально порочной - именно женщина была виновницей "первородного греха". Намекая на это, Кекавмен советует глаз не спускать с жены, невесток и подросших дочерей как способных на любой неожиданный поступок. Их позор, поучает он, - недосмотр мужчины, причина уныния всей родни, укус ехидны в сердце.

В средних и высших слоях общества женщины были обычно затворницами в гинекеях. Лишь изредка знатная дама или девушка решалась отправиться на богомолье или в публичную женскую баню (и то в окружении служанок). Без ведома хозяина ни один мужчина под страхом суда не имел права отворить дверь чужого дома.

Иоанн Камениат, описавший разорение арабами Фессалоники в 904 г., приводит одну деталь, которая, по его мысли, способна сама по себе дать представление о грандиозности постигшей город катастрофы. Описывая картины убийств и разбоя, автор поражается, что женщины "не желали сдерживать себя и прятаться от глаз мужчин, не испытывая смущения, носились по городу с распущенными волосами, презрев всякое приличие" и издавая вопли. И это делали, удивляется Камениат, не только матроны, но даже девушки-затворницы, "лелеемые для брака".

*

Вступив в брак, супруги с нетерпением ожидали появления детей - их отсутствие воспринималось как божья кара. В житиях нередко рассказывается о бесплодии женщины, о растущей неприязни мужа и, наконец, о чудесном "вмешательстве" свыше. Особую радость вызывало рождение мальчика - кормильца под старость. Когда в семье с небольшим достатком рождалось несколько сыновей, то родители в VIII-XI вв. нередко оскопляли одного из них. Как правило, сын-евнух отправлялся в город, чаще всего в столицу, мечтая сделать там духовную карьеру (много евнухов было среди епископов, митрополитов, диаконов крупных церквей и даже патриархов) либо устроиться в гинекее или мужских покоях вельможи, а возможно, и самого василевса. Немало евнухов занимало важнейшие дворцовые должности, а порой, и не занимая их, в качестве спальничих - доверенных лиц императора - играло значительную роль в политической жизни государства. Иногда сына оскопляли и в ожидании от него духовного подвига. По словам хрониста Х столетия, евнухов в императорском дворце было больше, чем мух в загоне для скотины.

Мер к ограничению рождаемости супруги не принимали. Попытки вытравить плод (законный или внебрачный - безразлично) расценивались как великий грех и сурово карались и властями и церковью.

В отличие от Западной Европы в Византии (с VIII столетия) все сыновья и дочери одной и той же родительской пары имели равные права на наследство. Лишить кого-либо из них законной доли можно было только в исключительных случаях (если дети бьют и оскорбляют родителей, клевещут на них, отрекаются от сидящего в тюрьме отца, вступают в связь с мачехой, заключают без согласия родителей брак, оставляют их без ухода при потере ими рассудка и т. п.). Если завещание отсутствовало, то суд поровну распределял имущество умерших родителей между их детьми.

За внебрачными детьми закон также признавал некоторые права на наследство родителя. Но в целом положение "от блуда рожденного" в обществе было тяжелым, особенно если отцом его являлось духовное лицо (греховность рождения как бы удваивалась). Если незаконнорожденный оставался на нижних ступеньках социальной лестницы, его жестоко травили, если он взбирался по ней вверх, положение дела нередко менялось: незаконный сын Романа Лакапина от "скифянки" (болгарки или русской) Василий Ноф помыкал самой законнорожденной знатью.