Сага о реконе - Валерий Большаков

Пальчики им каменюкой поплющить, а ежели выдюжат и все равно запираться станут, пожечь те пальчики на медленном огне, соблюдая очередность – сперва большой, потом указательный… Мигом запоют, птички!

Гунульф ленивым жестом угомонил особо кровожадных.

– Хёгни говорит, – протянул он, – что ты, Эваранди, обещал выложить мне нечто важное, что подобает знать только конунгам. Хм. Как я понимаю, ты просто спасал свою жизнь и здоровье. И еще Рыжий Змей признался, что ты едва дырку в нем не проделал.

Плющ пожал плечами.

– Он напал, я дал сдачи. Не вышло. Ничего, в следующий раз буду удачливей.

– Ага! – удовлетворенно каркнул Гунульф. – Значит, ты как бы мой враг?

– Я как бы твой друг.

Викинги, сидевшие рядом с сэконунгом, оживились.

– И что я буду иметь от этой как бы дружбы? – ухмыльнулся сэконунг.

– Нашу верную службу, мою и Роскви. Мой меч в твоем распоряжении, сэконунг.

– У тебя есть меч, Эваранди?

– Будет!

Викинги рассмеялись над такой наглостью.

– Что я смешного сказал? – дерзко проговорил Костя. – Разве лучший меч не тот, что взят с бою?

– Тот, – пророкотал один из викингов, особо густо заросший. – Вот только разобраться надо. Ты с кем биться собрался? С нами?

– С кем сэконунг прикажет, – раздельно проговорил Плющ, глядя в глаза Гунульфу С Красным Щитом и отвечая ему, а не какому-то там приближенному к особе государя. – Мы оба из семьи бонда, хотели к Торгриму ярлу в хирд пристроиться, да только он нас прогнал. А тут нашлись добрые люди, подсказали, что видели в Тролльвике корабли Гунульфа С Красным Щитом. Мы сразу сюда. Если не веришь, можешь Хёгни спросить – он нас прямо на дороге застал.

– Ну не знаю, не знаю… – Глумливая улыбочка зазмеилась по губам сэконунга. – Нужны ли мне бойцы, которых так легко было словить.

Валерий вздернул подбородок.

– Мы молоды, сэконунг, – сказал он не без вызова, – а их с Хёгни было трое, бывалых и опытных. Только где же дренгу набираться опыта, как не в битве? Если ты решишь, что мы достойны грести на твоем корабле, то мы готовы.

Гунульф с минуту смотрел на него с блуждающей усмешечкой. Простодушная лесть Роскви была ему приятна, а по нагловатой уверенности он узнавал в молодом воине самого себя.

– Хунди, – обратился он к белокурому, – проводи этих на корабль.

– Куда посадить?

– В трюм!

Эваранди похолодел. Не помогло их красноречие, не уболтали они сэконунга! В трюме только трэлям и место, рабам на продажу.

И стоило тогда столько учиться обращению с мечом, чтобы дни и ночи проводить в душном трюме, а потом быть выставленным на невольничьем рынке? Не бывать тому!

Костя переглянулся с Валерой – тому, видать, в голову пришли те же мысли – и они стали действовать.

Бородин крутанулся, подсекая Хунди ногой.

Дренг есть дренг, хоть и неопытный, но викинг – он не упал, удержавшись в приседе, однако Валерию это было лишь в помощь. Открытая шея Хунди просто просила удара, и она его получила – Валерин локоть вырубил дренга, и тот упал ничком.

Широкое лицо белокурого еще не приложилось к земляному полу, а Бородин уже выхватил скрамасакс[51], висевший у Хунди на поясе.

– Держи! – крикнул он, перебрасывая клинок Косте.

Плющ поймал сакс за рукоятку.

Двое викингов, сидевших рядом с сэконунгом, тут же вскочили, хватаясь за мечи, но Гунульф осадил их и сделал знак ближнему из дренгов.

Молодой воин имел на вооружении саблю, вернее, кривой меч, вроде арабского скимитара. Надо полагать, никто из старших товарищей не покусился на гнутую железяку, добытую дренгом в походе.

Костя испытывал в эти мгновения отчаяние и ярость. Накидываясь на викингов, они обрекали себя на смерть. Но и сдаваться, соглашаясь на неволю…

Ну уж нет!

Два клинка сцепились с шипеньем и лязгом. Плющ бился не за очки, а за саму жизнь.

Его противник был силен и упирал именно на силу, маша скимитаром, будто колуном, со всей дури.

Один раз Костя пригнулся, и кривой меч втесался в резной столб над его головой. Чтобы вырвать клинок, увязший в дереве, дренгу хватило полсекунды, но за это время Плющ распорол ему бок, а правую руку рассек до кости.

– Роскви!

Валерка подхватил роняемый скимитар и встал спиною к столбу. Два уцелевших дренга навалились на друзей – тот, что пристал к Косте, орудовал секирой, другой был вооружен копьем.

– Хватит! – рявкнул сэконунг, покидая кресло. – Хёгни!

Рыжий Змей, привлеченный шумом борьбы, уже торчал у входа.

– Этих с утра, – Гунульф показал на Эваранди и Роскви, – на «Черного лебедя»! Посадишь за весла, в середку. Старого колдуна запрешь в трюме. Только осторожно с ним, а то мало ли…

…Валерке не спалось.

Бурные события дня минувшего все еще не унимались в нем, висели в душе, как муть в воде.

А у Костяна нервы покрепче – вон, сопит себе в две дырки. Эльвёр свернулась клубочком. Дед похрапывает. Один он мается…

Времени до отплытия осталось всего ничего, Хёгни сказал, что отбудут они ночью – это чтобы в Стьернсванфьорд на рассвете нагрянуть.

Бородин вздохнул.

Интересно он ощущал себя. Страхов полно, беспокойства всякого, опасностей вокруг – вагон и маленькая тележка, но не было угнетенности, отчаяния с унынием. Более того, под холодным покровом тревог и переживаний теплилось маленькое невинное удовольствие.

Он жил по-настоящему, без оглядки, и было ему хорошо.

А вчера-то они как дали?! Вдвоем против целой орды душегубцев!

Еще бы чуть-чуть, и было б им…

Тихонько вытащив из ножен кривой меч, Валера залюбовался работой неведомого оружейника. О-па! Да тут и вязь вьется!

Бородин приблизил лезвие к глазам и разобрал затейливую надпись, схожую с узором. Похоже на арабский, но тут он не силен.

…Покряхтывая, присел Костя, потер глаза, глядя на огарок свечи, чей трепещущий огонечек высекал блики на лезвии скимитара.

– Гляди! – шепнул Валерий.

– Ух ты…

– Типа, по-арабски?

– Знать бы… Обычно сарацины вырезали цитаты из Корана. Может, и здесь то же самое. Но, черт его знает… Вернее, тролль.

– Скорее уж, шайтан! – хмыкнул Валера.

– Угу…

– Стало быть, не такой уж этот Норэгр чужой, каким хочет казаться?

– А тролль его знает!

– Шайтан!

– Тс-с! Разбудишь…

– Да все уже.

Валерий задул свечу и лег на пол, подложил сумку под голову.

Тишина и темнота объяли его со всех сторон, мир закачался, зазывая в сон, но мысли все крутились в голове, вялые, правда. Господи, как это все отдалилось, стало почти нереальным – Уссурийск, работа, офис…

Он даже о Верке не вспоминал почти, сам образ ее слегка размылся, затушевался. Это ничего, с ним уже бывало такое.

Зато потом приходит беспокойство, тоска, он чувствует, как ему не хватает его Сердючки.

Ничего, даже если он не сможет расплатиться с Щепотневым, то Интермондиум стоил того, чтобы за него потерять прадедушкину шашку.

Но все же лучше вернуться с бонусами, чтобы можно было оправдаться перед Веркой. А если их привалит куда больше, нежели он надеется…

Ну-у, как говорится, хотеть не вредно. Вредно не хотеть.

И Роскви уснул.

Глава 22

Константин Плющ

Танец «черного лебедя»

«Черный лебедь» был, так сказать, флагманом – величиною в тридцать румов[52], с темными бортами, расплывавшимися во мраке, с зубастой башкой местного Горыныча, он плавно покачивался у причала, натягивая швартовы.

Остальные корабли сэконунга были поменьше размерами.

В принципе, и одного «Черного лебедя» хватило бы на весь хирд сэконунга. С избытком.

С другой стороны, сонно подумал Костя, меньше народу – больше кислороду.

Повинуясь знаку Хёгни, он перепрыгнул на гулкую палубу драккара. Валера занял десятый рум слева.

Дед Антон не стал дожидаться указаний и проворно полез в трюм, куда уже юркнула Эльвёр.

Рыжему Змею, может, и хотелось как следует шваркнуть крышкой люка, но корабль – это святое. Поэтому дубовая дверца опустилась тихо.

Да и зачем лишние проблемы создавать, особливо, ежели «кузнец Андотт» с нечистью знается?..

Поманив Костю, Хёгни качнул факелом и сказал:

– Будешь сидеть здесь. Погребешь вместе с Оддом Бирюком. Одд вывихнул левую руку, заменишь ее своими двумя. Если получится.

– Получится, – уверенно заявил Плющ.

– Ну-ну, – проворчал рыжий. – Видали мы таких прытких…

Костя присел на скамью – одиннадцатый рум справа – рядом с плечистым мужиком лет тридцати с лишним.

Лица его было не разобрать, несколько факелов не могли разогнать ночную черноту.

В короткой кольчуге, из-под которой выглядывал засмальцованный поддоспешник, в кожаных штанах, мужик ощутимо вонял застарелым потом, кожей и гарью.

Сопя, он оглядел Костю.

– Звать как?

– Эваранди. А ты – Одд?

– Он самый.

Затрубил рог. Викинги забегали, поспешая занять свои места.

Круглые щиты увешали оба борта «Черного лебедя», швартовы были отданы, а Хегни занял место кормщика.