Исследование авторитарной личности - Теодор Адорно

Прежде всего я никогда не прощу русским революцию… Я считаю их убийцами, и не политическими убийцами. Я и Россию не простил, как не простил Францию за ее революцию, или Мексику, и я думаю, что счастливее всех мы были при Гувере, и мы должны были его оставить. Я считаю, при нем у меня было бы больше денег, и я не признаю налога на наследство. Если я в поте лица заработаю 100 тысяч долларов, то я должен иметь право оставить их, кому захочу. Я бы сказал, что не верю, что все люди созданы свободными и равными.

В то время как он из чистого индивидуализма еще соглашается с традиционной критикой государственного вмешательства, он приветствовал бы государственный контроль, если тот будет в сильных руках. Здесь мнение заключенного полностью совпадает с мнением упомянутого выше офицера-охранника М109 (стр. 131):

(Какого я мнения о государственном контроле в экономике?) Наполовину я за это. Конечно, кто-то должен за этим стоять… Я верю в государственный контроль, потому что он действует. В демократию я на самом деле не верю; если мы знаем, что кто-то есть у руля, то не может быть революции и тому подобных вещей. Но я мало читал о политике и не думаю, что могу сказать много.

То, что за политическими взглядами М661А на самом деле скрыта мысль о «достойных людях», показывает его объяснение, почему он отвергает все революции:

Они разрушают существующий порядок… и всегда их делают люди, у которых никогда ничего не было… я ни разу не видел коммуниста, который происходил бы из приличного общества. Я прочитал книгу Джорджа Бернарда Шоу (о социализме).

Можно выделить два типа псевдоконсерваторов: те, которые как бы верят в демократию, а на самом деле настроены антидемократически, и те, которые сами называют себя консерваторами, но втайне стремятся к разрушению. Тем не менее эта дифференциация несколько рационалистична, а что касается психологических мотиваций и реальных политических выводов, то они не вполне исчерпывающи. В крайнем случае она может соответствовать неполной рационализации; ядро явления в обоих случаях одно и то же. Только что цитированный 661А относится к группе псевдоконсерваторов в узком смысле слова, как и M105, студент-юрист с высокими показателями по всем шкалам, который подчеркивает свое консервативное воспитание и в то же время неприкрыто признается в симпатиях к фашистам:

Конечно, мои республиканские убеждения я перенял от родителей. Но в последнее время я много читал, и я согласен с ними. Мы семья консерваторов. Мы не хотим иметь с социализмом ничего общего. Отец жалеет, что в 1932 году голосовал за Рузвельта. Отец писал сенатору Рейнолдсу в Южную Каролину о националистической партии. Она вовсе не представляет «лучшую Америку», но не стала по-настоящему изоляционистской, но мы думаем, что наша страна предана и продана.

В главах по клиническим аспектам13 исследуется связь между фиксацией отца и авторитарными политическими убеждениями; здесь они четко прослеживаются. Респондент использует формулу, которую применяли фашисты накануне поражения Германии, цепляясь за свою антиутопию:

Америка сражается в этой войне, но не будет мира, если выиграем войну. Я не знаю, что я могу от этого получить.

Яркий пример псевдодемократизма в узком смысле мы видим в начале раздела о политике в интервью с M108, отъявленным фашистом, имеющим высокие показатели; он изучает токсикологию насекомых и представлен в главе «Типы и синдромы» как носитель крайне «манипулятивного» синдрома. Он отвергает Рузвельта, Новый курс и практически любую социальную гуманитарную идею, но одновременно он говорит, что ощущает себя «чем-то вроде социалиста».

Именно по такому образцу национал-социалисты отвергали Веймарскую республику во имя власти, не подлежащей демократическому контролю, провозглашали неприкосновенность частной собственности и в то же время внедряли в свой партийный жаргон слово «социалистический». Само собой понятно, что эта разновидность «социализма», которая реально сводится к ограничению личных свобод во имя расплывчатой общности, превосходно уживается со стремлением к авторитарному господству, как его выражают те, кто называет себя консерваторами. Эта очевидная несовместимость частных интересов (того, кто должен «что-то от этого получить») и объективной политической логики (неизбежность победы союзников) правдами и неправдами ставится на службу профашистскому послевоенному пораженчеству. Не важно, как будет дальше, но демократия должна быть побеждена. С точки зрения психологии здесь используется деструктивное клише «грозящей гибели».

Пораженчество характерно для другой черты псевдоконсервативного политического мышления: сочувствия к врагам-фашистам, к гитлеровской Германии. Эта черта может быть оправдана как принцип гуманного великодушия и просто как демократическое стремление дать каждому справедливый шанс. Это психология пятой колонны, из которой в предвоенное время гитлеровская пропаганда извлекала в демократических странах довольно большую выгоду и которая ни в коем случае не искоренена до сих пор.

M106, студент колледжа, имеющий высокие показатели по всем шкалам и довольно разумный во многих отношениях, на первый взгляд относится к Германии критически, но затем все же склонен занять апологетическую позицию, когда, говоря высоким слогом, прослеживает следы немецкого фашизма вплоть до необъяснимых исторических корней, которые по большей части фашистская пропаганда выдумала сама:

Немцы всегда были агрессивны, они любили парады, и у них всегда была большая армия. Они должны были заключить после прошлой войны несправедливый мир. Версальский договор был однозначно направлен против них, и так как дела у них шли плохо, они с готовностью прислушались к молодому человеку, каким был Гитлер, когда он появился. Если бы удалось заключить более справедливый мир, сейчас не было бы трудностей. А Гитлер появился с обещаниями, и люди были готовы присоединиться к нему. У них была ужасная безработица, инфляция и все такое подобное.

Легенда о «несправедливом» Версальском договоре должна была поддерживаться в странах за пределами Германии с помощью сильных психологических источников – бессознательного чувства вины по отношению к общеизвестному символу доблести, иначе эта легенда не смогла бы пережить гитлеровскую войну. То, что установка респондента в вопросе о Гитлере реально выражает сочувствие, подтверждается следующим высказыванием (приводившимся в предыдущей главе) о политике Гитлера, направленной на истребление евреев:

Ну да, Гитлер с этими делами немного далеко зашел. Но было какое-то оправдание – некоторые же плохие, но не все. Но Гитлер проводил идею, что одно гнилое яблоко портит всю корзину.

Сам же респондент сохраняет маску демократа и воздерживается от открытого проявления фашизма. На вопрос о евреях, живущих в этой стране, он отвечает:

И тут такая же проблема, но подход к ней гораздо лучше, потому что мы демократическая страна.

Даже если псевдоконсерватизм по своей природе и преобладает у Н , он никак не может отсутствовать и у N. Это особенно верно по отношению к позиции, апологетичной по отношению к национал-социалистам. Так, F133, молодая студентка, изучающая математику, которая, несмотря на высокие показатели по шкале F , достаточно непредубежденна, сама себя называет «скорее консерватором». Ее «официальная» идеология направлена против ханжества. Но когда заходит разговор об ее ирландском происхождении, обнаруживает неприязнь к англичанам и высказывает пронемецкие взгляды, которые, как это и соответствует показателям по шкале F , гораздо больше, чем просто намеки на скрытые фашистские наклонности:

У меня предубеждение против Англии. Англия подло обошлась с ирландцами. В Англии говорят, что нацисты плохие, а Россия хорошая, но я думаю, что это Англия плохая. Она порабощает народы по всему свету, и у них нет ни капли справедливости; и я против России. Это правда, что они заботятся о народе, но, в общем, делают это неправильно, и такое правительство еще хуже, чем наше. (Что Вы думаете о национал-социалистах?) Немцы все потеряли; у них все просто безнадежно. Я не верю в раздел Германии, только чтобы Россию и Англию сделать еще богаче. Неправда, что Германия начала войну – для этого нужны два народа. Нечестно всю вину взваливать на одну нацию. Немцы будут еще сильнее чувствовать преследование и еще сильнее бороться. Нужно предоставить немцев самим себе. Слишком много говорят о том, как жестоки нацисты. У немцев не было справедливого мира. Мы не можем установить собственный фашистский режим, чтобы управлять немцами. Русские развяжут новую войну. Просто в Германии разруха слишком велика. Я очень пессимистически настроена, потому что люди считают, что каждый, кто повержен, плох, а хорош тот, кто сильнее, и сильные перемалывают слабых, и хотя это так, но это несправедливо.