Приключения Сэмюэля Пингля - Сергей Беляев

- Кажется, я уже выслал вас в прошлом году? Или не вас? Но все равно. Бродяги всегда подозрительны, а те, которые, спасаясь от несуществующих собак, лезут ночью в чужие окна, доставляют правосудию одно беспокойство. Но вы обвиняетесь в краже змей. Очень хорошо. Если бы вы украли всех змей на свете, человечество было бы в крупном выигрыше. Ужасно противные существа...

- Змеи принадлежат профессору Мильройсу, - доложил полисмен.

- Ах, так, значит, змеи составляют частную собственность? Ну, это другое дело. Что это за змеи?

Полисмен разинул рот, желая ответить. Но Вандок словно дожидался этого вопроса. Не мешкая ни секунды, он тут же опорожнил свой брезентовый мешок прямо на стол перед строгим судьей.

- Вот они, ваша милость... Первосортные джирры...

Что тут произошло, боже мой! Жаль, что со мной не было киноаппарата!

Джирры заинтересовались новой обстановкой и зашипели, радуясь дневному свету. От их ночного добродушия не осталось и следа. Они моментально поползли по столу, полезли в судейские папки; джирры зарывались в бумаги, тыкались в чернильницу, две обвились вокруг подсвечников. Любопытствующие бездельники, тремя рядами сидевшие на скамейках для публики, исчезли, как по волшебству, давя друг друга и вопя;

- Джирры!

Судья подскочил в кресле и визгливо закричал:

- Полисмен! Бейте их по головам!

Полисмен понял приказание буквально, выхватил резиновую дубинку и бросился за публикой. Это был для него самый благоприятный предлог удрать от джирр.

- Осел! Не их!.. - взвыл судья, ловко выпрыгивая в окно.

За ним опрометью последовал плешивый секретарь, унося одну джирру, уцепившуюся за его краги.

Если сказать правду, когда десятка три здоровенных толстых змей начнут хозяйничать нa вашем письменном столе, вы, я уверен, не задумаетесь и сейчас же прошибете лбом оконное стекло.

- Ну вот мы и одни, Пингль, - усмехнулся Вандок. Торопитесь, пока судья не пришел в себя после испуга. Смело выходите из здания, поворачивайте направо, встретите человека на гнедой лошади, скажите ему: "Бычий глаз"(Бычий глаз - на языке карточных игроков означает: туз бубен.), и он убережет вас от лишних неприятностей.

- Не хочу я ваших услуг! - почти крикнул я.

IП

Да, я был зол, и, вероятно, щеки мои от злости раздувались, как у взбесившейся кобры.

- А мне жаль расставаться с вами, - сказал Вандок.

Я повернулся к нему спиной и ушел из опустевшего суда, не думая о будущем и не желая вспоминать прошлое.

Всадник с зеленой повязкой на голове, верхом на гнедой лошади словно дожидался меня в сотне шагов от суда.

Я прошел было мимо него, но вдруг меня охватило любопытство, и, обернувшись, я сказал:

- Бычий глаз.

- Садись ко мне, - услышал я в ответ.

Я уцепился позади всадника, тот дал шпоры. Лошадь помчалась.

- Мальчику вреден здешний климат, - говорил через час Бычий Глаз в портовом трактире сидевшему там за бутылкой виски толстому коренастому шкиперу. Я доедал похлебку, усталый от переживаний.

- Слышишь, что про тебя говорят? - пробасил шкипер. - Да, солнце здесь злое...

- Я был бы вам очень благодарен, капитан..

- Э, да ты совсем сухопутная крыса, если до сих пор не научился отличать нашивок шкипера от капитанских!

А я-то думал взять тебя к себе на "Литанию" - пошляться по океану. Ну, перекину тебя до Гонконга, а там пробирайся дальше.

Я заикнулся о Вандоке, но оба собеседника сделали вид, будто совсем не поняли меня.

Ночью на шлюпке меня подвезли к какому-то грузовому океанскому пароходу. Толстый шкипер крикнул мне с палубы:

- Ползи, мальчик! Нашему коку требуется парень чистить коренья.

ШЕСТАЯ ТЕТРАДЬ

На пути я успел выучиться кухонной работе и, приехав в Гонконг, с помощью добродушного кока устроился лакеем на "Гриверзе" - пароходе, делавшем срочные рейсы в Сан-Франциско. Но мне опять не повезлo. По несчастной случайности, на третьи сутки плавания, подавая за обедом в ресторане жаркое, я ухитрился пролить горячий соус на жилет какого-то аргентинского министра. Этого яе случилось бы, если б накануне в трюме я не наслушался страшных рассказов о плавающих минах. Как раз в момент подачи жаркого мне показалось, что "Гриверз" наскочил на мину. Но оказалось, что просто ресторанный джаз ударил "Каирский марш".

В наказание меня перевели из ресторанного зала на кухню регулировать вентилем подачу кипятка в баки судомоек. А когда на горизонте показались берега Калифорнии. помощник шефа, вздохнув, очень миролюбиво заметил мне:

- Расстанемся, Сэм!

И мы расстались.

Фриско (Фриско - сокращенное название Сан-Франциско) встретил меня дружелюбно. Я не имел актерских талантов, и пробираться отсюда в столицу кино Голливуд для меня не было смысла. Однако плавучий консервный завод охотно приютил меня. "Буксус" - так называлось огромное судно-завод - выходил в океан недели на две и там охотился за тюной - очень вкусной рыбой, не сравнимой ни с форелью, ни с лососем. Меня приставили к одному из шести колоссальных баков, доверху наполненных живыми сардинками. Выбрасывая из баков за борт потоки сардинок, "Буксус" ими подманивал к себе стада тюны.

Начиналась ловля. Тюну невозможно поймать никакой сетью.

Она идет только на сардинку. Поэтому с бортов "Буксуса" к самой воде спускались узкие сходни, и на них располагались опытные удильщики. Одна удочка на двоих, а третий - с сачком для подхвата тюны. Рыба жадно хватала сардинку, насаженную на крючок. Удильщики вытягивали добычу вверх, бросали в большие бочки, а оттуда тюна сейчас же шла на разделку. Менее чем через час мясо пойманной тюны было уже сдобрено специями и опускалось в ледник запаянным в консервные банки. Я у бака с сардинками переставал бросать приманку и сверху смотрел, как быстро управлялись удильщики, моментально снимая тюну, насаживая сардинку, забрасывая удочку в воду, сейчас же вытаскивая ее обратно и снимая прожорливую тюну.

Удильщики получали плату сдельно. Работа была утомительной и опасной. Иногда появлялись акулы, сами пожирали сардины и распугивали тюну. Тогда с "Буксуса" в них стреляли, судно меняло место стоянки, и охота начиналась снова. Раздавался крик:

- Эй, у баков! Сардину за левый борт!

Но акулы, страшные хищники водных пространств, океанские тигры, часто не переставали преследовать "Буксус", осторожно, не показываясь на поверхности. Тогда ловля становилась еще опаснее: акула могла отхватить ступню удильщику, если он зазевается и сходни при волне зачерпнут воду.

Однажды мы увидели огромную акулу. Она качалась на спокойной поверхности океана, будто мертвая. Молодой, но бывалый матрос Тильбой уверял, что она живая, что будто бы акулы умеют гипнотизировать сами себя и их носит по океану в штиль целый день. Только вечерняя прохлада приводит их в себя, и тогда они становятся особенно злобными и прожорливыми.