Год людоеда. Игры олигархов - Пётр Кожевников

Хотя ничто, казалось бы, не предвещает возвращения на российский трон вождя от коммунистов, именно это и тревожит Вадима. «Это — Россия», — повторяет он свою коронную фразу, вкладывая в нее, в общем-то, самые разные и даже, наверное, взаимоисключающие значения. При этом Сидеромов с улыбкой отмечает, что избранная им формула действительно подходит для любой ситуации.

— А мне-то не все ли равно, кто окажется у власти? — заканчивает свои прогнозы Вадим Ананьевич и признается себе в том, что он, пожалуй, что называется, по большому счету, не имеет серьезных возражений против однопартийного ренессанса.

От чрезмерных размышлений на политические темы Вадиму становится чудно и порой жутко. Вообще чувство безотчетного ужаса стало посещать Сидеромова за последние пару лет все чаще и назойливее. Каждый раз на похоронах очередного заметного человека, будь то банкир, депутат или журналист, Вадим примеряет эту прерванную судьбу к себе и понимает, что ему все неодолимее хочется куда-нибудь спрятаться и затаиться. Хотя если честно, то это, конечно, мнится лишь временной мерой, своеобразным отпуском из России. А когда он оклемается и даже соскучится по ежедневному страху смерти, то непременно всплывет на поверхность и обратит на себя всеобщее внимание. Он прекрасно научился это исполнять за прошедшие десять лет.

Конечно, Вадим постарается держаться на плаву до последних сил и даже сохранить свой довольно высокий по теперешним временам уровень. К тому же существует надежда, что вся эта нынешняя кутерьма не обернется гражданской войной, а с неизбежным, но допустимым ущербом перейдет в более созидательное и стабильное русло. Дай-то бог!

Сейчас для него главное — взять власть на заводе в свои руки. Как это, кстати, и было в недавнем прошлом, когда его нынешние конкуренты еще и думать не мечтали о ране директора.

Как только он вернет себе всю полноту власти (а он это сделает, не будь он Сидеромов!), то сразу, пусть не очень заметно, начнет зачистку оппозиции и перебежчиков, причем от последних станет избавляться с особенной тщательностью, чтобы эти продажные твари даже дорогу до заводских проходных забыли.

Глава 15. Новая семья

Когда они зашли в парадную, Олег услышал собачий лай и различил неприятный запах. Спустя несколько шагов Борис тяжело закашлялся, а закончив кашлять, стал издавать при дыхании сипение, похожее на храп спящего человека. Мальчик смотрел сбоку на своего брата и замечал, что тот не очень-то похож на отца: у Бориса, в отличие от Артура, лицо напоминало не квадрат, а прямоугольник. «Может, он мне и не брат вовсе? — мелькнуло в голове Олега. — А куда ведет? К каким-нибудь маньякам? Да нет, есть что-то от батяни, но такое неуловимое».

— Дверь открою, заходи — не бойся, — собаки не агрессивные. — Следов инструктировал младшего брата, вводя в замочную скважину массивный ригельный ключ. — Главное — дверь никогда не распахивай, а то они разбегутся по лестнице, потом лови их, как живодер. Давай!

Дверь отворилась. В щель мгновенно просунулись разномастные собачьи морды. Щенок дога мраморного окраса с разноцветными глазами ткнулся носом прямо в лицо Олегу. Рыжая кареглазая пушистая собака, похожая на лису, стала обнюхивать ботинки гостя, а бульдог с оторванной задней лапой захрюкал, как свинья.

— Назад! Нельзя! Никто вас не звал! — Борис начал вхождение в квартиру с правой ноги, которой отстранял от дверей наиболее напористых животных. — Потом пойдем гулять, позже. Да дайте же войти! Ну хуже беспризора!

— Кто там? Кто проник в квартиру? Это квартира инвалида детства. У меня есть разрешение районной администрации на содержание бездомных животных. Надо же иметь сострадание к нашим меньшим братьям! — Громкий скрипучий голос приближался к дверям, и вскоре Ревень увидел женщину, ехавшую в инвалидном кресле. Увидев стоящих в дверях, она еще громче закричала, отчего ее бледное лицо покраснело. — Молодые люди, вы что хотели? Еду для животных принесли? Я вам сейчас покажу, куда ее поставить, а на деньги, пожалуйста, не рассчитывайте. У меня, извините, пенсия всего лишь три миллиона.

— Мама! — Борис прервал женщину собственным криком. — Это я, Боря! А это мой брат Олег! Я тебе про него рассказывал, да ты и сама знала.

— А-а-а, сыночек! — Женщина радостно посмотрела на сына. — А что, Олег-то уже взрослым должен быть, он ведь, Боренька, постарше тебя будет?

— Да как же постарше, мама, когда он позже меня на тринадцать лет родился?! — Борис с улыбкой посмотрел на брата. — Не обращай внимания, она иногда все путает.

— Да как же, сынок, путаю, если Артур меня девчонкой из интерната забрал, а до того у него уже была жена, а в войну умерла: в плен попала, в оккупации под немцами два года жила, а потом не выдержала — заболела, слегла да больше уже и не воспряла. — Инвалидка настроилась на долгую историю. Ей не мешали ни собачий лай, ни постоянная возня животных. — А Артур придет, да, придет?

— Ну ладно, мама, ты нам все потом расскажешь, хорошо? Это Виктория Ивановна, можно, наверное, тетя Вика. Борис неожиданно наклонился к сидящей женщине и громко шепнул ей в ухо: — У него теперь никого нет, он остался совсем один, а я его к нам привел, пусть у нас поживет, если захочет, а потом, когда Федор Данилович приют откроет, мы с ним туда вместе переедем. Мы к тебе будем приходить помогать, ты, мама, не беспокойся!

Олег с интересом оглядывался: в небольшой прихожей, где они с Борисом стояли, вдоль одной из стен разместились две клетки, в каждой из которых сидело по собаке: в одной — немецкая овчарка, в другой — бультерьер. На гвоздях, вбитых в стену, висело множество поводков и намордников, на полу валялись кости и искусанные палки, посреди прихожей покачивалась на морском канате мощная автомобильная покрышка.

Осмотревшись, мальчик сообразил, что это сквозное помещение представляет собой и кухню: около небольшого окна стояла газовая плита, все конфорки которой зажжены. Потолок и стены черные, много паутины и тараканов, которые совершенно не стеснялись присутствия людей. Обстановку составляли допотопные холодильник, буфет, стол и две табуретки. Вся мебель была изгрызена, а на буфете сидели две пушистые кошки, которые, очевидно, находили здесь укрытие от собак.

— Тебе сейчас надо поесть и лечь спать! Мыться здесь нельзя! Мать моет в ванне животных, а они уличные, и никто не знает их болезней! Заразишься — потом никакими антибиотиками не вылечишься! — Борис кричал срывающимся голосом, пытаясь перекрыть собачий гам. — Ты меня слышишь? Я тебя покормлю и уложу, — тебе надо хорошо выспаться!

— Я не засну! — закричал в ответ Олег. — Я не хочу спать! Я днем никогда не сплю!

— Не придумывай! После такого кошмара надо прийти в себя, а это лучше всего во сне! — Борис порылся в карманах и извлек упаковку с таблетками. Собаки тотчас метнулись за рукой Следова, ожидая найти в ней какое-нибудь лакомство. Молодой человек замахал руками: — Кыш, звери! Вот, Федор Данилович сказал давать тебе перед сном по пол-таблетки! Сейчас поешь, примешь лекарство, и я тебя уложу!

Борис подошел к холодильнику, отодвинул дверцу, которая, оказывается, была сорвана с петель, достал с полки закопченную алюминиевую кастрюлю и поставил ее на плиту.

— Сейчас суп разогрею, покушаем и — спать! — снова скомандовал Следов, а Ревень подумал: что его брат так старается уложить его в постель, — может, он, вроде Носорога, тащится от малолеток? А кто ж тогда нормальный человек, если собственный брат такой? Может, все люди такие и есть, только притворяются, чтобы не позориться или в тюрягу не загреметь?

— Мальчики, вы моего Бореньку на улице не видели? — Виктория подкатила к плите и неуверенно посмотрела на Бориса и Олега. — Я его попросила почту посмотреть, а он, наверное, опять побежал на качели. Все думает про себя, что еще маленький, не наигрался! Нет, не видели?

— Да вот же он, тетя Вика! — Ревень обеими руками указал на сводного брата. — Вы его чего, уже забыли?

— Да не обращай внимания! Я же тебе сказал, мама иногда все путает. — Борис начал убирать со стола собачьи игрушки, поводки, какие-то лекарства. Здесь же он нашел засаленную ученическую тетрадь и торжественно предъявил ее брату. — Она, кстати, отличные стихи про животных пишет. Мама, можно я прочту? Одно.

— Прочти, сынок, если нравится, — согласилась женщина. — Может, и пареньку понравится. Он, кстати, откуда, из Дворца пионеров?

— Да нету, мама, никакого Дворца пионеров! Я тебе уже об этом сколько раз говорил! — Следов перелистывал тетрадь в поисках симпатичного ему стихотворения. — Теперь сеть только ДДТ — Дома детского творчества. Ладно, читаю:

В море инстинктов и запахов,В мире сарделечных грезС печалью в глазах каре-лаковыхЖивет мой воспитанный пес.Не лает на кошек и дворников,Не рвет поводок из руки,А в сытых глазах закормленныхБездонное море тоски.

Олег старался слушать внимательно, но глаза его захлопывались сами собой, голова падала, он начинал куда-то улетать, но встряхивал головой и возвращался в свою новую семью, где было очень много собак и слишком сильно все ими провоняло.