Статьи из журнала «GQ» - Дмитрий Быков

№ 5, май 2010 года

Есть ли Бог?

В: Есть ли Бог?

О: Не сомневайтесь.

С доказательствами бытия Божия, а также бессмертия души у меня традиционно возникали проблемы. Не чувствовать Божественного присутствия в мире я не могу, а представить механизмы его осуществления не могу тем более. Думаю, интрига бытия состоит в том, что в жизни как таковой никаких чудес нет, зато в самом ее основании, в ее зарождении и чудесном сохранении лежит такое чудо, которого не объяснит никакая наука. В объяснении частностей и создании полезных устройств она как раз здорово продвинулась, но относительно главных тайн бытия, которые мы все интуитивно чувствуем, но никогда не разгадаем, все пребывает примерно на том же уровне, о котором так хорошо сказал Кушнер: «Толстой не высмотрел, не разглядел Паскаль. А то, что поняли, то знала баба Фекла». Отсюда и надежда узнать все после смерти ― то есть вырвавшись из человеческого статуса; боюсь, однако, что это только отдалит нас от разгадки. Здесь-то нам хоть хвост ее виден.

Брак многое изменил — я женился на девушке, которая прошла свой непростой путь к вере и утвердилась в ней прочно, что вообще характерно для сибирского характера: они там долго колеблются, но решившись ― не отступаются. Первый год брака прошел в интенсивных дискуссиях, во время которых я с радостью убедился в правоте БГ, ответившего как-то на вопрос о ссорах с женой: «Иногда у нас бывают разногласия из-за трактовки священных текстов». Беря у БГ очередное интервью, я припомнил ему эту фразу, и он искренне удивился: разве это не самоочевидно? Из-за чего, кроме священных текстов, вообще возможны разногласия ― не из-за посуды же? И вот жена год с лишним сражалась с моим агностицизмом, а потом ей это надоело ― не я, но агностицизм. И когда я в очередной раз часа в четыре утра разбудил ее требованием немедленно доказать мне возможность загробной жизни (страх небытия особенно меня пробивал именно перед рассветом), она вместо душеспасительной беседы процитировала Святых Отцов, рекомендующих вразумлять до двух раз, а потом отступаться в ожидании, когда Господь сам вразумит. А вообще-то дочери рано в школу, спокойной ночи. Сибиряки очень любят спать, что там еще делать-то долгими зимами.

Пошляки сейчас непременно скажут что-нибудь о том, что вот, мол, чем автор занимается по ночам с женой вместо того, что положено,― отсюда и неверие, и прочие болезни духа. Успокойтесь, ребята, эти прекрасные занятия отвлекают от страха смерти лишь до известного возраста. А потом, лет эдак после 28, они напоминают все о том же. В 20 так хочется трахаться, что о метафизике не думаешь вовсе. А после тридцати мировые вопросы так императивно требуют разрешения, что все прочие занятия либо приводят к ним же, либо временно оглушают, как выпивка, чтобы потом ужас нахлынул с прежней остротой.

И лежа рядом с безмятежно дрыхнущей христианкой, которая раз навсегда ответила себе на главный вопрос, я постепенно себя как-то уговорил, что душа бессмертна. У меня был в этом смысле серьезный аргумент: если эта христианка, в обычной жизни существо чуткое и нервное, мнительное до самоедства и требовательное до перфекционизма, если вот эта отличница, никогда ни в чем не уверенная, так уверена в бессмертии души — не может же это быть просто так? Да и вообще без него как-то совсем глупо получается. А мир, по моим наблюдениям, построен так, что если какая-то версия эстетически красива и осмысленна, то она, скорее всего, верна.

Впрочем, все эти самогипнозы срабатывали далеко не всегда — иной раз на меня нападало такое неверие во все хорошее, такая твердокаменная убежденность в материальности всего на свете и абсолютной загробной пустоте, что я начинал сперва тихо, а потом все громче ворчать на жену: вот, некоторые уже все поняли и закоснели, их ничто больше не волнует, а люди ищущие, мыслящие все бьются головой об стену, и хула мыслителя, как сказал Ренан, угодней Богу, чем корыстная молитва пошляка… а некоторые так и сидят, сложив лапки, и повторяют, что Божий мир хорош, в то время как в нем есть и то, и се, и вот еще вспомнил, и при этом сама мысль о бессмертии выдает такой безнадежный инфантилизм, такой страх перед реальностью, что… а, что стобой вообще говорить!

И тогда жена, обладающая склонностью к систематике, обратила внимание на прелестную закономерность. Это вроде как купринский чиновник Цвет из «Звезды Соломона», которому пришло на ум пересмотреть волшебные буквенные квадратики на свет. Жена заметила, что особенно яростные припадки агностицизма, переходящего в атеизм, случаются у меня исключительно по двунадесятым праздникам ― то есть в дни, когда всякая нечисть особенно злится на ликование христиан и сворачивает их с пути истинного.

Эта мысль меня совершенно перевернула, потому что об этих самых двунадесятых праздниках меня было понятие самое приблизительное. Я знаю, что их 12, но перечислить, да еще в порядке следования, не смогу. Я знаю только, что именно по этим дням меня с особенной силой обуревают сомнения и раздражение против всех, у кого этих сомнений нет. Эта закономерность проверена многолетними наблюдениями. Как-никак мы женаты уже пятнадцать лет. Жена даже нарисовала картину, на которой большого меня борют жирные бесы, а сравнительно небольшая она отважно разгоняет их метлой.

Написать об этом я решил потому, что сейчас как раз Страстная неделя, и, несмотря на бурную весну, я с особенной тоской гляжу вокруг, вперед и назад. Дело не только в московских терактах, а в общей какой-то бессмысленности всего. И чем ближе к Страстной пятнице, тем эти ощущения отчетливей. Я уж не знаю, какие еще нужны доказательства, дорогие товарищи. Заведите православный календарь и убедитесь, что если вас обуревают страсти или безверие ― то либо на дворе двунадесятый праздник, либо день особенно почитаемого святого; да и вообще вся наша история ― месть адских сил за общую небесность России.

Не может быть, чтобы все это просто так.

№ 6, июнь 2010 года

Кто предан власти?

В: Кто предан власти?

О: Садисты.

Я всю жизнь пасую при столкновении с бесспорным, химически чистым быдлом — хотя упорно вызываю ненависть именно у этих людей. Они тоже узнают меня безошибочно. Я просто не научился еще понимать, в чем тут дело, по какому критерию мы друг друга так точно вычисляем. Одно время мне казалось, что дело в грамотности: они обычно очень неграмотны, а значит, не умеют чувствовать закономерности тонкого мира. Их грамматические ошибки предсказуемы: путаница с «-тся» и «-ться», удвоенным «н», лишние запятые по принципу «как бы чего не вышло» (особенно любят запятые после «поэтому» и «так как»). Но есть среди них и грамотные люди, они ведь вообще блюдут культ внешних приличий. Им кажется, что прийти в общество нечесаным — неприлично, а вслух сказать об этом — прилично. Но мало ли я знал приличных людей, исповедовавших тот же культ этикета? Наконец, они очень любят рассказывать о том, что возвышает их в собственных глазах, а возвышает их всегда одно и то же — те или иные знаки поощрения от начальства. Но мало ли милых людей, особенно из числа стариков, отличающихся невинным мелким тщеславием? Есть, конечно, еще одна неизменная черта идиотов — их отмеченная Окуджавой склонность «собираться в стаю»; но это и мне легко инкриминировать — я так люблю редакционные сборища, или там попеть под гитару с собственными школьниками, простите мне все этот пионерский романтизм; правда, я не состою ни в какой организации, кроме гильдии кинокритиков, но идиоты тоже иногда нигде не состоят.

Вот «живой журнал», то есть публичный дневник, девушки-нашистки, с которой я не знаком и, Бог даст, не буду. Эта девушка — типичная сторонница нынешней власти, основа ее фан-клуба. Она живет в средней полосе России, ей 22 года. Недавно она вышла замуж, очень любит мужа и постоянно пишет о том, как именно его любит. Вообще все записи в ее дневнике — она любит славу, так что, думаю, в цитировании нет греха, — делятся на три категории. В первой она проклинает врагов Отечества и расхваливает его друзей. Во второй категории она философствует, причем главным образом о себе. Вот как она определяет себя:

«неисчерпаемый невозобновимый биологический генератор революционно-инновационных сгустков структурированно заряженых частиц (идей), в следствие воздействия которых на окружающую среду, наблюдается повышение активности других генераторов, более слабой мощности, и приводящих к полному тотальному разрушению общепринятых стереотипов о структуре эталона этого сгустка частиц…».

Мне тут больше всего нравится «в следствие, в последствии» в сочетании со «структурой эталона», но ведь это у них и во всех документах так — сплошная труха под поверхностью. Она подробно перечисляет все победы, одержанные «Нашими» в судах, и помечает такие записи тэгом «крутыхи». Крутыхи — это они. Иногда она даже тащит к себе стихи — чужие, широко ходящие в сети: