Потерявшие имя - Август Северн

обиды, видимо, вся вытекла из меня с кровью на той земле, где нашли моё изломанной тело. Во мне проснулась какая-то нездоровая весёлость. Тело меня больше не слушалось, приходилось перемещаться по больнице в электрифицированном кресле-каталке, требовалось выжимать из себя «правильные звуки» во время посещений мамы, отца, сестры. Потом, издеваясь над своим везением, я заглянул в зеркало. После третьей неудачной попытки суицида отец взял с меня обещание, что я прекращу эти глупости («Дай нам с матерью возможность видеть улыбку на твоём лице над нашими гробами!»). Взамен я получил от него обещание, что я буду ходить своими ногами.

Он выполнил своё слово (в отличие от меня). Продал сеть магазинов по продаже автошин и мотоциклов. Половину вырученных средств вложил в разработку и производство защитной амуниции для мотоциклистов (стекло шлема повредило даже кости на моём лице). Вторую половину он потратил на моё восстановление. Я, как мог выполнял обещание, данное отцу, заливая свою боль алкоголем, отказываясь от химии таблеток и инъекций наркотиков. Когда я смог ходить, то почувствовал себя маленькой птичкой Киви из Новой Зеландии — руки мои оказались столь же бесполезны, как её крылья. Пропустив предложение отца потратить оставшиеся от моей доли деньги на пластику лица, я поселился здесь, возле любимого мною зоопарка. Этот дом, вместе с пабом, отец купил и подарил человеку, нашедшему моё разбитое тело возле дороги и доставившему меня в госпиталь.

Налив быстрым движением немного виски в стаканы, Ким посмотрел на почти пустую бутыль.

— Однако мало остаётся на твой рассказ, поэтому закругляюсь. Считая такое расположение по соседству с местом, питавшим когда-то мои юношеские мечты, издевательством со стороны отца, я тихо мстил ему, растворяя свою жизнь и тело в крепком алкоголе. Люди казались мне жалкими нытиками, неудачниками в незаслуженно целых телах. Смотрел я только передачи про животных, изредка общаясь с матерью по телефону, иногда встречаясь с отцом, проводя несколько вечеров в месяц в пабе за беседой с сестрой. И вот однажды я увидел по телевизору «равного» себе человека, которого помял гризли. Этот изломанный бедолага не только нашёл в себе силы продолжать жить, но и посвятил всё своё время изучению жизни гризли в дикой природе. Почувствовав себя на его фоне нытиком и размазнёй, я решил уйти «натуральным» способом, как настоящий мужчина — «охотясь» на медведя. Взяв самый маленький нож (я не собирался убивать мишку, только разозлить), перелез через ограду зоопарка. В вольер медведя оказалось попасть труднее, чем взобраться на гору Эверест. Почти протрезвев, я осознал себя с бесполезным ножом в кармане куртки, окружённым запахом матёрого медведя.

Плеснув им ещё по паре капель, Ким одним движением опрокинул виски в рот и поставил свой стакан на стол.

— И чем всё закончилось? — Ночь отмахивался словами от звенящей тишины, как от тучки надоедливых комаров.

— Медведь мной побрезговал. Животные не любят запах алкоголя. — Хоть лицо Кима скрывалось в тени капюшона, Ночь расслышал в его голосе улыбку, приправленную теплом нежности.

— Львица.

— Хороший выбор. — Ким оценивающе осмотрел возвышающуюся над столом часть тела Ночи. — Только надо подстраховаться. — Не нравился ему этот обрывающийся в бездну тёмный провал на месте сердца старого приятеля. — Через несколько дней львов посадят на диету. Вот после этого они тебя хорошо примут.

— Приемлемо. — Разлив остатки виски по стаканам, Ночь выпил свою порцию и молча поднялся из-за стола. — Число.

— Давай в ночь с пятницы на субботу. — С прищуром глядя из-под капюшона, Ким видел в ауре Ночи какую-то грязь. — А твоя история?

— Я пуст. Видишь дыру. — Ночь поднёс руки к груди. — Призраки бесплотны. Их истории в книгах. — Развернувшись, он пошёл, ощущая неприятный осадок от встречи. Тяжёлый взгляд бармена не благословлял Ночь на следующее появление в пабе. Многочисленные лампочки вокруг зеркала за полками с алкоголем слепили Ночь. Он поднял правую руку, чтобы протереть глаза, убрать странное сферическое свечение вокруг Теда (надпись на бейджике читалась чётко). — «Зрение в порядке, — свечение разбилось на маленькие капельки, но полностью не исчезло, — голова будто прострелена» — констатировал, выходя из паба, Ночь.

— Что я должен делать? — странно, Ночь не испытывал сейчас волнения. Видимо, он перегорел в ожидании этого момента в течение прошедшей недели.

— Веди себя как человек. — Голос Кима звучал из темноты. В нём слышались возбуждение, нервозность и одышка. Ему трудно далось восхождение на стену вольера. — Ты тут хозяин. Чужие интересы и права тебе побоку.

Ночь не вглядывался в темноту дальней части вольера. Он прекрасно «видел» группу из четырёх львов. Эти свои странности ему не хотелось озвучивать при последней встрече с врачами. Это была обязательная процедура для дальнейшего начисления ему пенсии и исполнения его плана.

— Которая из четырёх? — опустив веки, уже трудно было спутать животных между собой. Лев и так выделялся на фоне излучаемого прайдом тепла своими размерами.

— Твоя львица последнее время хромает на заднюю правую лапу. — Ким сам удивился бесполезности выданной им информации. Пришлось проглотить волнение. — Она очень плохо спит в последнее время. Стрижёт ушами.

— Хорошо. — Ночь соскользнул со стены вольера.

Ким тяжело вздохнул, с завистью глядя, как мягко и тихо приземлился его «протеже». В летней ночи он чувствовал запах львов, слышал их дыхание и шорох шагов Ночи. Он, конечно, обошёл все камеры, чтобы скрыть все следы своего присутствия. Но что-то внутри него было против. Эта надоедливая маленькая точка билась о грудную клетку.

— Зачем остановился? — Тихо шепча, Ким пытался «перекричать» протестующую часть себя. — Подойди, погладь, дотронься до больной лапы, наступи на хвост.

Ночь остановился, почти явственно увидев перед собой границу грязно-серого облака, окружавшего львицу. Как и тогда в момент аварии, он закрыл глаза, задержал дыхание и сделал шаг, преодолевая барьер из болезненных воспоминаний. Львица подняла голову, остальные продолжали прислушиваться к шагам, поворачивая уши в его сторону.

Ночь открыл глаза — фантомные боли остались позади, за серой стеной. В этой реальности был вопросительный взгляд львицы и облако её страдания. Опустившись на землю на расстоянии вытянутой руки от Старой Львицы, человек разделил видения животного.

На просторах саванны она была сильна, её опыт и сноровка позволяли найти правильный путь. Избегая неприятностей, она вела прайд, приносила потомство, обучала его навыкам. Она знала, что придёт и её время, когда тело перестанет быть таким послушным и ловким. Острые рога буйвола, тяжёлое копыто антилопы Гну или сильные челюсти гиен положат конец её владычеству. Она быстро угаснет, не согласная с тем, что её время пришло.

Среди картинок мира Старой Львицы стали прорываться изображения людей в