Мысли быстрого реагирования - Сергей Кара-Мурза

Я даже думаю, что вопрос «Какова ваша методология?» незаконен. Автор излагает ход работы и ее результат — об этом и спрашивайте. Видите ошибку в опыте или в трактовке? — Укажите!

Если работа ценная и вокруг нее сложилась рассыпанная в пространстве «бригада» коллег, то познавательную матрицу, на которой эта бригада собралась, изучают ученые особой специальности — методологи. Если их усилия успешны, то и сами ученые, члены «бригады», узнают, в какой методологии они работают, — а до этого они похожи на человека, который и не знал, что всю жизнь говорил прозой. Я, сам побыв методологом (согласно моему диплому доктора хим. наук), скажу, что методология любого коллектива — сложная система познавательных средств, большая и подвижная. Ее выявление и «визуализация» — всегда трудное и дорогое исследование.

Какие же вопросы о методологии уместны при обращении к самим исследователям или в их внутренних дискуссиях? На мой взгляд, прежде всего вопросы о методологических ошибках. Для этого не требуется называть или обзывать всю сложную систему методологии, но можно говорить о конкретном изъяне замысла или проведения исследований, или трактовки эмпирических результатов. Например, когда ученый или целое сообщество игнорируют надежно установленный факт, несовместимый с постулатами и предположениями, из которых исходят эти ученые. Это бывает часто, и когда я это вижу, в голове начинают ворочаться вбитые в нее гвозди норм научного метода. Такая тоска берет… Нам вбивали в голову: не влюбляйся в свои идеи, гораздо важнее их — найти надежный метод контроля, который вскроет их ошибочность. Вот чем в основном и занимались те, у кого мы учились; чаще всего на этом пути и делались открытия.

А как все ценили тех редких коллег, которые обладали даром изобретать способы «разоблачить» счастливый результат! Их имена — навечно в истории классных лабораторий. Потому они и стали классными, что в них работали один-два таких таланта. Это можно назвать нормой скептического мышления.

Другой тип угрозы в сфере методологии, за которой надо следить, — это резкое изменение системы познавательных средств той «бригады», которая работает на переднем крае мировой науки, даже если наш коллектив в эту бригаду входит. При таком изменении, если мы его не заметили, ведущая часть бригады переходит на другой путь, а мы продолжаем идти по старой дороге. В этом надо разбираться и принимать сознательное решение. Тут тоже полезна помощь методологов. Очень часто этого не делают и, оторвавшись от бригады, увязают в ошибках или остаются позади. Потому что резкое изменение пути ведущего сообщества происходит не по прихоти начальника, а из-за какого-то прорыва в методологии, который резко повышает познавательные возможности.

Если исследовательский коллектив нарушает нормы скептического мышления и поклоняется, как говорил Бэкон, «идолам площади, рынка и театра», тушите свет! Тут уж не поможет ни марксистско-ленинская методология, ни экономика, ни системный анализ.

12.06.2013

ВЦИОМ произвел опрос9 на тему: «Были ли, на Ваш взгляд, за последние 10-15 лет в жизни нашей страны значимые достижения, успехи или нет?». Надо было выбрать три ответа из предложенной хаотичной россыпи 20 вариантов, которые породила скудная фантазия (или, напротив, хитрый разум манипуляторов) ВЦИОМ. 28 % сказали, что затрудняются ответить, а 42 % — что никаких значимых достижений не было.

Газета «Коммерсантъ» сразу взяла интервью у Владимира Познера, и он авторитетно заявил:10 «Потому что на самом деле нечем особенно гордиться… Вот так, чтобы были какие-то особые достижения, чтобы мир как-то на это обратил внимание,… я что-то сам не могу вспомнить». Тут он подменил смысл вопроса: речь шла о мнении граждан России, а не о том, на что «мир как-то обратил внимание». С «гражданами мира» давно все ясно.

Декан факультета социологии Высшей школы экономики Александр Чепуренко тоже сказал:11 «Событий, которыми можно было бы гордиться, наверное, я присоединюсь к большинству россиян и скажу, что в современной истории, особенно не вижу».

А я лично именно в этом и вижу главное и даже огромное достижение — что Владимир Познер и декан из ВШЭ разочарованы (наверное, как и Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики, которого декан «очень любит и уважает»).

Не вышло так, как они планировали в 1990-е гг., их успехи оказались скромнее, их амбициозные цели достигнуты не вполне. Второй раз в новейшей истории наша страна выскользнула из петли — а уж как старательно ее на этот раз намылили и приладили на шее. Выскользнула изуродованной, но начала лечить раны и возрождаться. Со скрипом и отступлениями, но и это подобно чуду, 15 лет назад перспектива была намного более мрачной.

Почему же при опросе граждане этого не заметили? Да потому, что эти опросы не выясняют мнения, а формируют его, загоняя мысль человека в узкий коридор, построенный из фальшивых вариантов ответа. Что, если бы социологи ВЦИОМа сказали людям: «Вспомните 1998 год, “шоковую терапию” и всю траекторию, на которую поставил Россию ельцинизм, и скажите, считаете ли значимым достижением тот сдвиг, который, при всех изъянах, удалось совершить за последние 15 лет?», — думаю, ответы были бы разные, но действительно важные.

Посмотрите, к примеру, динамику промышленного производства в России за 23 года (рис. 1). Разве перелом 1999-2000 гг. — не достижение?

Рис. 1. Объем производства промышленной продукции в РСФСР и РФ (в сопоставимых ценах.

Но ВЦИОМ, как говорится, снизил смысл опроса с уровня бытия на уровень быта, с уровня чаяний на уровень расхожих мнений. А комментарии «Коммерсанта» еще более вульгаризируют этот опрос.

24.06.2013

21 июня в нашем Центре прошел семинар на тему «Методология создания нормативно-правовых актов» — грубо говоря, «законов». Речь шла в основном о методологии, положенной в основу работы депутатов Госдумы — органа законодательной власти России. Два интересных доклада, сделанные юристами (Владимир Исаков, Максим Вилисов с Антоном Каменским) вызвали столь же интересную дискуссию. Строго говоря, доклады ставили вопрос шире, чем задала его тема: речь шла о методологии подготовки политических решений. Ведь принятие закона — не что иное, как оформление этих решений в императивной форме.

Говорили о взаимодействии правовой науки с законодателем — важном условии улучшения методологии и сокращения числа и масштабов совершаемых ошибок. Бесспорно, что совершенствовать структуру процесса выработки решений и затем законов очень важно, изъянов в ней еще много. Методология — это технология интеллектуального производства, дефекты инструментов мышления и алгоритмов операций приводят к браку и даже «авариям» будущих законов.

Но я хочу обратить внимание на ту сторону дела, которая, похоже, лежит вне сферы юридической науки. Можно назвать это подосновой методологии. Она как будто не видна, но определяет качество закона, даже если алгоритм разработки вроде бы хорош и строго выполняется. Я имею в виду общие («философские») установки, о которых обычно вообще не идет речи в Госдуме. Мне-то кажется, что они должны были бы быть необходимыми блоками методологии создания любого закона и зафиксированы прямо в преамбуле.

Скажу о двух вещах.

Право дееспособно, если законы согласуются с мировоззренческими представлениями большинства населения — в главном, что составляет основу национальной культуры.

Объект права — человек и его общности. Поэтому главной категорией, из которой должно исходить право, является человек — как он понимается в культуре данного общества. «Что есть человек?» — главный вопрос любой культуры, на это надстраиваются все нормы права в земной жизни.

Казалось бы, и депутаты, и юристы, помогающие им формулировать законы, первым делом должны определить, из какой «модели» человека они исходят при написании законопроекта. Этого нет, и никто этого не требует. А без этого рушится вся методология, как бы ни был хорош алгоритм дальнейших шагов.

В советском идеократическом государстве эта операция не требовалась — по умолчанию законы исходили из антропологии, изначально заложенной в советском проекте: «человек человеку брат». Правовой кризис в СССР возник, когда значительная часть населения (особенно в элите) усомнилась в этом постулате — в конце 1970-х и в 1980-х гг. Но что произошло дальше?

К концу 1980-х гг. верх взяла общность, которая в своих представлениях о человеке сдвинулась к социал-дарвинизму. Интеллектуальная часть этой общности в своем мышлении приняла так называемый «методологический индивидуализм». Он выводится из концепции Гоббса (XVII в.), которую ученый изложил в трактатах «О теле», «О человеке», «О гражданине».