Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Збигнев Бжезинский

5. Катастрофа лидерства

(и политика страха)

Этот крестовый поход, эта война против терроризма потребует времени.

Кто не с нами — тот против нас.

В жизни каждой страны бывают моменты затишья, когда от ее руководителей многого не ожидают. Сейчас другие времена. Это время, когда необходимы — нам необходимы — твердая решимость, ясное видение и глубокая вера в ценности, которые делают нас великой нацией.

Немезида карает за гордыню. Три приведенные цитаты, принадлежащие президенту Джорджу У. Бушу, характеризуют его взгляд на самого себя как на третьего глобального лидера и его намерения осуществлять свое лидерство. Он видит себя обладающим «твердой решимостью, ясным видением и глубокой верой» в новой глобальной конфронтации между добром и злом, способным даже призвать к крестовому походу в одиночку. Нельзя представить себе более резкого контраста с двумя его предшественниками: по его мнению, ни тактический реализм первого глобального лидера, ни самоуверенный оптимизм второго глобального лидера не могли бы спасти Америку от разрушения руками ее смертельных врагов.

События 11 сентября стали для Буша прозрением. После одного дня уединения новый президент возник преображенным. С этого момента он будет решительным лидером страны, ведущей войну против прямой и смертельной угрозы, главнокомандующим единственной в мире сверхдержавы. Америка сама будет принимать решения, независимо от мнений ее союзников, находясь в состоянии шока от совершенного преступления и заботясь о своей безопасности, американская общественность сплотилась вокруг президента.

Появившаяся на свет стратегия представляла собой смесь подчеркнуто имперских формулировок из проекта документа о национальной безопасности 1991 года, подготовленного чиновниками министерства обороны во время администрации Буша Первого (многие из которых стали советниками Буша Второго), и воинственных заявлений сторонников неоконсервативной политики со свойственной ей особой пристрастностью к Ближнему Востоку. В стратегическом плане «война с террором» отражала, таким образом, имперские заботы о сохранении контроля над ресурсами Персидского залива и желание представителей неоконсервативного направления укрепить безопасность Израиля путем устранения угрозы со стороны Ирака.

Первоначальные результаты такой комбинации безусловно пели к гордыне. Правительство движения «Талибан» в Афганистане, предоставившее убежище для «Аль-Каиды», было быстро ниспровергнуто военной интервенцией США, а менее чем восемнадцать месяцев спустя режим Саддама Хусейна в Ираке был уничтожен американским наземным наступлением всего в течение трех недель. Настроение в Белом доме было триумфальное. Воодушевленный президент Буш иронически спрашивал губернатора оккупированного Ирака: «Хотите то же самое сделать в Иране?».

Высокомерие, охватившее при Буше Белый дом, достаточно точно отразил Рон Саскинд в материале, опубликованном в октябре 2004 года в «Нью-Йорк таймс магазин», в котором один из старших помощников Буша едко урезонивал критиков, выступавших от той части общественности, которую он называл «сообществом реалистов». Этот чиновник сказал: «Мир больше так не живет… Мы теперь империя, и когда мы что-то делаем, мы создаем нашу собственную реальность. И пока вы будете изучать эту реальность — как всегда вдумчиво, — мы снова будем действовать, создавая новые реальности, которые вы можете также изучать, и вот так и будет все это продолжаться. Мы являемся действующими лицами истории… а вы, все вы, будете изучать то, что мы делаем». Можно представить себе фантазии, порождавшие такого рода декларации: сначала Ирак, потом Сирия, потом Иран, а потом и Саудовская Аравия…

Неудивительно, что возмездия не пришлось долго ждать. Всего через несколько месяцев внешняя политика первой глобальной державы мира диктовалась истощающими последствиями войны в отдаленной стране, которую Соединенные Штаты сами начали, но которую не могли закончить. В то же время война против террора все более приобретала зловещую окраску столкновения со всем миром ислама. Корабль внешней политики США снялся с якоря после полувековой остановки в Атлантическом сообществе. В скором времени эта политика стада объектом осуждения общественным мнением всего мира. Смесь неоконсервативного манихейства и обретенной Бушем склонности к катастрофическим решениям привела к тому, что всеобщая солидарность с Америкой, возникшая после 11 сентября, с точки исторического зенита упала до самого низкого уровня.

Было мало причин ожидать таких сильных исторических сдвигов от нового президента. Его предвыборная кампания не уделяла серьезного внимания проблемам внешней политики Некоторые из его публичных заявлений, резко контрастируя с его предшественниками, свидетельствовали о незнании элементарных вещей в международных делах. Первые два месяца его президентства не были отмечены какими-либо признаками, обозначающими направление его внешней политики. Но его критика итогов политики Клинтона была выдержана отнюдь не по образцам неоконсерватизма. Избирательная кампания Буша делала упор на сострадание, национальные интересы и необходимость простой внешней политики, напоминая указатели на перекрестке дорог, оставляющие неясным вопрос, по какой из них следует ехать дальше.

Его выбор ведущих фигур подразумевал продолжение реализма, свойственного внешней политике Буша Первого. В качестве своего вице-президента он избрал Ричарда Чейни, бывшего при его отце министром обороны. Его госсекретарь Колин Пауэлл занимал в администрации Клинтона важный официальный пост председателя Объединенного комитета начальников штабов и так же рассматривался как потенциальный кандидат Республиканской партии на пост президента. Министр обороны Дональд Рамсфелд занимал этот пост и при президенте Форде и в свое время тешил себя надеждой участвовать в президентских выборах.

Это была закаленная команда, которая значительно превосходила президента в профессиональном статусе и опыте по крайней мере до тех пор, пока он не завоевал доверие, не приобрел уверенности и не проникся сознанием своей миссии. Сначала новая команда сосредоточилась на незавершенных делах Буша Первого: противоракетной обороне, преобразованиях и поенной сфере и отношениях с ведущими странами. Ни распродажа ядерного оружия, ни терроризм не котировались высоко, и советник по национальной безопасности Кондолиза Райс даже отклонила первое предупреждение разведки о возможных ударах террористов, расценив его как главным образом «историческое» исследование.

После 11 сентября второй эшелон президентской команды, более молодой и с более жесткими неоконсервативными убеждениями, вышел вперед, став интеллектуальным источником творческого вдохновения и самоопределения. Ключевую роль играли три фигуры: К. Райс, И. Льюис Либби, бывший руководителем аппарата вице-президента, и заместитель министра обороны Пол Вулфовиц. Райс представляла в Белом доме новое поколение. В прошлом член Совета национальной безопасности при Буше Первом и признанная как ученый, она во время избирательной кампании обучала нового президента внешней политике, и установившийся между ними личный контакт компенсировал ее младший статус в отношениях с другими главными членами президентской команды. Хотя Райс и не считается автором какой-либо принципиальной линии политики, ей свойственны четкое понимание сложности международных проблем, близкая новому президенту склонность к моралистской дихотомии в их оценке и подкрепление (а также обоснование) предрасположенности президента к упрощающей риторике о добре и зле.

В качестве советника по национальной безопасности она играла менее эффективную роль в координации системы принятия решений, потому что и государственный секретарь, и министр обороны оба были старше ее и не были склонны считаться с ее мнениями. Более того, вице-президент создал свой собственный маленький эквивалент Совета национальной безопасности, позволявший Либби, извлекая пользу из тесных отношений между президентом и вице-президентом, приобрести бюрократическое влияние, ограничивая полномочия Райс. Но хотя это и снижало бюрократическую эффективность, ни одна из этих мер не помешала президенту все более полагаться на Райс и тем самым сильнее и все более самоуверенна проявлять собственные способности.

Вулфовиц и Либби способствовали росту влияния Райс на президента. Оба они в 1991 году принимали участие в разработке стратегического документа, формулирующего значение реального глобального военного превосходства Америки, и оба занимали решительную позицию по Ближнему Востоку, особенно по Ираку и Израилю. Как и некоторые из их подчиненных, которых они привели на ключевые посты в Белом доме и министерстве обороны, они были в числе тех, кто в конце 90-х годов подписал письма, адресованные президенту Клинтону и премьер министру Израиля Нетаньяху, настаивая на более жесткой силовой конфронтации с затянувшимся режимом Саддама Хусейна в Ираке. Эта группа людей, поддерживаемая активными сторонниками, не входившими в состав администрации, создала стратегический стимул для тех инициатив, которые были развернуты после 11 сентября и полтора года спустя завершились военным вторжением в Ирак Хотя полная картина внутренних обсуждений не будет известна еще длительное время и после окончания президентства Буша, то, что известно уже сейчас из сопоставления противоречивых воспоминаний и рассекреченных официальных документов, дает возможность сделать выводы о том, как возникла и сформировалась реакция Буша на 11 сентября. Помимо самого президента в формировании этой реакции принимали участие его основные советники по внутренней политике, его мыслящие имперскими категориями старшие советники и их наиболее близкие сотрудники. Все они и были главными теоретиками радикального изменения представлений о роли Америки в мире.