Золотой Лис - Уилбур Смит

— Микки, он маркиз. Маркиз де Сантьяго-и-Мачадо.

— Ну, тогда совсем другое дело. На такого сноба, как наша бабушка, это наверняка произведет впечатление. Может быть, она сменит картечь на дробь.

— К тому времени, когда бабушка об этом узнает, я уже буду маркизой.

— Ага, значит, коварный Рамон намеревается сделать из тебя порядочную женщину? Очень благородно с его стороны. И когда же это произойдет?

— Ну, здесь есть одна маленькая загвоздка.

— То есть он уже женат.

— Откуда ты знаешь, Микки? — она разинула рот от удивления.

— А его жена не дает ему развод.

— Микки!

— Лапочка, это самая банальная и прокисшая лапша, которую в таких случаях вешают на уши. — Майкл встал во весь рост; мыльная вода ручьями стекала с него, и он потянулся за полотенцем.

— Микки, ты же его совсем не знаешь. Он не такой.

— Ты хочешь, чтобы я расценил это как абсолютно беспристрастное и строго объективное суждение? — Майкл вылез из ванны и начал энергично вытираться.

— Он любит меня.

— Это я вижу.

— Фу, как пошло.

— Слушай, Белла, обещай мне одну вещь. Если у тебя что-то будет не так, сначала сообщи мне. Обещаешь?

Она кивнула.

— Обещаю. Я по-прежнему считаю тебя своим лучшим другом. Но ты зря беспокоишься, у меня все будет хорошо. Вот увидишь.

Она повела его обедать в «Ма Квизи» на Уолтон стрит. Этот ресторан пользовался такой популярностью, что они ни за что туда бы не попали, если бы Изабелла не заказала там столик в тот же день, когда она узнала о приезде Майкла в Лондон.

— Больше всего на свете мне нравится сопровождать дам в положении, — заявил Майкл, когда они уселись за свой столик. — Все мне улыбаются так сочувственно, будто переживают за меня.

— Не мели чепухи. Они улыбаются тебе просто потому, что ты такой красивый.

Поговорили о ее работе. Изабелла взяла с него слово прочесть труд и сделать замечания. Затем Майкл объяснил ей, что главной целью его приезда в Лондон было написать серию статей о движении против апартеида и о политических эмигрантах из Южной Африки, живущих в Великобритании.

— Я уже договорился об интервью с некоторыми из известных деятелей: Оливером Тамбо, Денисом Брутусом…

— Неужели ты думаешь, что наша цензура пропустит эту твою статью? — спросила Изабелла. — Они, скорее всего, опять запретят весь выпуск, и Гарри будет в бешенстве. Он всегда приходит в бешенство, когда корпорация несет убытки.

Майкл усмехнулся.

— Бедный старина Гарри. — Это прозвище так и пристало к нему, хотя теперь оно звучало, мягко говоря, неуместно. — В жизни для него существуют только два цвета — не черный и белый, как в морали, а черный и красный, как в финансовом отчете.

За десертом Майкл неожиданно спросил:

— А как мама? Ты давно с ней не виделась.

— Не мама, не мать и даже не мамуля, — язвительно поправила его Изабелла. — Ты прекрасно знаешь, что она считает все эти слова ужасно буржуазными. Что касается твоего вопроса — нет, с Тарой я давно не виделась.

— Белла, это наша мать.

— Ей следовало бы помнить об этом, когда она бросила отца и всех нас, сбежала с каким-то черномазым революционером и родила ему коричневого ублюдка.

— А тебе следовало бы быть чуть потерпимей, когда речь заходит о рождении маленьких ублюдков, — спокойно сказал Майкл и тут же заметил боль в ее глазах. — Прости меня, Белла, но ведь не только в твоем случае бывают особенные обстоятельства. И мы не должны судить ее слишком строго. Согласись, отца вряд ли можно назвать идеальным мужем, с которым так легко и просто жить; к тому же не всякий может приспособиться к бабушкиным правилам игры. Видишь ли, у некоторых из нас хищные инстинкты недостаточно сильно развиты. Мне кажется, что Тара с самого начала совершенно не вписывалась в нашу семью. Она никогда не ощущала свою принадлежность к элите. Ее симпатии всегда были на стороне обездоленных, а затем она повстречала Мозеса Гаму…

— Дорогой мой Микки, — Изабелла наклонилась через столик и взяла его за руку, — ты самый добрый, самый понимающий человек на свете. Всю свою жизнь ты только и занимаешься тем, что находишь оправдания всем нашим поступкам и отводишь от нас Божью кару. Я так тебя люблю. И у меня нет ни малейшего желания с тобой спорить.

— Вот и чудно. — Он крепко стиснул ее руку. — Значит, мы вместе навестим Тару. Она регулярно писала мне. Изабелла, она просто обожает тебя и страшно по тебе скучает. И ей очень больно, что ты ее избегаешь.

— Черт тебя подери, Микки, ты меня обвел вокруг пальца, как ребенка. — Несколько секунд она сосредоточенно размышляла. — Но как я покажусь ей в таком виде? Я-то рассчитывала соблюдать все меры предосторожности.

— Тара твоя мать, она любит тебя; к тому же наша Тара напрочь лишена всякого рода предрассудков. И ты прекрасно знаешь, что она не сделает ничего такого, что могло бы причинить тебе вред.

— Только ради тебя, — со вздохом капитулировала Изабелла. — Только ради тебя, Микки.

Итак, следующим субботним утром они вдвоем шагали вниз по Бромптон роуд, и Майклу приходилось быстрее перебирать своими длинными ногами, чтобы успевать за ее легкой спортивной походкой.

— Ты тренируешься для души или в расчете на олимпийское золото? — ухмыльнулся он.

— Все дело в том, что ты слишком много куришь, — подначивала его Изабелла.

— Это мой единственный недостаток.

Тара Кортни, или Тара Гама, как она теперь себя называла, управляла маленькой гостиницей неподалеку от Кромвелл роуд; ее постояльцами были почти сплошь экспатрианты и новые иммигранты из Африки, Индии и стран Каррибского бассейна.

Изабелла не переставала изумляться, что подобный район может существовать всего в двадцати минутах ходьбы от великолепия и роскоши Кадоген-сквер. «Лорд Китченер Отель» был столь же запущен и жалок, как и его управляющая. Изабелла просто не могла поверить, что это и есть та самая женщина, что когда-то царила в огромном замке Велтевредена. Самым ранним детским воспоминанием Изабеллы была ее мать в длинном бальном платье, с желтыми бриллиантами из копей Кортни в Хани, сверкающими на гладкой белоснежной шее и мочках ушей, с высокой пирамидой темно-каштановых волос, венчающей прелестную головку; она величественно спускалась по крутой мраморной лестнице. Изабелле прежде в голову не могло прийти, какое ужасное разочарование, какие душевные муки скрывались за этой царственной внешностью.

Теперь же некогда восхитительные волосы Тары поседели, и она сама красила их дешевыми красителями, придававшими им всевозможные оттенки, от рыжевато-бронзового до темно-фиолетового. Безупречная шелковистая кожа, унаследованная Изабеллой, высохла, пожелтела и покрылась морщинами; видно было, что за ней совсем не ухаживали. Между носом и щеками образовались толстые складки, лицо усеяно черными точками грязи, застрявшей в увеличенных порах, а вставные зубы были слишком велики для ее рта и портили изящную линию губ.