Стихотворения и поэмы - Елизавета Полонская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5. «К чему прикосновенье? Воздух…»
К чему прикосновенье? ВоздухГоряч и напоен желаньем…И музыка касается обоих насИ вяжет нас крылами легких птиц…Еще мгновенье, упадем на землю,Как яблоко, сорвавшись, канет ниц…
6. «Оторван от рук моих…»
Оторван от рук моих,В тюрьме, в тюрьме,Оторван от рук моих,Лежишь во тьме.За тремя стенами, за желтой Курой,Лежишь в темноте, черноглазый мой.Метехский замок тебя стережет —Река под решетками счет ведет.Она ударяется о гранит,Она торопится и спешит,Она считает на ходу,Она говорит: «Иду, иду».Немало она насчитает дней,Но я считаю еще быстрей.Года и столетья считаю тоскуя —Мы ведь не кончили поцелуя.
<1925>«Ты спрашиваешь, почему…»
Ты спрашиваешь, почемуЯ не пишу тебе стихов:Тебя я слишком берегу,Моя последняя любовь.
Но я могла бы написатьСто тысяч самых лучших строф,И в каждой только о тебе,Моя последняя любовь.
Я суеверна и скупа,Мне ревность жжет и сушит кровь,Я не хочу тебя терять,Моя последняя любовь!
Чтоб только женщинам другимНе рассказать, не выдать лишьВкус губ твоих и те слова,Что ты в беспамятстве твердишь.
Пускай отсохнет мой язык,Пусть руку отсекут мою:Не напишу тебе стихов,Пока тебя не разлюблю.
<3 октября 1926>Письмо
— Мальчик легкий и крылатый,Покровитель всех влюбленных,Письмоносцем был когда-то,Первым был из почтальонов.
Мы его сослали в ссылкуВ библиотеки, в музеи, —Писем срочную рассылкуМы и без него имеем.
Что нам крылья перяные!Алюминий тоже прочен!Поцелуй через пустыниДругу шлем воздушной почтой.
Так я думала обманно,Поджидая почтальона,Глядя в невские туманыС высоты многооконной.
Не во сне, не в ночи дремкой, —В твердой памяти то было:На звонок сухой и громкийДвери быстро отворила, —
Но из пальцев почтальоншиВзяв конверт большой и белый(Дробь мгновения, не больше,В это время пролетела),
Я узнала в ней, кудрявойКак мальчишка, большеротой,Образ дерзкий и лукавыйКраснощекого Эрота.
<18 октября 1924>Разлука
Теперь — прощайВ последний раз!Расстаться намПриходит час.
Нам не грозитНи нож, ни яд,Нас не смутитНи муж, ни брат.
Я рук твоихЛюбила гнет,Твои словаИ алый рот.
Но не будиВо мне любовь:Что было,То не будет вновь.
Мне на плечеОставь укусИ поцелуяСоленый вкус.
Когда пройдетНа коже след,Исчезнет памятьМинувших лет.
<1926>4
Ночью
Спала я среди ночи,И в комнате моейДремали сном отрядыПослушных мне вещей.Я пробудилась сразу,И в теплой тишинеВсе было неподвижноИ все подвластно мне.
Но месяца рожокВдруг заглянул в окно —В морозной высотеШатался он давно.Сказала я: «Бродяга,Что по ночам не спишь?Ведь мне не восемнадцать,К чему тебе ломаться!»
А он ответил: «Друг,Что вспоминать былое!Пусть вещи спят в покое.Зажги огонь, возьми тетрадь:Бродяжить мне, тебе — писать».
<1926>Имя
Не исподволь — удар короткий.Он четко мечен, метко пал:Октябрь! Мы взяты в обработку,Как кислота берет металл.
Насмарку! Имена и вещи —Все снял уверенный резец,Мы сами — и доска, и резчик,Начало жизни и конец.
Страна казарм, страна хоругвей,Доска, готовая к резьбе…Не те проступят буква к букве,Республика, в твоем гербе.
Но смыв державства завитушки —«Империя! Россия! Рим!», —Мы перепишем имя: «Пушкин»И медь, как память, протравим.
<16–18 мая 1924>Есенину
1. «И цвет волос моих иной…»
И цвет волос моих иной,И кровь моя горчей и гуще, —Голубоглазый и льняной,Поющий, плачущий, клянущий.Ты должен быть мне чужд, как лестьНеистовств этих покаянных,Ты должен быть мне чужд, но естьВ твоих светловолосых странахВолненье дивное. МеняВолной лирической ответнойВдруг сотрясает всю, и я,Как камертон, едва заметнойИздалека тебе откликнусь дрожью,Затем, что не звучать с тобою невозможно.
<19–20 мая> 19242. «Ты был нашей тайной любовью. Тебя…»
Ты был нашей тайной любовью. ТебяМы вслух называть не решались,Но с каждою песней, кляня и любя,С тобою в безумье метались.
Я помню, пришли мы проститься с тобойНа смертный, последний твой голос, —Чтоб врезались в память лик восковойИ твой золотеющий волос.
Смерть любит заботы: дубовый гроб,Цветы, рыданья разлуки,И книжечки тоненькие стиховПоложены в мертвые руки.
Мы сами внесли тебя в черный вагон,Мы сами. Не надо чужих!Пускай укачает последний твой сонКруженье колес поездных.
Прощай, златоглавый! Счастливый путьТебе от шутейного братства!Мы все ведь шальные. Когда-нибудьИ нам надоест притворяться.
<1926>Лавочка великолепий
Памяти Льва Лунца
Так. За прилавком пятый годСтоим. Торчим. Базарим.Прикроем что ли не в черед?Пусть покупатель подождет:Шабаш. Подсчет товарам.
С воспоминаний сбив замок,Достанем из-под спудаЧто каждый в памяти сберег,Что в тайный прятал уголок —Усмешку, дерзость, удаль.
Пусть в розницу идут слова,Как хочешь назови нас, —Пусть жизнь товар и смерть товар, —Не продается головаИ сердце не на вынос.
«За ветер против духоты», —Нам запевает стих.Как полководец, водишь тыСложнейший строй простых.
И отвечает друг второй:«Я тоже знаю бой.Свинец и знамя для врагов —Они отлично говорят.Но кто не понимает слов,Тому лекарство для ослов —Колючка в жирный зад».
И отвечает третий друг:«Увидеть — это мало.Я должен слову и перуПередоверить все сначала —Вкус городка и дым вокзала,Войны громоздкую игру».
Так говорим живые мы,А там, в чужой стране,Под одеялом землянымПоследний друг в последнем сне,Он писем тоненькую связь,Как жизни связь, лелеял.Его зарыли, торопясь,По моде иудеев.
А он любил веселый смех,Высокий свет и пенье строк,А он здесь был милее всех,Был умный друг, простой дружок.И страшно мне, что в пятый год,Не на чужбине и не в склепе,Он молча выведен в расход,Здесь, в лавочке Великолепий.
<3 февраля 1925>Прощальная ода
