Графиня Салисбюри - Александр Дюма

Король Франции принял его в полном собрании совета и с удовольствием выслушал его как человека умного, и исполнившего с твердостью и благоговением свое поручение; потом узнав, что противник остановился в ожидании появления войск и требовал генерального сражения, в полном составе обеих армий, на что Филипп Валуа, изъявив согласие, назначил пятницу, то есть на послезавтра, говоря, что этот день он считает приличным для сражения; потом, сняв с себя мантию из горностаева меха, с золотой цепью, которой она застегивалась, подарил ее герольду в знак своего благоговения, и того, что принесенная им весть была ему очень приятна. Герольд в тот же вечер возвратился к Эдуарду, объявил благосклонный прием, сделанный ему королем Франции, и день, назначенный им для сражения; о чем узнав владетели Империи провели большую часть ночи в осмотре оружия и других приготовлениях.

Назавтра, граф Гейнаузский поручил сиру Тюпиньи и сиру Фаньолю, пользовавшимся полным его доверием из-за их благоразумия и храбрости, осмотреть войска короля Англии. Вследствие чего они, сев на лучших коней своих, поехали опушкой леса, находящегося на всем протяжении линии, на которой расположена была английская армия, почему и могли удобно заметить все расположение. Только лошадь сира Фаньоля, дурно взнузданную, вдруг ударила древесная ветвь по спине, отчего она, закусив удила, понесла его из леса прямо к армии короля Эдуарда, и сбросила в середине ставок владетелей Империи. Пять или шесть немцев в ту же минуту окружили сира Фаньоля, объявив, что без выкупа он не получит свободы, но так как он не был взят в сражении, а случайно попал к ним в плен, то они его освободят, если он представит кого-либо из уважаемых людей на поруки. Сир Фаньоль потребовал тогда, чтобы его вели к мессиру Иоанну Бомону, который чрезвычайно удивился, выходя из церкви, по окончании обедни, встретив старого и доброго знакомого. Пленник рассказал ему, каким случаем он попал в руки немцев и на каком условии обещана ему свобода. Мессир Иоанн Бомон поручился за него в сумме, требуемой за его выкуп, оставив его у себя обедать, и во время десерта велел подвести лошадь, вручил ему его меч с одним условием только, чтобы он поклонился от него его племяннику графу Гильому. Сир Фаньоль, обещал исполнить его поручение, возвратился к своему начальнику, которому мог дать точные сведения об армии Эдуарда, потому что видел ее лучше, нежели как предполагал, отправляясь по этому поручению.

В этот вечер, в то время, как король Франции занимался в своей палатке делами, ввели к нему запыленного и утомленного путника, который с той минуты, как ступил на твердую землю, делал по двадцать миль в день на одной и той же лошади, и прямо явился к Филиппу; он прибыл с острова Сицилии и привез письмо от Роберта графа Прованского и короля Неаполитанского. Король, зная благоразумие двоюродного брата и познания его в астрологии, просил его совета при первом известии об этой войне, и желал знать, что ему ожидать от нее. Король Роберт, наблюдая течение звезд, знал, которые из них благоприятны и которые зловещи, по соединению некоторых из них мог предугадывать будущее, поэтому, получив известие о предполагаемой войне, начал делать свои вычисления, которые при многократном повторении показывали ему все одно и то же, что во всяком сражении, в котором Эдуард будет находиться, Филипп будет побежден и разбит с большим вредом для всего государства Франции; он писал королю: «Ни в каком случае не сражаться, хотя бы войска его были в несколько раз многочисленнее Эдуардовых, потому что последствия битвы начертаны рукою провидения в вечной книге судеб, которых никакая сила людей изменить не может». Филипп скрыл от всех полученные известия, опасаясь привести в робость всю армию, и несмотря на воспрещение короля Сицилии, своего двоюродного брата, решился: ежели король Эдуард вступит в сражение, то не отступать ни на шаг; потому что день боя был им самим назначен; но и не идти вперед, хотя бы по местоположению и освещению лучей солнечных и было это необходимо.

На другой день обе армии, готовясь к сражению, отслушали обедни; оба короля и множество знатных дворян исповедались и причастились, как люди, готовящиеся на смерть, чтобы быть готовыми предстать пред Всемогущим; потом пошли друг против друга по двум противоположным берегам большого вязкого болота, состоящего вместе из травы и воды, переход через которое был чрезвычайно труден и подвергался величайшей опасности того, кто бы первый осмелился пуститься через него; после часового похода обе армии были одна против другой, и каждый из королей подал знак к сражению.

Король Эдуард, которому благоприятствовало местоположение, разделил свою армию на три колонны, и, спешив всех, приказал лошадей и всю упряжь оставить в лесу, а из телег и фур сделать укрепление. Первая из восьми тысяч человек, двадцати двух знамен и шестидесяти штандартов (штандартом в тот век называлось знамя с длинным хвостом, которое имел право носить только дворянин, имеющий у себя 20 человек подчиненных ему оруженосцев) состояла вся из немцев, под начальством герцога Гельдрского, графа Жюлие, маркиза Брандебургского, мессира Иоанна Гейнаузского, маркграфа Миснийского, графа Монского, графа Сальмского, сира Фокемона и мессира Арнуля Блакенгейма.

Начальником второй был герцог Брабандский; в распоряжении его находились самые богатые и храбрые бароны его владений, так же как и Некоторые знатные дворяне Фландрии, присоединившиеся к его отряду; поэтому он и имел под своим начальством двадцать четыре знамени, восемьдесят штандартов и семь тысяч хорошо снаряженных и вооруженных храбрых и смелых воинов.

Третье отделение, самое сильное, состояло под начальством самого короля Англии, окруженного всеми знатными дворянами его королевства, в числе которых находились двоюродный его брат граф Генрих Дерби, сын мессира Генриха Ланкастера Кривошеи, епископ Линкольский, епископ Дургамский, граф Нортамптон, Глочестер, Суфольк и Ертфор; мессир Роберт д’Артуа, мессир Реноль Кобам, сир Перси, мессиры Людовик и Иоанн Бошан, мессир Гуг Гастинг, мессир Готье-Мони, и, наконец, граф Салисбюри, который спустя две недели после своего бракосочетания, расстался с молодой женою, развязав вследствие исполненного обета прежде завязанный невестою глаз, с новым рвением к службе присоединился к армии. Сверх этого моря из стали, — моря, в котором каждый боец составлял буйную волну, — моря, которое колеблясь все двигалось далее и далее над этими десятью тысячами копьеносцев и шестью тысячами стрелков, развевались двадцать четыре знамени и девяносто штандартов; кроме этих трех отделений, был еще четырехтысячный арьергард под начальством графа Варвика, графа Пемброка, сира Мильтона и других храбрых рыцарей, готовый подкрепить собою ту часть армии, которая начала бы ослабевать.

Что же касается короля Франции, то около него находилось такое множество воинов, дворян и рыцарей, что трудно было бы и описать их. И в то время, как войска его выстроились в боевой порядок, то у него было двести двадцать семь знамен, пятьсот шестьдесят штандартов, четыре короля, шесть герцогов, тридцать шесть графов, четыре тысячи рыцарей и больше шестидесяти тысяч воинов из жителей Франции, оружие которых было так блестяще, что солнечные лучи отражались на нем, как на зеркале; но все это рыцарство столь страшное и вместе с тем приятное для глаз, было различного мнения на счет событий, долженствовавших совершиться в этот день; одни говорили, что стыдно стоять на виду неприятеля, не вступая в бой, а другие утверждали, что безумно сражаться тогда, как король Франции в этом сражении может потерять все, и ничего не выиграть; потому что в случае поражения, неприятель проникнет вдруг в сердце королевства, а ежели победа и останется на его стороне, то псе же он не в состоянии будет завоевать Англию, как остров, так же как и владения Империи потому, что их будет твердо защищать Людовик V Баварский, верховный их властелин.

В продолжение этого времени король Англии на маленьком иноходце, в сопровождении мессира Роберта д’Артуа, мессира Реньоля Кобаля Кобама и мессира Готье-Мони, разъезжал впереди своих войск, побуждая рыцарей и их товарищей помогать ему исполнить обет и сохранить честь свою, показывая им всю выгоду избранного местоположения, по находившемуся за ними лесу, а впереди болоту, которое неприятель не мог иначе перейти, как подвергаясь большой опасности. Проехав по всем рядам и поговорив со всеми для того, чтобы возбудить или укротить их рвение, возвратясь к своему отряду, занял свое место и приказал объявить, чтобы никто не осмеливался бросаться вперед предводительских знамен.

По окончании с обеих сторон этих приготовлений, на которые употреблено было все утро, около полудня заяц, испуганный одним воином Английской армии, выбежал из леса и бросился в ряды французов, которые, желая застрелить его, пустились за ним в погоню. Англичане, заметив это, но не понимая причины, пришли в движение от этого шума, воображая, что неприятель на них нападает. Поэтому король, оставив маленького иноходца, сел на ратного коня, приготовясь отразить первое нападение. Со своей стороны знатные гасконцы и дворяне Лангедока, полагая, что на них нападают, надели шлемы и обнажили мечи, тогда как граф Гейнаузский вообразил, что уже сражение начинается, поспешил посвятить в рыцари многих дворян, которым он обещал эту честь; так что в одну минуту он их сделал четырнадцать, которые во всю жизнь свою потом назывались рыцарями Зайца.