Оружие и правила дуэлей - Джозеф Гамильтон

«Наши выборы, – говорит этот автор, – давали куда больше поводов для дуэлей, чем другие публичные мероприятия; дуэли очень редко возникали на скачках, на петушиных боях, охоте, где народ предпочитал развлекаться и «делать что-то еще», а не ссориться, но вот на всех выборах, или на судебных заседаниях, или в тех местах, где люди занимались бизнесом, почти каждый человек, даже не имея весомых поводов, тут же становился отчаянным забиякой и проявлял яростную враждебность к кому-то, и джентльмены часто получали пулю еще до того, как могли объяснить, чего ради они дерутся».

26 апреля 1825 года мистер Литтлтон под приветственные крики и смех заявил в палате общин, что «кандидат, который осмелится собирать голоса арендаторов в Ирландии, должен быть готов ответить за свое поведение под дулом пистолета и что единственным сомнительным вопросом в Ирландском суде чести будет: осмелится ли этот гнусный кандидат не ответить на выстрел своего противника». И действительно, такой невеселый факт в самом деле имел место в спорных выборах 1826 года, когда свободный арендатор забыл представить землевладельцу доказательство своего патриотизма, совершив тем самым преступление, за которое был лишен имущества. Мистер Колклоух пал от руки своего друга мистера Алкока, потому что разрешил своему комитету собирать голоса арендаторов, тогда как владелица земель пообещала, что они «поддержат последнего».

Следующая история, которую мы приводим из «Лондонских клубов», ярко иллюстрирует опасности, связанные с выборами.

В 1790 году представитель графства Даун вместе вошел в серьезный конфликт между старшим сыном тогдашнего лорда Хиллсборо и покойным лордом Каслеро; среди других юристов, занимавшихся этим делом, был мистер Доунс, вспоследствии главный судья суда Королевской скамьи. Прежде чем отправиться в Даунпатрик, мистеру Доунсу довелось встретиться с Курраном, которому он рассказал, что приглашен одной из сторон, и добавил, что он огорчен, узнав, сколько накопилось неприязни, которая даст о себе знать, – вплоть до того, что сторонники кандидатов сойдутся на дуэлях и устроят кровопролитие. «Со своей стороны, – продолжил он, – я буду беспристрастно относиться к обеим сторонам и руководствоваться только своими профессиональными обязанностями». – «Без сомнения, – сказал Курран, – вы прекрасно подготовлены». – «О да, – ответил Доунс, – я стал специалистом по случаям, связанным с выборами». – «Очень хорошо, – согласился Курран, – но было бы желательно, чтобы вы получили представление о противоречиях и ссорах, которые сможет завязать с вами какой-нибудь раздраженный болван; так что я рекомендовал бы вам иметь под руками случай Уогдена». – «Случай Уогдена!» – удивился Доунс. – Никогда раньше о нем не слышал! Буду вам очень обязан, мой дорогой друг, если вы расскажете о нем; где я могу найти отчет об этом случае?» – «Я сам удивлен, – ответил Курран, – что вы, такой знаток выборов, никогда не слышали упоминание о деле Уогдена. В городе не менее двадцати магазинов, где вы можете столкнуться с ним». Мистер Доунс, удовлетворенный этим указанием, отложил поездку на «театр военных действий» и целиком посвятил его походу по книжным магазинам Дублина. Наконец он упомянул о предмете своих поисков коллеге-адвокату, которого случайно встретил, и был немало смущен, когда тот разразился смехом по поводу его наивности. Коллега посоветовал ему вместо того, чтобы продолжать поиски, перейти улицу к оружейному магазину, где он через минуту найдет этот ящик[26]. Уогден был знаменитым мастером, специалистом по пистолетам.

Галантность ирландцев часто искупала их репутацию дуэлянтов. Во всех случаях, где была замешана женщина, для ирландца понятие чести было на первом месте. Баррингтон рассказывает, что «если на улице Дублина какой-то джентльмен пытался пройти между стеной и идущей вдоль нее дамой, то ее эскорт воспринимал такой поступок как личный вызов, и если стороны были при шпагах, что тогда было обычным делом, то первым обращением к оскорбителю могли быть слова «Шпагу наголо, сэр!». Тем не менее такие конфликты кончались извинением перед женщиной за неумышленную неловкость. Но если мужчина осмеливался зайти в театральную ложу в верхней одежде, в сапогах или шляпе, то это считалось большим оскорблением всех присутствующих дам, и в ближайшие сутки у него практически не было шансов избежать выстрела или удара шпаги».

Мы можем упомянуть несколько случаев, в которых пренебрежение этикетом по отношению к женщинам приводило к расставанию с жизнью.

Там, где теперь тянется Талбот-стрит, некогда была Мальборо-Грин, нечто вроде чайной, которую часто посещали певцы, играли оркестры и т. п. Как-то вечером по ступеням, которые вели в большой зал, спускался некий молодой аристократ, навстречу ему поднимался джентльмен в вечерней одежде, в компании дам, а на молодом человеке были сапоги со шпорами. «Ваши сапоги в навозе», – сказал спутник женщин и проследовал со своей компанией в зал. Не прошло и двух минут, как в помещение торопливо вошел лорд Х. и, ударив его по плечу ротанговой тростью, сказал: «Следуйте за мной, сэр». Тот поднялся, и они спустились по ступенькам на лужайку, по которой прогуливались и беседовали люди. Лорд Х. вынул свою рапиру, его противник – свою. Сделав выпад-другой, лорд Х. получил сквозную рану и прожил не более нескольких часов.

Английский посол, представляя Джорджа Роберта Фицджеральда французскому двору, сказал, что этот знаменитый ирландец дрался не меньше чем на тридцати дуэлях, и это заставило короля сказать, что его жизнь представляет собой прекрасное дополнение к месье Джеку Потрошителю Великанов. Мы несколько исказили воспоминания мистера Баррингтона, упомянув о двадцати шести дуэлях вместо тридцати, и не медля приносим свои почтительные извинения. Мы убеждены, что из тридцати дуэлей двадцать шесть кончились смертельным исходом.

Те личности, которые входили в знаменитый «Клуб адского огня», были обязаны подтверждать свое членство в этом весьма почетном сообществе убийством на дуэли хотя бы одного человека. Это правило было не столь либерально, как требования «Жандармов» во Франции, которые принимали лиц, клятвенно заверявших, что в течение года участвовали как минимум в одной дуэли.

Баррингтон говорит: «В 1782 году был добровольческий корпус, который называл себя Независимая легкая кавалерия. Этот клуб не принадлежал к какому-то одному району, и в него могли входить только младшие братья из самых уважаемых семей. Эти ребята всегда были при шпагах и пистолетах. Графства Роскоммон и Слайго обеспечили присутствие одних из самых блестящих молодых людей (бретеров), которых я когда-либо видел».

В дни Уитли, игрока, в графстве Коннахт было тринадцать семей, которые отвечали на каждый, даже предполагаемый, выпад смертью обидчика.

Мисс Эджуорт, обществу которой мы весьма обязаны и развлечениями, и советами, рассказывает, что графство Голуэй всегда славилось своими драчливыми джентльменами, такими как Синяя Метка, Боб-Дьявол, Дик Девятнадцать Дуэлей, Пат Спусковой Крючок и Нед-Пружинка.

Когда мистер Диллон, получив пулю в лоб, был убит своим противником, мистером Кайаном, его брат, которому тогда исполнилось всего шестнадцать лет, очень спокойно заметил, что просто чудом у покойника не вылетел глаз. Мы предполагаем, что образованием и воспитанием молодого человека старательно занимались такие же, как мистер Кайан, завзятые дуэлянты и знаменитые стрелки. Кайан поддерживал тесные дружеские отношения с семьей Диллона и часто выступал секундантом этого джентльмена.

Когда господа Берк и Бодкин со своими секундантами собрались квартетом около Глинска, старый слуга подумал, что группа, должно быть, собралась преподнести подарок нынешнему сэру Джону Берку, который был тогда младенцем, показав ему, как дерется папа.

Сэр Джонах рассказывает: «Один из наиболее гуманных людей, которых я знал, и мой близкий друг, а ныне известная общественная личность – но кто часто сходился клинок к клинку и дуло к дулу, как говорят, успокаивал маленького сына словами: «Перестань плакать, будь хорошим мальчиком, – говорил мой друг. – Не плачь, а утром мы их всех перестреляем». – «Да, да, утром мы их всех застрелим», – отвечал ребенок, вытирая глазки и радуясь этому обещанию».

«Судя по моим воспоминаниям, национальная склонность к дуэлям и кровопусканию носит едва ли не всеобщий характер, беря начало в духе и обычаях былых времен. Когда человек с яркими амбициями изощряется в постижении этого искусства, он естественным образом приходит к выводу, что человекоубийство – это самый честный способ (хотя неизвестно, кто погибнет), самый рыцарский и благородный из всех; и из этой идеи проистекает наше старательное культивирование искусства дуэли».