Глаза ведьмы (СИ) - Шолох Юлия

Губы у Дашки снова задрожали, но больше рыдать она не стала. Опустилась на кухонный диванчик. Катя молча заварила чай.

– Расскажи, что случилось. – Мягко попросила Раиса.

Дашка стала рассказывать. Но на моменте, когда она выпила зелье и Безымянная поведала способ спасти Игоря, споткнулась.

– Способ. – Напомнила Раиса. Её глаза потемнели. – Она сказала тебе, как можно спасти человека? Как укрепить и изменить живую плоть?

– Она сказала. – Дашка сглотнула

– Какой? Я не знала, что способ есть.

– Да, думаю этот способ вряд ли мне подойдёт. Нужно принести жертву. Человеческую.

Катя рвано вздохнула, отвернувшись. Её рыжие волосы сильно выцвели за лето и стали словно размытая акварель.

– Вот потому никто с ней не связывается, вот потому… – Пробормотала Раиса, качая головой.

– Старуха жаловалась, что мы, современные ведьмы, трусливые и боимся ручки запачкать. Раньше ведьмы были сильные, всеми повелевали, а сейчас мы как бледные мыши, таких в прошлом свои же товарки пожирали. Выродились мы, только презрения и достойны.

– Ритуальное убийство… в этом сила? – Катины глаза сверкнули яркой зеленью. – Этого она от нас хочет?

– Кажется, да.

Все промолчали. Каждая думала о своём, каждая представила, какими были ведьмы во времена расцвета Безымянной. Какими остались в её памяти.

Этот образ пугал даже их. Нынешние ведьмы убегают от Служителей, болеют любовью, но та, древняя ведьма – она не любит. Вернее, её любовь как острый ядовитый клинок, вне морали и заботы о других. Такая идёт, вырывая всё, на что загорелся глаз, оставляя за собой всё, что надоело или не пригодилось. Она топчет любое существо, потому что у неё сила и заботиться только о собственных желаниях. Ей дела нет до людишек, а другие ведьмы – конкурентки, соперницы, у которых зубами нужно вырывать победу.

Такая не влюбится в Служителя, скорее, она попытается его убить. И вероятно, у неё получится.

– Ладно. Дальше, – попросила Раиса, поёжившись.

История продолжилась. Про кинжал, который лежал в рюкзаке, Дашка тоже не рассказала, почему-то решила повременить и сразу перешла к тому, как её обездвижили и оставили на расправу Служителям.

Катя вдруг вскочила и выругалась. Дашка прежде не видела подругу такой разъярённой.

– Как они могли? Свою же? Ладно, старуха. Но мать!..

Она шипела как бешенная кошка.

– Катя, успокойся. – Раиса дёрнула её за рукав. – Дай Даше договорить.

Про Сашку Даша тоже не рассказала. И так понятно, какой предательницей оказалась мать, признаваться, что она привела не просто Служителя, а того, кого дочь любила и кому сопротивляться ещё сложней, было очень стыдно.

Дашка рассказала, как сбежала через балкон, чудом добралась до автовокзала и села в автобус. А после тот камень в животе раскалился и заставил её потерять сознание.

– А дальше что было? – Неуверенно спросила она.

Раиса с Катей переглянулись.

– Дальше мы остановились автобус на трассе и вынесли тебя. Пришлось пять последних флаконов путаницы использовать, чтобы никто этого не запомнил, и камеру сломать. Мы положили тебя в фургон, Катя пыталась тебя разбудить, привести в чувство, но ты не поддавалась. А потом… – Раиса глубоко вздохнула. – Потом пришлось увезти тебя в лес. Мы оставили тебя на земле и ушли.

– Почему? – Дашка испуганно сжалась.

– Испугались, – Катя облизала губы. – Ты стала делать что-то такое… Мы испугались.

– Что? Что я делала? – Дашка с мольбой повернулась к Раисе. – Я кому-то навредила?

– Нет, нет, что ты. Но если бы мы остались в городе, думаю, могла бы.

– Ты делала сладу чёрной! – Выпалила Катя. По круглым глазам было видно, что это её сильно впечатлило.

– Как?

– Не знаем, как. – Раиса стала ещё серьёзней, вся побелела. – Никогда раньше я такого не видела и не слышала. Слада как пыль, лёгкая и цветная пыль, а ты превращала её в чёрный песок с острыми краями. Ими как ножом можно резать. Эта слада собралась вокруг тебя в кокон, а после… она просто потрескалась, как скорлупа яйца и осыпалась. И все закончилось. Она растаяла, а ты очнулась. Не знаю, как это вышло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дашка прислушалась к себе – ничего. Пусто внутри, камень, который мешал двигаться и дышать, исчез. Но и изменений никаких не было.

– Я тоже понятия не имею, что это было. Но кажется, оно ушло.

– Так просто? – Раиса покачала головой. – Может, тебе что-нибудь снилось?

– Нет. Помню только автобус и как очнулась на холодной земле.

Раиса некоторое время молчала.

– Нужно написать твоей бабушке. Обо всём, что произошло. Она должна знать. Твоя… то, что они тебе дали, не могло уйти бесследно. Думаю, оно затаилось в тебе и однажды проснётся. Может, это опасно. Не знаю. Напишу прямо сейчас.

Раиса ушла к себе в комнату, Дашка приняла душ, поела и отправилась к Игорю. Она спешила, но одновременно не хотела идти. Теперь, после слов старой ведьмы, она просто боялась увидеть, как быстро он уходит.

В гостях у Игоря Даша снова застала Олю. И снова спугнула – та подскочила и отводя глаза засеменила в коридор, а после ушла, не попрощавшись. Игорь проводил её долгим взглядом и вздохнул.

Потом посмотрел на Дашку и с жадностью улыбнулся:

– Ты вернулась. Я уже соскучился.

– И я.

Дашка наклонилась его поцеловать. Тепло и нежность, ласка и покой – вот что вызывал этот поцелуй. Сердце болело.

– Как съездила?

Легенда гласила, что Дашка поехала по работе, на какое-то обучение правильному использованию лекарственных трав. Будто кто-то лучше ведьмы знает, как их использовать.

– Хорошо. Устала только от дороги, не люблю автобусы. А ты что делал? Не скучал?

Голос звучал ровно.

– А я что-то устал.

Дашка легла рядом, уткнулась носом в его плечо. Чем дальше, тем сильней он худел, скоро превратится в кожу да кости. И эта бледность… словно краски уходили из него, оставляя безжизненное серое тело. Отмершую плоть.

– У меня хорошая была жизнь, я вспоминаю и думаю – лучше и не нужно.

– Что? – Дашка тут же вскочила словно ужаленная, с ужасом уставилась на него.

– Да ладно, – он невесело фыркнул. – Думаешь, я не понимаю ничего? Отдыхаю днями, ем да сплю, лекарства горстями глушу и не поправляюсь. Слабость одолевает всё больше. Родные на цыпочках вокруг ходят, ты в глаза смотреть боишься. Всё я понимаю. Ляг, пожалуйста, назад.

Дашка снова легла рядом, пряча лицо и навернувшиеся слёзы. Сердце болело. Она ведь знала способ, как его спасти, знала. Только что ей это даст? Как принять мысль, что надо действовать? Попытаться сговориться, сторговаться со своей совестью? Решиться на убийство?

Она, конечно, не станет трогать невиновных. И что тогда? Пойдёт искать тёмной ночью грабителей и насильников, чтобы убить их и не мучиться совестью, что угробила чью-то жизнь? Их, мол, не жалко? Но разве она судья, чтобы кого-то судить? Или пойдёт по больницам искать безнадёжных больных? Разве ей решать, как этим несчастным проводить свои последние дни? Какие эмоции получать в последние мгновения жизни?

– Тише…

Он её ещё успокаивает!

– Я не боюсь.

Он врал, Дашка очень чётко это поняла. Расслышала в еле дрогнувшем голосе. Этого она и боялась – что Игорь узнает и будет мучиться. Будет считать оставшиеся ему дни, часы, минуты.

А она может его спасти… но не станет.

Что, если бы Игорю предложили выбор? Чужую жизнь в обмен на его собственную?

Нет, это слишком жестоко. Конечно, не хочется решать самой, куда проще спихнуть ответственность на другого, но это слишком уж несправедливый выбор.

Дашка провела у Игоря весь день. Раиса предлагала взять выходной, чтобы отдохнуть, а заодно понять, что изменилось после зелья, которое ей споила Безымянная. Но Дашка отказалась. Ей нужна была работа, только тот, кто работает, имеет право жить. Только так в её существовании есть какой-то смысл и польза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Катя была занята на складе, поэтому Дашка пошла в лес сама. Как раз черёмуха созрела, её чем больше наберешь, тем лучше. Сушёная в чай, молотая в тесто, даже варенье можно сварить, в общем, хоть грузовиками вози. Правда, возить неудобно, приходиться собирать в корзину, чтоб не помялась, зато занятие хоть на целые сутки!