День гнева - Анатолий Степанов

- Не посмеют, - уверенно отверг такую возможность он. - Сырцов мент, хотя и бывший, но мент до конца жизни. И дружки его милицейские, если такое случится, независимо ни от чего, будут копать до дна. А кроме того, у Жоры нет доказательств. Одни слова.

- Слова, которые для них нестерпимо страшны, - поправил Казарян.

- Да ничего они не боятся, Рома! - вдруг яростно возразил Спиридонов. - Они твердо уверены, что все образуется так, как надо им!

Прокричав это, Спиридонов резко замолк, сжав губы в куриную гузку. Смирнов оглянулся на него и приткнул "Мицубиси" к тротуару. Они уже миновали большой Каменный, были напротив христоспасительного бассейна, у кустов.

- Проблюйся, - приказал Смирнов Алику. Тот мелко-мелко закивал и быстренько секанул из красивого автомобиля, чтобы случаем эту красоту не повредить. Казарян посмотрел на слегка прикрытую жухлой листвой полусогнутую ритмично склонившуюся спиридоновскую спину и сказал:

- Я тут, Санек, подумал сейчас и вот что мне мнится: из всего того, что наговорил тогда партийный вождь на конкретику выходил лишь зав административным отделом, который якобы тоже был в бегах. Я думаю, следует труп искать зава этого.

- Что нам этот труп даст?

- Шухер в прессе.

- А нужен он нам, шухер этот?

- Нужен, шухер всегда нужен: привлекает внимание людей, люди начинают интересоваться, а работнички, естественно, остерегаются.

- Выгодно ли нам, чтобы они остерегались?

- Выгодно, Саня. Не подумав, палить в нас не будут.

- Тоже верно, - согласился Смирнов и предупредительно открыл дверцу подошедшему Алику. - Порядок?

- Порядок, - подтвердил тот, утирая носовым платком заплаканные глаза.

В родном переулке были в одиннадцать тридцать. Закрыв автомобиль на ключ, Смирнов огляделся. Пятеро бывших ментов расположились на трех скамейках. Двоих из этой пятерки Смирнов помнил с давних пор.

- Вы домой идите, а я здесь малость подзадержусь, - сказал он Спиридонову и Казаряну, а сам направился к занятым скамейкам.

- Здорово, служба! - полушепотом прокричал Смирнов и тут же укорил: Служба-то, служба, а расселись как на смотринах.

- Не приступили еще к служебным обязанностям, Александр Иванович! откликнулся один из давних знакомцев, вставая и протягивая руку.

- А уже давно пора, - сделал строгий выговор Смирнов, но руку пожал.

Знал как быть справедливым и любимым начальником.

...Вернувшись из ванной, сполоснувшийся Спиридонов грустно посмотрел на Казаряна, который от нечего делать подкидывал щелчком спичечный коробок, пытаясь поставить его на торец или хотя бы на ребро, и впервые вслух посомневался.

- Втянул я вас в дельце, Рома...

- Втянул, - согласился Казарян, не переставая подкидывать коробок, который с раздражающим, неединовременным шмяком, через равномерные промежутки падал на зеленую поверхность письменного стола.

- Хоть прощенья у вас проси...

- Меня прощенье не устраивает, - поймав коробок на лету и спрятав его в карман пиджака, ответствовал Казарян. - Тем более твое. Мне хочется знать, где деньги, украденные у тебя, у меня, у каждого, кто честно работал. И найти их, и вложить их в нужное для народа, для страны конкретное дело.

- Их опять разворуют, Рома, пока вкладывать в дело будут.

- Чего-нибудь да останется. - Роман, наконец, нашел применение спичкам, достал сигарету, прикурил.

Пришел Смирнов. Увидев его, опорожненный Спиридонов захотел есть:

- Пожрем, ребята, ведь и не завтракали по-настоящему!

- Георгия Сырцова дождемся. - Смирнов глянул на часы. - Он - паренек аккуратный, минут через пять будет.

Ровно через пять минут прозвенел антикварный звонок.

Смирнов ввел Сырцова в кабинет и сразу же сказал:

- Сегодня ночью твоего клиента с набережной кончили профессионалы. Подумай, Жора, хорошенько и скажи: ты будешь работать с нами?

- Здравствуйте, - Сырцов для начала решил поздороваться со Спиридоновым и Казаряном. А, пожав им руки, ответил Смирнову: - Я использовался втемную. Если все так и останется, то нет. Если же вы, Александр Иванович, открываете все карты, то да.

- Не знаешь - свидетель, знаешь - соучастник, - к месту вспомнил воровскую присказку Смирнов.

- Я хочу в соучастники, - твердо решил Сырцов.

- И еще один к нашему теремку прибился, - просто так, для счета, констатировал Казарян, а Смирнов, как оглашенный начал считать:

- Я - мышка-норушка, я - лягушка-скакушка, я - зайчик... - и в недоуменьи перебил себя: - А где зайчик? Я же ему велел к двенадцати быть?!

29

Конференция кинотеоретиков, посвященная проникновению андерграунда в современный русский кинематограф, вот-вот должна была начаться. Зайчик Витька Кузьминский ждал теоретика Митьку Федорова, который должен бы уже давно здесь быть - член оргкомитета, - но по неизвестной причине отсутствовал. Непорядок и беспокойство.

...Столь долгое отсутствие знатока искусства Федорова было теперь объяснимо, прощаемо и поощряемо: теоретик Митька, осторожно держа под руку, вел по проходу к столику президиума знаменитого литератора-эмигранта, который последние два года жил неизвестно где - то ли в Париже, то ли в Москве и все знал про нашу жизнь, почему и позволял себе постоянно - ежемесячно и еженедельно - просвещать и учить по радио, по телевидению, с кафедр высоких собраний и в дружеских беседах только что вылезших из пещер диких аборигенов, как им, диким аборигенам, не следует жить. Его еще продолжали раболепно любить, но не столь страстно как по началу: сомневающиеся вопросы стали задавать, а некоторые даже спорить, но парижский миссионер старался не замечать шероховатостей, относил их к плохой воспитанности аудитории, и продолжал заливаться курским соловьем на предмет того, какие они, жители России, говно и неумехи. Согласно почти официальному ныне российскому мазохизму слушатели пока еще терпели.

Сидевший прямо у прохода Кузьминский дернул за шлицу пиджака шествовавшего мимо Федорова и бесцеремонно приказал:

- Усадишь фрайера и сразу же ко мне!

Митька оглянулся, глаза его округлились от ужаса, и от ужаса же он ускорился, уже не ведя, а волоча гостя из дальнего зарубежья. Гость же, наоборот, тормозился, стараясь гневным оком осмотреть того, кто обозвал его фрайером. Но гремели аплодисменты, но улыбались ученые девицы, среди которых изредка попадались и хорошенькие, но уже раскрывал объятия, вставший из-за столика, жирный и бородатый ведущий критик...

Забыв про оскорбительного фрайера, парижский житель устроился между ведущим бородатым критиком, и ведущим бородатым специалистом, за которым сидел лысый продюсер. И оказалось, что мест за маленьким столиком больше нет. Митька Федоров сделал вид, что все так и задумано: заговорщицки подмигнул аудитории, сделал ей двумя ручками и - ничего не оставалось направился в обратный путь.

Кузьминский облапил его и грубо усадил рядом с собой. На протестующий федоровский писк сурово заметил:

- Помолчи. Мешаешь проводить мероприятие.

Федоров послушно умолк. Перехватив инициативу у бородатого ведущего критика, вещал бородатый ведущий сценарист:

- Сейчас сделает доклад (я бы назвал его скорее сообщением) по объявленной теме кандидат искусствоведения... - сценарист затузил, заглянул в бумажку и продолжил: - Мигунько Всеволод Святославович. Надеюсь, он уложится в полчаса. А потом мы с удовольствием послушаем нашего доброго парижского друга.

Сказав, сценарист захлопал в ладоши. Захлопал и натренированный дисциплинированный зал. Воспользовавшись этим мелким шухером, Виктор подхватил Федорова под руку и без особого труда выволок из зала, доволок до одного из буфетов и усадил за столик. Полюбовавшись на добычу, спросил:

- Пить будешь, Митька? Угощаю.

- Это сладкое слово халява, - вспомнил Федоров. - Буду. Коньяк.

Терять ему было нечего: он боялся Кузьминского до того, что уже ничего не боялся. Ни о чем не думая, ничего не ощущая, он сидел и смотрел, как Кузьминский суетился у стойки. Кузьминский перед расходами не постоял: не рюмашечками коньяк брал, а полторашками.

- Ну, отхлебнем по малости, - предложил Кузьминский, зная короткий дых Федорова. Кузьминский споловинил, а Федоров с трудом взял треть. Промыли горлышки водичкой, пожевали бутерброды.

- Зачем я тебе, Витя? - подкрепившись, жалобно спросил Федоров.

- А ты догадайся.

- Старое ворошить не будем? - с надеждой предположил Митька.

- Если оно не связано с новым.

- А что нового, Витек?

Кузьминский строго отреагировал на федоровскую развязность: погрозив убедительным указательным пальцем, надавил мрачным голосом:

- Ой, смотри у меня, путчист Федоров!

- Я - не путчист, - быстро возразил Федоров.

- Ты - хуже. Ты - адепт Константина Леонтьева.

- За убеждения не судят.

- А за участие в вооруженном заговоре?

- Никто еще не доказал, что я в нем участвовал.

- Хочешь докажу?