Ходячие мертвецы. Падение Губернатора - Роберт Киркман

Почти год она дотошно фиксировала каждый день. По многим причинам. Ей хотелось знать, куда выпадают праздники, хотелось замечать, когда сменяются сезоны, и главное – ей хотелось сохранить хоть частицу старого порядка, нормальной, цивилизованной жизни. Ей хотелось ощущать, как течет время, хотя в эту мрачную эру многие сдались и уже не могли отличить День деревьев от Йом-Киппура.

Увидев число, она со вздохом захлопнула календарь.

– О черт… Вот дерьмо… Черт… – бормотала она, пятясь от стола и оглядываясь, словно пол готов был уйти у нее из-под ног.

Она беспокойно обошла комнату по кругу. Мысли разбегались и сталкивались друг с другом. Не может быть, чтобы уже наступило двадцать третье. Не может быть. Ей все это кажется. Это просто паранойя. Но разве она могла быть уверена? Как хоть кто-то мог быть уверенным хоть в чем-то в этом чертовом чумном мире? Она должна была найти способ расслабиться, доказать себе, что это просто страхи. Внезапно она замерла на месте и придумала.

– Ладно!

Щелкнув пальцами, Лилли подскочила к стоявшему в углу старому, побитому металлическому гардеробу, в котором она хранила одежду, оружие и патроны. Она вытащила джинсовую куртку, два «руг ера» руге калибра, глушители к ним и пару изогнутых рожков по двадцать пять патронов в каждом. Надев куртку, она прикрутила глушители к стволам и засунула пистолеты за ремень. Дополнительные магазины она положила в карман, после чего глубоко вздохнула, подняла воротник и вышла на улицу.

В предрассветной прохладе из ее рта вылетали клубы пара. Город еще спал, солнце только начало появляться из-за верхушек деревьев на востоке, простирая свои теплые лучи к клочьям тумана в низинах. Лилли перешла дорогу и по узкому тротуару быстро пошла в сторону заброшенной почты.

За зданием почты – по другую сторону южной стены, за границей безопасной зоны – стояла разграбленная аптека. Лилли нужно было попасть в эту аптеку – всего на минутку, – чтобы выяснить, сошла она с ума или нет. Была только одна проблема.

Аптека была за стеной, а после затяжных дождей ходячих стало гораздо больше.

В тускло освещенном подвале гоночного трека из-за последней слева гаражной двери до Брюса доносились характерные удары.

Он подготовился к зрелищу, наклонился, отомкнул замок, взялся за ручку и дернул дверь. Она скрипнула на старых петлях. За ней открылась темная бетонная камера, в которой когда-то хранили маслянистые рамы и запчасти и которая теперь превратилась в храм боли и отчаяния. Внутри ее стоял Губернатор, запыхавшийся от тяжкого труда.

– Вот это веселье, – пробормотал он.

Лицо его блестело от пота, под мышками расплывались темные пятна, руки были в крови – выглядел он хуже, чем после предыдущего сеанса, который состоялся двумя днями ранее. Губернатор всю ночь обрабатывал женщину – это был третий раунд пыток за неделю, – и теперь круги у него под глазами выдавали усталость, которая брала свое.

На мгновение Брюс заметил позади Губернатора истерзанную фигуру. Торс женщины висел в нескольких дюймах над полом, веревки едва сдерживали ее, дреды болтались в беспорядке, с опухшего лица капала кровь. Узкие плечи пленницы ритмично подергивались, легкие жаждали воздуха, обнаженные ноги сложились в неестественном положении, как у сломанной куклы. Она была едва жива – по крайней мере на первый взгляд, – хотя при ближайшем рассмотрении можно было заметить ненависть, кипевшую в ее заплывших глазах, целый ядерный реактор гнева, не дававший ей потерять сознание, заставлявший ее хвататься за тонкую ниточку надежды на мщение.

– Закрывай, – сказал Губернатор, взяв полотенце, которое висело на плече Брюса.

Брюс подчинился и хлопнул металлической дверью.

Губернатор вытер лицо.

– Она никогда не заговорит. Сколько уже было раз – три, четыре? Я сбился со счету. – Он отбросил полотенце. – Что насчет парня? Еще не сломался?

Брюс покачал головой.

– Гейб говорит, что ему все слышно сквозь стенку, говорит, что он просто день за днем орет, как ребенок, и не унимается с тех пор, как вы начали ее обрабатывать.

Губернатор шмыгнул носом, размял затекшие мышцы шеи и хрустнул окровавленными костяшками.

– Но он ничего не выдал, так?

Брюс пожал плечами.

– По словам Гейба, он просто горланит без умолку – и только. Не говорит.

– Этого еще не хватало! – Губернатор несколько раз глубоко вдохнул, задумавшись, перебирая в голове факты. – Эти ребята сильнее, чем я думал. Чертовы крепкие орешки.

– Могу я кое-что предложить? – помедлив, спросил Брюс.

– Что именно?

Брюс снова пожал плечами.

– В тюряге людей ломают в одиночках.

Губернатор посмотрел на него.

– И что?

– И я подумал, что, если мы просто оставим их под замком, одних, отдельно друг от друга? Как в одиночной камере. Может, легче способа не найти.

– Это не тюрьма, Брюс, у меня тут город… – Губернатор осекся и наклонил голову, как будто его внезапно озарило. – Погоди минутку.

Брюс взглянул на него.

– Что такое, шеф?

– Погоди… секунду.

– Что?

Губернатор внимательно посмотрел на черного здоровяка.

– Кажется, Гейб говорил, что те защитные костюмы, в которых они пришли, применяют в тюрьмах?

Брюс молча кивнул и осмотрелся по сторонам, обдумывая это.

Губернатор направился к лестнице, на ходу бормоча:

– А теперь я вспомнил, что у этого Рика был тюремный комбинезон под щитками.

Брюс поспешил вслед за ним.

– Куда вы, шеф?

Уже поднимаясь по ступенькам, Губернатор крикнул через плечо:

– Приведи эту сучку в порядок… потом найди Гейба… Встретимся в госпитале. Кажется, я придумал кое-что получше!

Лилли остановилась возле стены. Сердце колотилось как сумасшедшее. Солнце полностью поднялось, его утренние лучи падали на шею девушки. В пятидесяти ярдах от нее один из парней Мартинеса – его крепкий силуэт был четко виден в рассветном небе – ходил туда-сюда по самодельным мосткам.

Подождав, пока стражник минует вентиляционную шахту, Лилли двинулась дальше.

Она быстро залезла на стену и спрыгнула с другой стороны, тяжело приземлившись на гравийную дорожку. Гравий громко хрустнул под ботинками, и Лилли ненадолго припала к земле, чтобы проверить, заметил ли ее стражник. Пульс девушки участился.

Прошло около минуты, после чего Лилли гусиным шагом пошла по гравийной дорожке и скользнула за выгоревшее здание. Проверив пистолет, она передернула затвор. Не убирая его, она пошла по боковой дорожке, забросанной мусором и разлагающимися телами безголовых ходячих. Вонь была невыносима.

Холодный ветер окутывал ее смрадом, как сетью. По-прежнему не высовываясь, она миновала почту и на цыпочках прошла мимо изорванных плакатов со счастливыми почтальонами, доставляющими детям разноцветные посылки, и изрисованных граффити постеров с улыбающимися старичками, коллекционирующими марки. Лилли слышала позади себя шаркающие звуки – может, это просто листья шуршали на ветру – и не оглядывалась.

Она двигалась на юг.

Развороченная аптека «Золотая звезда» находилась в конце улицы в маленьком здании из раскрошившегося красного кирпича. Заколоченная витрина была в нескольких местах пробита пулями. Старый логотип – огромная ступка и пестик – висел на вырванных из стены проводах и покачивался на ветру. Лилли направилась ко входу. Дверь оказалась наглухо закрыта, и девушке пришлось навалиться на нее плечом.

Разбившееся стекло засыпало пол, и Лилли влетела внутрь. Сердце ее гулко стучало в груди, пока она оглядывала мрачную зону бедствия, где фермерские жены и заболевшие горожане еще недавно покупали лекарства от кашля, крем для зубных протезов и вату.

Все было разграблено подчистую: на полках ничего не осталось, кое-где виднелось только несколько непонятных коробок и бутылок с неизвестными жидкостями. Пробираясь по разгромленным проходам, Лилли направилась к стойке в дальнем конце аптеки.

Справа от нее раздался какой-то звук, который немедленно привлек ее внимание, – шелест, стук падающего пузырька, – и пистолет взлетел вверх. Перед глазами Лилли промелькнул желтый мех. Она сняла палец со спускового крючка, поняв, что это был дикий кот – потрепанный зверь с мышью в зубах пробежал между опрокинутыми полками с ополаскивателем для рта и отбеливателем для зубов.

Лилли тихонько вздохнула от облегчения, снова повернулась к аптечной стойке… и закричала.

Из тени совсем рядом с ней показался старый аптекарь, который тянул вперед свои руки с почерневшими пальцами, согнутыми на манер когтей. Его огромные прогнившие челюсти клацали с остервенением дробилки для щепок. Вытянутое полное лицо ходячего по консистенции напоминало хлебный пудинг и было покрыто плесенью цвета старой ржавчины, молочно-белые глаза были размером с вареные яйца. На нем был белый халат, испачканный кровью и желчью.