Дом в Эльдафьорде - Маргит Сандему

Сольвейг, в свою очередь, думала, что никогда не видела более удивительной женщины, чем мать Эскиля. Такая хрупкая, красивая, подвижная? Отца же Эскиля она не понимала, поскольку тот был весь напряжен, как тетива лука. Однако, несмотря на свое страшное лицо, он казался ей добрым.

Эскиль же был просто счастлив.

— Подумать только, вы приехали! — повторял он снова и снова. — И именно сейчас! Отец, мне нужно так много…

— Потом, Эскиль, — оборвал его Хейке. — Не будем обременять хозяев своими проблемами.

— Но они в курсе дела, — успокоил его Эскиль.

— Можешь говорить при нас, — пробурчал Терье.

— Хорошо, тогда расскажи, что же произошло, — сказал Хейке, поблагодарив за еду. Сольвейг встала, чтобы убрать со стола.

— Хорошо, с чего же мне начать? — спросил Эскиль.

— С самого начала. Хотя я и был несколько удивлен, не обнаружив обычных причин для того, чтобы меня звали на помощь. В таких случаях, когда кто-то из родственников звал меня, обычно тяжело болел ребенок…

— Это как раз тот самый случай, — поспешно заметил Эскиль, и Сольвейг остановилась на полпути. — Я просил вас приехать также и ради маленького Йолина. Но не только поэтому. Здесь так много всяких происшествий, отец, ты себе не представляешь!

— Я осмотрю ребенка, — кивнул Хейке. — Но сначала я хотел бы узнать о твоих странствиях. Когда ты угодил в тюрьму?

И Эскилю пришлось рассказать самую трудную часть своей истории. И, конечно же, он начал с того, что когда-то в детстве слышал об Эльдафьорде. При этом на лице Терье Йолинсона появилось сердитое, презрительное выражение. А у Винги появилось желание дать ему оплеуху.

И когда самая унизительная часть его истории была рассказана, Эскиль поведал им о своих переживаниях в Йолинсборге. Он рассказал о многих, погибших или пропавших без вести. Рассказал о записях.

— Все, что он говорит, правда? — спросил Хейке. Терье и Сольвейг подтвердили это.

— Значит, ты думаешь, что есть еще одно строение, какая-то крепость, — сказал Хейке, и все присутствующие почувствовали вдруг, что с его появлением в доме стало спокойнее. Даже Терье вынужден был признать, что для него будет куда лучше переложить всю ответственность на плечи другого. Ведь сам Терье пережил такой шок, что руки у него все еще тряслись, так что он не мог ничего держать.

— Да, таково мое мнение, — ответил Эскиль отцу.

— Но ведь Норвегия никогда не славилась крепостями и замками, как, к примеру, Швеция и Дания. Какие у тебя есть основания, чтобы считать так?

— Я нашел кое-что на последнем переплете. Там было написано: «…жуткое строение было разрушено в результате горного обвала на Орлиной горе в 1256 году». Значит, старинная крепость существовала, не так ли? С незапамятных времен?

Терье, до этого качавшийся на табуретке, сел прямо и произнес:

— Обвал на Орлиной горе? Да, в самом деле, там был обвал, но никто точно не знает, когда! Думаю, что это было не так давно.

— Я так поняла, что Орлиная гора расположена за Йолинсборгом? — спросила Винга.

— Да, выше него. Между нами находится большое плато.

— Значит, ты считаешь, Эскиль, что крепость, о которой ты говоришь, должна быть выше? На плато? — спросила Винга.

— Да, разве это не ясно? Ведь выше постоянно дуют ветры, а это не подходит для ревматика.

— Подожди-ка, — сказал Хейке. — Между 1256 годом и временем господина Йолина прошло четыре столетия! Так что он не мог перебраться из старой крепости в новую.

— А я этого и не говорил, — сказал Эскиль. — Я не рассказал еще до конца, что было написано на переплетах.

— И что же?

— «Господин Йолин не хотел подвергать опасности свое здоровье, поэтому решил не строить так высоко, как это делали его предки. Но внизу ему тоже строить не хотелось». Ну, что вы на это скажете?

— Гм, — произнес Хейке. — Думаю, ты прав, мой мальчик. Мы должны побольше узнать об истории Эльдафьорда. Как же нам это сделать?

— У отца Ингер-Лизе есть эти записи, — торопливо заметил Эскиль, и Винга удивленно посмотрела на него. Что означала эта неестественная интонация?

Все были согласны в том, что уже поздно отправляться в Йолинсборг, поскольку вечером там бывало особенно неуютно. Хейке и Винга остались, конечно же, ночевать в доме Терье, и было решено, что Винга, легко находящая контакт с людьми, отправится с Эскилем к отцу Ингер-Лизе. Он не хотел отправляться туда в одиночку, опасаясь, что они снова накинутся на него. Винга была более обходительной и могла при желании обвести любого вокруг пальца.

Но сначала они решили осмотреть мальчика, Йолина.

И они все направились к нему. Сольвейг, нервничая, шла первой. В ее глазах светилась надежда.

Йолин не спал. И, чтобы мальчик не испугался, Эскиль сказал:

— Привет, Йолин! Это мои отец и мать. Мой отец доктор, и он очень добрый. Он хочет осмотреть тебя, чтобы помочь тебе.

Мальчика и в самом деле стоило заранее предупредить, потому что его могла напугать внешность Хейке.

— Я давал ему немного вот этого… когда боли у него становились нестерпимыми, — пробормотал Эскиль и показал Хейке лекарство — но так, чтобы стоящий в дверях Терье не видел этого.

— Морфин? Ты просто с ума сошел, как ты мог до такого додуматься?

Сказав это, он наклонился над Йолином и ласково заговорил с ним. Сольвейг и Эскиль рассказали о его болезни и о том, что все в деревне считают его помешанным.

Хейке тщательно осмотрел его, спросил, где у него болит, проверил у него слух и зрение, при этом шутливо говоря что-то, чтобы отвлечь внимание мальчика.

— А теперь, Йолин, полежи немного так, а мы к тебе скоро придем.

Они опять вышли на кухню. Сольвейг, стоявшая неподвижно во время осмотра, повернула теперь лицо к Хейке.

Он вздохнул.

— Эскиль оказался прав. У твоего сына опухоль мозга. Уже начали страдать внешние органы чувств.

— И что же можно сделать? — упавшим голосом произнесла Сольвейг.

— Ничего. У меня целительные руки, я попробую использовать свою силу, но за результат я не ручаюсь!

Она взяла его большие ладони в свои.

— Будьте милосердны к нам! Сделай все, что в ваших силах! Он кивнул.

— Теперь я пойду к нему один. А тем временем Эскиль и Винга сходят в деревню к этому крестьянину.

— Какой смысл в том, чтобы продлевать жизнь этому несчастному? — вмешался Терье. — Это принесет ему только мучения. И если он даже и выживет, он будет для всех обузой в доме, это как пить дать!

Сольвейг хотела было возразить, но реакция Хейке заставила всех замолчать. Он резко повернулся к Терье, и если бы Винга не взяла его за руку, он наверняка бы убил его. Ни Винга, ни Эскиль никогда не видели такого устрашающего выражения на его лице. Обнаженная, ничем не прикрытая ненависть! Но почему? Конечно, слова Терье были непростительны, но ведь он же был человеком недалеким! Ему было невдомек, как он ранил своими словами Сольвейг.