Я вам покажу! - Катажина Грохоля

Ничего. Любые параметры любой техники меня мало интересуют, осел. Она просто должна быть красивой.

Ах, женщины, вы ищете яркое и красивое, в то время как система подъема басов имеет существенное значение при воспроизведении музыки…

Существенны уши, эх ты, глухой осел!

А помню ли я, как маленькая Тося разобрала его радиоприемник? Ах, какой же это был прелестный ребенок!

Помню. Скандал с хлопаньем дверью и риторическим вопросом, воспитывает ли кто-нибудь ее.

Я, я воспитывала. Жаль, что не научила ее разбирать всю остальную твою технику, осел: машину, телевизор, электронную записную книжку, где фигурировала Йоля… Тьфу, что я такое несу? Нет, мне уже не жаль.

Я вежливо и мило ему улыбнулась, чего уж там! Будь со мной Адась, мы бы отвели душу… Присмотрели бы с ним заодно посудомоечную машину – купим, когда он вернется. И Адась быстро бы что-нибудь выбрал, в звуковоспроизводящей технике он разбирается лучше всех в мире. Во всяком случае, в нашей деревне. И обсуждать бы ничего не стал.

Но диапазон частот и выходная мощность, вы понимаете, мы с женой дочери к восемнадцатилетию, понимаете…

С бывшей женой, к счастью, осел.

Я приторно улыбнулась. Эксик рассматривал музыкальные центры с видом знатока, а я про себя подумала, что кто-то очень точно подметил – мужчины любят игрушки. Достаточно мужчине показать что-нибудь блестящее, сверкающее, играющее, портативное и требующее по крайней мере двухсот двадцати вольт или пары батареек, и он не в состоянии спокойно пройти мимо. Я наблюдала, как в Эксике просыпается павлин. Пушится хвост, расправляются плечи, ему хотелось удивить продавца осведомленностью, а я должна была прийти в восторг от производимого им впечатления.

Но я думала об Адасике.

НЕТ У МЕНЯ ДЕПРЕССИИ!

Сегодня дважды Польский телекомм, проявив несказанную благосклонность, соединил меня с моим почтовым ящиком. Пусто. Ничего, никакого ответа. Я не люблю электронную почту. Обычное письмо ждешь спокойно неделю или две, а тут – как будто бы кто-то обязан писать нам каждый день – заглядываешь то и дело в почтовый ящик. И стало мне – совсем безосновательно – так горько на душе, а виной всему был компьютер. Когда пришла Уля, я подала чай и вздохнула:

– Осень тянется бесконечно долго.

– Вот и отлично, – сказала Уля. – Может, лето тоже будет длинным.

– И льет! – напомнила я ей. По окнам барабанил дождь – так, что все гудело.

– Очень хорошо. Земля сухая.

Я умолкла. В доме было холодно и сыро, что представлялось мне весьма несправедливым в это время года. В городе я промокла, в поезде стояла. Камила разводится, а Анета ездила в Колобжег, дорога у нее была – ну сущий ад! Жизнь действительна жестока.

– Я устала. Белье не сохнет. Мне надо ехать с Тосей к ортодонту, а у меня нет машины, и нужно поменять права, а у меня только одна фотография из тех, что я делала на паспорт. – Я принялась что есть мочи жаловаться, и мне делалось все легче.

– Замечательно! – утешила меня Уля. – Мы поедем вместе. Я подвезу тебя. Впрочем, на этом снимке ты выглядишь кошмарно.

Я взяла фото. Кошмарно? Безусловно, полупрофиль с открытым ухом[18] и впрямь не верх художественного мастерства, но неужели так кошмарно?

– Вот видишь, как хорошо, что надо еще раз сфотографироваться! Наконец-то будешь выглядеть как человек… – Подруга отложила мой не самый плохой снимок и отпила чай.

– Ну, знаешь ли… – Меня задели за живое.

– Что? – улыбнулась Уля. – Да и погода самая что ни на есть подходящая для женских посиделок, разве нет? В кои-то веки пошел дождь, мир сразу стал таким уютным, правда?

Нет, неправда. Коты через окно влезли в спальню, и теперь на письменном столе и на подушке следы их грязных лап. Я весь день провела в городе. Ждала транспорт на остановках и мокла. И в придачу Камилин развод! Каждый раз, когда кто-нибудь разводится, мне становится все грустнее. Мир настроен против меня, и Уля тоже.

– Ты только посмотри, что наделали эти коты! – Я повела соседку в спальню. Темные отпечатки лапок красовались не только на подушке и столе, но и на книжной полке, чего я раньше не заметила.

– О, значит, оба вернулись домой! Тебе за них не надо волноваться!

Я молчала. Действительно, оба были дома. Прошлой ночью не вернулся Сейчас, и я не могла заснуть. Сегодня смогу.

– Расскажи мне, что случилось, – предложила Уля.

– Я встречалась с Камилой… – неуверенно начала я. В общем-то Камила не просила меня, чтобы я сразу все выложила Уле.

– Ой-ой-ой, – засмеялась Уля, – чудесно! И что у нее?

– Кошмар, – собралась я с духом.

– Заболела? – встревожилась подруга.

– Нет… они разводятся. – Я тяжело опустилась на стул и задумчиво уставилась на сад.

– Ох, это кошмарно! – насупилась Уля.

– Не так уж кошмарно…– вздохнула я. – Думаю, даже к лучшему.

– Ведь этот ее муж… – Подруга немного запнулась. – Ведь у него…

– Была другая, – услужливо закончила я.

– Вот именно!

– Была другая! – вырвался у меня отчаянный крик. – И наверное, хорошо, что они расстаются, ей уже не придется страдать из-за его измен, правда?

Уля опешила.

– С этой точки зрения, конечно, хорошо. Но разве они не могли до старости любить друг друга и жить счастливо?

– Ой, Уля, что же это за жизнь, когда тебе изменяют… Ну а Анета была в Колобжеге… – тихо сказала я.

– Не огорчайся, ты тоже поедешь отдыхать.

– Я огорчаюсь не из-за того, что она там была, а я нет, – обиженно ответила я.

– Ты что, не рада, что твоя подруга отдохнула? Какая же эта Уля!

Анета боится ездить в поездах, потому что в поездах грабят. Нападают. Усыпляющий газ и т.д. Анета смотрит «Новости», а потому все знает. Она решила съездить отдохнуть по путевке с курсом похудания, ну и поехала. Ехала в вагоне одна с какой-то женщиной. Проводник предложил им пересесть в другой вагон, поближе к спальному, потому что нашли кого-то с ножевыми ранениями в туалете в поезде Хожув – Варшава. Они пересели. Перед Гданьском снова пришел проводник и предупредил, чтобы они были поосторожнее, потому что скоро Труймясто[19]. Перед Слупском он снова пришел и посоветовал им не лежать, потому что они могут проснуться без туфель. И сидел с ними до самого Колобжега! Анета еле жива! Совершенно не отдохнула, всю неделю только и переживала, как же она поедет обратно!

– Анета – это та хорошенькая блондинка, у которой жесткошерстная такса? – заулыбалась Уля.

В ней ни на грош эмпатии[20]! А мир такой страшный! Опасность подстерегает на каждом шагу.

– Да, – буркнула я в ответ, чувствуя, что лучше Уле ничего не рассказывать.