Звезда моей судьбы - Татьяна Устименко

– О шахматах, любимой игре богов, – невесело рассмеялся Лаллэдрин. – Они придумали правила и разделили мир на две армии, черную и белую, ввязав их в бесконечное противостояние. Много столетий мы послушными фигурками передвигались по предназначенным для нас клеткам, разыгрывая задуманную богами партию. Но вот появилась ты, и правила нарушились, утратив свою актуальность. Кто знает, чем закончится древняя война.

Я задумчиво хмыкнула, припоминая странные признания богини Банрах. Кажется, я стала отнюдь не первой, кто возжелал самостоятельности и заплатил за нее безмерно высокую цену. Заплатил своей свободой! Вот и выходит, что ты не сможешь стать абсолютно независимым, если от тебя что-то зависит.

– Я обязательно научу тебя играть в шахматы, – пообещал чародей, добродушно поглаживая меня по волосам. – Обещаю, тебе понравится эта игра.

Боюсь, я не очень внимательно слушала пространную речь Лаллэдрина, занятая борьбой со сном, которую в итоге проиграла целиком и полностью, сдавшись на милость навалившейся дремы. Видят Неназываемые, минувший день выдался слишком богатым на приключения, а посему в таком поражении нет ничего постыдного.

К королевскому дворцу мы прибыли уже затемно. Смутно помню мраморные стены, изукрашенные изображениями белых мантикор, и вымуштрованных стражников, склонившихся в почтительном поклоне. Я кивнула в ответ, чуть не сверзившись со своего резвого скакуна: мои натертые седлом ягодицы успели превратиться в одну сплошную мозоль, а непривычные к поводьям пальцы онемели и затекли. Следующей яркой картинкой, навечно врезавшейся в память, стали сильные отцовские руки, бережно снявшие меня с седла. Каблуки королевских сапог звонко стучали по каменным плитам длинного коридора, когда отец нес меня в спальню.

– Спи, маленькая моя! – шепнул он, уложив меня на роскошную кровать и нежно целуя в лоб. – Набирайся сил. Завтра нас ожидает торжественный бал и всеобщий праздник в честь моего новорожденного сына. Держись, Йона, ибо все дворяне Дархэма хотят лично лицезреть Наследницу трех кланов, а быть героиней пророчества слишком трудная миссия. Особенно для такой маленькой и хрупкой девочки, как ты…

– Хорошо, батюшка! – покладисто улыбнулась я и провалилась в сон, едва успев вспомнить исцеляющее заклинание для моих болезненных натертостей. Еще ни разу в жизни и нигде в мире мне не спалось так сладко и спокойно, как в этом чудесном городе, ставшем отныне моим домом…

Я проснулась так же легко, как и уснула. В недоумении села на кровати, прислушиваясь к своим ощущениям. Нет, он мне не померещился, этот слабый зов, идущий откуда-то извне, со двора замка.

– Иди ко мне, Наследница! – звал мелодичный женский голос, притягивая меня к себе подобно огоньку свечи, влекущего слабого мотылька, который бездумно летит на свет смертельной приманки и погибает, опалив хрупкие крылышки.

Я пробовала сопротивляться странному голосу, но не смогла. Встала, с удивлением обнаружила себя облаченной в кисейную ночную рубашку, подняла с кресла роскошный шелковый халат и с удовольствием вдела руки в его широкие рукава. Потуже запахнула полы непривычного домашнего одеяния, заплела свои многочисленные тонкие косички в одну толстую косу. Еще пытаясь сопротивляться зову, выворачивающему наизнанку все мое естество, я обошла отведенную мне спальню, пощупала ковры, потрогала обивку стен, постучала ногтем по стеклу шкафчика с посудой – знакомый звук, голубовато-металлический, – и очарованно вздохнула. Никогда не видела подобной красоты!

В комнате располагалась низкая широкая кровать с подголовным валиком вместо подушек – подлинно королевское ложе. Окнами спальня выходила в парк, и защиты на рамах не было никакой, кроме двойных штор: прозрачных кремовых – нижних и плотных, из коричневого узорного шелка – наружных. За оконными стеклами холодно улыбалась далекая и недоступная Уна. Стены обтянуты старым гобеленом, под потолком резной фонарь из желтоватой кости. Фигурная дубовая мебель собирала на себя всю пыль из окружающей атмосферы. Я толкнула незапертую дверь и осторожно выглянула в коридор.

Стражник возле лестницы сладко храпел, тяжело навалившись на громоздкую, явно неподъемную алебарду. Я на цыпочках прошмыгнула мимо него, с проказливой усмешкой подумав: «То-то шуму он наделает, уронив свою архаичную церемониальную штуковину, мало на что пригодную». Обширный коридор оказался разделен поперечными выступами, разбивающими его на части разного цвета. На гладких фризах, проходящих вдоль стен, стояли букеты в плоских вазах. Пол выстилал черный кафель с рисунком из зеленых и желтых кленовых листьев.

На одном из подоконников сидела вездесущая кошка и от нечего делать мыла себе подхвостье, задрав ногу вверх так грациозно, словно она родилась не хвостатой тварью, а знаменитой танцовщицей. Ее желтые глаза смотрели на меня с неодобрением. «Ты потише себя веди, Наследница, а то весь дом ненароком перебудишь!» – красноречиво говорил ее взгляд.

– Не перебужу! – вполголоса пообещала я и тут же налетела на крохотный столик с кем-то позабытым здесь чайным сервизом. Серебряная посуда с певучим звоном посыпалась на пол. Я испуганно присела, ожидая вполне закономерного переполоха, но, к счастью, никто из проживающих во дворце эльфов и не подумал проснуться.

Однако на эти звуки пришла огромная собака с кроткими глазами и, сохраняя достоинство, улеглась у миски на полу. Зевнула, показав два ряда клыков, похожих на белые скалы. «С такими сторожами хозяевам легко быть храбрыми», – подумалось мне. Я благодарно почесала покладистую псину за ухом и пошла дальше.

На веранде, увитой плющом и дикими розами, было почти пусто: красовался лишь буфет во всю стену, что примыкала к дворцу, а середину занимал огромный стол в форме дубового листа.

Парк перед замком выглядел куда более ухоженным, чем сам дворец: купы сиреневых кустов вокруг цветущих газонов, дерновые скамьи и дорожки, мощенные кирпичом, забитым торцом вниз. Дальше шел сад, запущенный, но прелестный: яблони стояли по колено в траве, плоский водоем подернулся ряской и мелкими белыми цветочками, ягодные кусты росли на грядках, рыжие и розоватые лилии с отогнутыми лепестками – в междурядьях. Уже ничего не боясь и не прячась, я добежала до массивных кованых ворот и с трудом отодвинула тяжелую створку. Проскользнула в образовавшуюся щель и очутилась на мостовой, залитой тусклым светом фонаря, укрепленного на высокой бронзовой опоре.

Я брела наугад, покорно подчиняясь неведомому зову. Теплый, ночной, упругий ветер заворачивал листья изнанкой кверху, ерошил траву, играл подолом моего халата. Будто в полусне, я оставила позади пару жилых кварталов и остановилась на обширной круглой площади, практически пустой, если не считать стройного храма, возведенного точно в центре. Бездумно преодолела пять ступеней и постучалась в двустворчатую дверь, украшенную золотыми гвоздиками. Двое стражников – в отличие от дворцовых, вооруженные обнаженными мечами и бодрствующие, – удивленно посмотрели на мой халат, но не стали препятствовать моему дальнейшему продвижению. Они учтиво поклонились и расступились, освобождая проход в святилище.

Признаюсь, мне очень не хотелось переступать порог храма. Какой-то частицей своего сознания я понимала: эта дверь навечно изменит мою жизнь, разделив ее на две половинки, называемые «до» и «после»… Но дверь скрипнула, приоткрываясь… И тогда я решительно шагнула внутрь, словно принося себя в жертву тому предопределенному будущему, которое все время шло рядом со мной, деспотично подталкивая меня в спину…

Как я и ожидала, это оказался храм Эврелики! Вечерняя литургия давно закончилась, но привратник – старенький, седой, согбенный эльф – взглянул мне в лицо и тут же впустил, едва я постучалась. Главная святыня храма, несмотря на отсутствие прихожан, была подсвечена снизу целым костром из свечей, налепленных на поднос, установленный перед невысоким алтарем. На алтаре возвышалась статуя женщины, выполненная в натуральную величину и казавшаяся живой. В трепете пламени лицо Эврелики, высеченной из знаменитого дурбанского мрамора, смотрелось невероятно юным и кротким. Но ее фигура, которую обтекали складки одежды, струящиеся мягкими, целомудренными волнами, выглядела по-женски зрелой. В том, как нимбом раскинулись вокруг лица темные волосы, как разлетелся синий плащ за плечами, ощущался ураганный, поистине неземной ветер. Это от него сын-младенец спрятал личико у нее на плече, так что на мальчика падала тень рока, уготованного потомку великого короля. Но в матери ощущались лишь божественные сила и покой. Ее босые ноги плотно прижимали храм к земле, устанавливая нужный порядок вещей и событий.

Да, именно она вершила судьбы своего народа, в этом я не сомневалась. Вынутый из ножен меч лежал рядом – знак поверженной войны и преодоленного страха. Я глубоко вздохнула, проникаясь исходящим от статуи светом, и благоговейно опустилась на колени, беззвучно умоляя Эврелику поделиться со мной силой и мудростью, столь необходимыми мне в будущем. Но фигура женщины из розоватого камня выражала абсолютный покой, оставаясь глухой к моим молитвам. Бездонные глаза, нежный рот, легкий поворот головы – все было исполнено детской чистоты, лучезарности и в то же время истинно женского лукавства…