Варвар в саду - Збигнев Херберт

По счастью, случайно сохранился документ, позволяющий глубже и доскональней, чем все остальные дошедшие до нашего времени свидетельства и планы, заглянуть в мастерскую архитектора. Это первый и единственный известный нам средневековый учебник, малая энциклопедия строительства, и одновременно тетрадь для заметок, рисунков, практических советов и изобретений. Имеется в виду альбом Виллара де Оннекура. К сожалению, тридцать три уцелевших пергаментных листа составляют лишь половину альбома. Отсутствует часть, посвященная деревянным конструкциям и плотницкому делу, которое для строителей соборов имело исключительно важное значение. И тем не менее материал, содержащийся в этом vademecum[53] архитектора, прямо-таки переливается со страниц альбома.

Чего тут только нет! И механика, и геометрия, и практическая тригонометрия, и эскизы соборов, и изображения животных, людей, орнаменты, архитектурные детали. Дело в том, что Виллар, родившийся в маленькой пикардийской деревне, отличался неутолимой любознательностью. Он много путешествовал, видел готические соборы в Мо, Лане, Шартре, Реймсе, был также в Германии и Швейцарии, добрался даже до Венгрии — и всюду отмечал и зарисовывал все, что его заинтересовало: план хоров, кузнечика, розетту, льва, человеческое лицо, возникающее в узоре листа растения, обнаженную натуру, снятие с креста, фигуры в движении. Одни рисунки схематичны, вписаны в треугольник или прямоугольник, словно Виллар водил тяжелой рукой скульптора. Другие, как, например, коленопреклоненная фигура, поражают искусной декоративностью и совершенной передачей драпировки. Интересовали его и изобретения: пила, способная резать в воде, колесо, которое само вращается (извечная мечта о перпетуум мобиле), а также то, что американцы назвали бы gadgets: как сконструировать ангела, который всегда указывает пальцем на солнце, как добиться, чтобы скульптура орла поворачивала голову к священнику, читающему Евангелие, или же как сделать хитроумное устройство, позволяющее епископу во время долгой мессы согревать руки.

Романисты изображают средневековых архитекторов как секту, ревниво стерегущую свои секреты. Если эти тайны действительно были такими важными, то они несомненно должны были относиться к точным наукам. Таким образом, если принять это положение, то архитекторы оказались бы единственными в Средние века людьми, которые знали свойства геометрических фигур, а также начала сопротивления материалов и основные законы механики. Альбом Виллара на сей счет молчит. Он является собранием практических рецептов, этакой поваренной книгой средневекового архитектора.

Из истории науки нам известно, что объем математических знаний у людей средневековья был более чем скромным. Подтверждение тому — переписка двух ученых середины XI века — Рагимбольдаиз Кельна и Радольфа из Льежа. Суровый современный исследователь заявляет: «Анализ писем свидетельствует о невежестве этих людей». Оба ученых не способны ни провести простейшее геометрическое доказательство, ни определить величину внутреннего угла в треугольнике.

Неизвестно, как долго пришлось бы дожидаться нового Эвклида, если бы не арабы, при посредничестве которых Европа в XII–XIII веках познакомилась с Аристотелем, Платоном, Эвклидом и Птолемеем. Благодетельные последствия обретенного знания не обошли также и архитекторов. Существует, правда, нелегкая для разрешения проблема: как они ими воспользовались?

Наши деды, жившие в XIX веке, были неисправимыми оптимистами, когда говорили о рационализме готической архитектуры. Скорей уж стоит присоединиться к мнению тех, кто утверждает, что строители соборов обладали эмпирическим знанием, приобретенным благодаря опыту, а не расчетам и измерениям. Там, где правит интуиция, легко ошибиться. Катастрофы при строительстве готических соборов случались гораздо чаще, чем мы были бы склонны полагать, и они отнюдь не ограничиваются известным происшествием в Бове или неудачной попыткой расширения сиенского Duomo. Экспертиза собора в Шартре через сто лет после его постройки установила весьма тревожное его состояние. Поперечный неф грозил обрушением, портал необходимо было усилить конструкцией из железа. Состояние парижского собора Нотр-Дам в XVI веке было ничуть не лучше. Почему так происходило? Чаще всего фундаменты оказывались недостаточно прочными, чтобы нести устремляющееся ввысь сооружение. Эту вертикальную устремленность прекрасно демонстрирует высота центрального нефа поочередно возводимых соборов. Санс — 30 метров, Париж — 32, 50, Шартр — около 35, Бурж — 37, Реймс — 38, Амьен — 42 и, наконец, Бове — 48 метров.

История строительства Миланского собора, которую мы знаем достаточно подробно благодаря протоколам комиссий экспертов, доказывает нечто, что должно возмутить рационалистов. Представим себе: стены уже возведены на значительную высоту, а тут спорят не о деталях орнамента, а о принципиальной проблеме — плане собора. Французский архитектор Жан Миньо яростно критикует итальянских архитекторов и произносит классический афоризм «Ars sine scientia nihil est»[54]. Вот только эта самая scientia проживала в стране эмпирии, так как ни одна из спорящих сторон не была способна привести научные обоснования отстаиваемых ею положений.

Известно, что в алхимии секретов стократ больше, чем в химии, а областью, которая до сих пор остается самой эзотерической, является кулинарное искусство. Главнейшей тайной средневековых архитекторов была их способность возводить сооружения в соответствии с планом, но знание их включало также тысячи, как мы сейчас выразились бы, кухонных секретов — вроде умения распознавать разновидности камня или приготавливать различные строительные растворы.

Сохранение этих секретов было обязательным не только для архитекторов, но и для мастеров-каменотесов, каменщиков, штукатуров, а также тех, кто делал растворы из извести, то есть находился на низкой иерархической ступеньке. Впрочем, подобные же правила обязательны были и в профессиях, не имеющих ничего общего с архитектурой.

Настоящей конституцией строителей соборов были две английских рукописи: одна, называющаяся «Regius», была написана около 1390 года, а вторая — «Cook» — появилась сорок лет спустя. Наряду с правилами религиозными, моральными, а также касающимися обыденной жизни в рукописях этих содержится особый пункт о необходимости хранить тайну. А именно предписывается не пересказывать разговоры, которые ведутся в ложах и других местах, где собираются каменщики. Долгое время историки считали, что это был запрет разглашать некие эзотерические формулы или секреты. Однако, как показали новые исследования, он распространялся на чисто технические и профессиональные вопросы, например, как укладывать камень, чтобы его положение было наиболее близким к тому, какое он занимал в скальном массиве, из которого был вырублен.

Долго считалось, что средневековые каменщики узнавали друг друга по неким таинственным, секретным знакам. Однако новейшие исследования установили, что обычай этот был обязателен только в Шотландии и связан он с работой с особым видом камня, который туда ввозили. То есть предписание это имело характер защиты высококвалифицированных мастеров от менее квалифицированных и вызвано было чисто местными условиями.

Спор насчет того, как строились соборы — more geometrico[55] или «интуитивно», как соты в ульях, не может быть решен окончательно и бесповоротно, ибо это зависело от времени, места, уровня знаний и образования конкретного архитектора. Александр Некам, живший в конце XII века, обладал гениальной интуицией, его осенило, что сила тяжести направлена к центру Земли, однако практический вывод, который он сделал из этого, был достаточно пугающим, и, к счастью, никто из архитекторов им не воспользовался; одним словом, он предложил делать стены по мере их возведения расширяющимися снизу вверх.

Остается еще проблема модулей, то есть некой произвольно выбранной величины, которая как коэффициент повторяется в размерах разных элементов строения, таких как длина нефа, высота колонн, соотношение ширины трансепта и главного нефа. Несомненно, что средневековые архитекторы использовали модуль. Американский археолог Самнер Кросби открыл, что для собора Сен-Дени модуль, причем применяемый весьма последовательно, составлял 0,325 метра, то есть примерно равен парижскому футу. Но был это не столько конструктивный принцип, сколько эстетический. Ведь было хорошо известно, что использование простых геометрических соотношений создает гармонию пропорций.

Поначалу архитектор был одним из ремесленников, получал поденную плату, работал физически как каменщик, и даже, что нас безмерно удивляет, еще в XVI веке в Руане ему платили меньше, чем каменщику, но зато выдавали ежегодную премию. Однако со временем материальные выгоды этой профессии становятся все более явными, доказательством чему служит тот факт, что поденную плату архитектор получал вне зависимости от того, был он на строительстве или нет. К этому добавляется еще вознаграждение натурой — одежда. Поначалу она рассматривалась как некое подобие ливреи, то есть определяла, что носящий ее является слугой опекуна строительства. Но когда мы узнаем, что в 1255 году архитектор Джон Глостер получил плащ на меху, какой носили обычно дворяне, то понимаем: это уже явный знак возведения в дворянское достоинство. Управляющие стройкой, желая привязать архитектора, дарили ему коня, дом; он получал также привилегию трапезовать за столом настоятеля. В Италии и особенно в Англии материальное положение руководителя строительства было гораздо лучше, чем во Франции. Годовой заработок мастера составлял на острове восемнадцать фунтов, меж тем как доход с земли в сумме двадцати фунтов давал право на получение дворянства. В XIII веке придворный архитектор Карла Анжуйского{152} имел титул протомагистра, конную свиту и был причислен к рыцарям.