Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти мероприятия проводились без финансовой помощи правительства. До 1924 года общество полностью поддерживалось частным сектором. Его доходы, конечно, частично поступали от членских взносов, пожертвований, вступительных взносов и продажи билетов, но оно также полагалось и на более инновационную схему сбора средств. В июле 1922 года общество организовало автономное юридическое лицо под названием «Комитет помощи обществу». Единственной целью этой новой организации было получение дохода для общества через различные коммерческие предприятия. Комитет открывал продуктовые магазины, продавал древесину и различные товары для дома и даже управлял несколькими небольшими производственными предприятиями[122]. Поскольку комитет был автономной организацией со своим собственным уставом и полностью независимым правлением, Общество «Старый Петербург» теоретически только выигрывало от его деятельности: его нельзя было привлечь к ответственности за какие-либо долги или действия комитета [Общество «Старый Петербург» 1923: 14–15]. Вплоть до весны 1924 года комитет регулярно приносил обществу прибыль, поощряя его к запуску целого ряда грандиозных проектов и принятию на себя ответственности за содержание местных памятников, каковых насчитывался длинный список. Позднее, в силу различных политических и экономических факторов, как общество, так и созданный им комитет пришли в упадок.
Когда в 1921 году было основано Общество «Старый Петербург», оно поставило перед собой много целей. Одной из главных являлась
…забота о некоторых памятниках, уголках, домах и вещах, потерявших хозяев, которые остались без призора, сохранение которых было дорого всем любящим Петербург и на которые не могла простираться государственная опека или потому, что это были слишком мелкие объекты, или потому, что не хватало сил для охраны всего, что этого требовало [Общество «Старый Петербург» 1923: 10].
Общество помогало тем организациям, которые считало недостаточно финансируемыми и недоукомплектованными государственными структурами, беря на себя и завершая проекты в области реставрации зданий и строительства музеев. Теоретически, конечно, все это было очень хорошо, а энтузиазм преданных добровольцев означал, что можно было достичь большего. Однако по мере проведения экономических реформ периода НЭПа многие государственные учреждения, особенно в Наркомпросе, начали чувствовать себя крайне уязвимыми. Они столкнулись с сокращением бюджета, постоянной критикой в прессе, угрозой ликвидации и требованиями каким-то образом внезапно стать финансово самодостаточными. В таких обстоятельствах помощь извне слишком часто воспринималась как конкуренция. Должностные лица, стремившиеся доказать, что структуры, которыми они руководят, выполняют важные политические, культурные и экономические задачи, как правило, не радовались, когда другие организации дублировали их усилия в данной области. Учреждения, взимавшие плату за лекции, экскурсии и концерты или за вход в музей в рамках самофинансирования, были материально заинтересованы в запрете проведения аналогичных развлечений потенциальными конкурентами, даже если они не подозревали их в предоставлении массам нездорового или политически неблагонадежного культурного контента. В случае общества вопрос политической надежности никогда не снимался с повестки дня, направленность его программ в прошлое делала его легкой мишенью для нападок.
Как политические проблемы, так и экономические стрессы привели к тому, что мелкие конфликты с государственными учреждениями и институтами начали возникать почти сразу после основания Общества «Старый Петербург» и постепенно превратились в серьезную дилемму. К январю 1923 года общество было достаточно обеспокоено своими натянутыми отношениями с различными государственными структурами, поэтому с целью ослабления напряженности оно решило отказаться от своего независимого статуса и присоединиться к одной из них – Академическому центру Наркомпроса (Акцентру)[123]. Отдавая себя под юрисдикцию этой организации, общество, похоже, надеялось получить, в дополнение к защите от жалоб других учреждений, бесплатную аренду офисных помещений и некоторые бюджетные ассигнования. Как отмечает в недавнем исследовании Джеймс Т. Эндрюс, в ранний советский период добровольные объединения часто получали такие преимущества, заключая связи с государственными учреждениями [Andrews 2003: 39]. В данном случае, однако, договоренность в каком-то смысле обернулась разочарованием. Соглашение, заключенное обществом, в конечном счете включало в себя некоторые обязательства с обеих сторон, и к весне 1924 года общество оказалось втянутым в целую серию новых конфликтов. Музей Города и Губоткомхоз саботировали его усилия по участию в плановых работах. Политпросвет считал, что обладает абсолютной монополией на экскурсионную работу для взрослых, правом выдавать разрешения на проведение большинства публичных лекций (или отказывать в них) и, более того, стремился стать ведущим организатором летних семинаров в окрестностях Петрограда[124]. Общество «Старый Петербург» отчаянно нуждалось в мощном административном органе, который помог бы ему с принятием приемлемых решений по всем этим спорам. С этой целью в 1924 году оно начало переговоры сначала с Акцентром в Ленинграде, затем с местным Губернским исполнительным комитетом (сокращенно Губисполкомом) и наконец с Главнаукой в Москве. По мере того как переговоры затягивались, не принося никаких реальных результатов, проблемы общества множились. Его конфликт с Политпросветом оказался весьма острым и в конечном итоге привел к волне увольнений. Обществу пришлось отменить свои летние семинары в Павловске и Петергофе, после того как оно не смогло найти доступное помещение для аренды. Попытки общества организовать популярный фестиваль с традиционными народными развлечениями полностью провалились, оставив организацию с массой долгов[125]. Из-за изменений в экономическом климате в Ленинграде магазины, открытые комитетом, начали терять деньги. Когда общество в ответ на все эти негативные события было вынуждено отменить мероприятия и проекты – а также не смогло выполнять свои обязательства и сохранять все памятники, находившиеся под его опекой, – поползли слухи, что оно «полностью отказалось от своей научной деятельности и занималось исключительно коммерческими делами»[126].
К осени 1924 года положение общества было отчаянным, численность его членов быстро сокращалась, и активные участники начали поговаривать о все более радикальных компромиссах. На заседании руководящего совета общества 18 сентября Жарновский выступил с длинным докладом, в котором объявил, что пришел к твердому убеждению, что «общества такого рода – отрезанные от широких народных масс и не культивирующие новую форму советского общественного духа – безжизненны. Без поддержки партии (РКП) и органов власти общества, подобные обществу Старого Петербурга <…> не могут существовать»[127]. Жарновский далее предложил, чтобы организация установила прочные связи с партией, расширила свою членскую базу, включив в нее не только интеллигенцию, но и массы, и сосредоточилась на более современных проблемах. Реорганизованное общество, по его мнению, можно было бы назвать Обществом «Старый Петербург – Новый Ленинград». С этим предложением на столе общество провело новые выборы в октябре 1924 года. Поскольку довольно много членов уволилось, конкуренция за должности была относительно небольшой. Петр Николаевич Столпянский, краевед с печально известным вспыльчивым темпераментом и несколько неоднозначной репутацией в кругах защитников старины, к 1924 году оказался назначен на должность председателя руководящего совета общества. Многие активисты, несомненно, восприняли данный выбор как знак того, что общество займет более решительную просоветскую и пропартийную линию, как и предполагал Жарновский.
Столпянский был единственным известным петербургским защитником наследия прошлого с большими революционными заслугами. В подростковом возрасте и юности он был членом народнических и социал-демократических организаций. После революции 1905 года, прежде чем оставить дело борьбы с царизмом ради карьеры журналиста, он провел год в Оренбургской крепости по обвинениям, связанным с его работой в качестве редактора местной левой газеты[128]. К 1908 году Столпянский, получив разрешение переехать в столицу, начал время от времени публиковать в местных периодических изданиях короткие статьи на различные темы.
