Прощание Зельба - Бернхард Шлинк

На другой стороне двое мальчишек возились с мопедами. Периодически взвывали моторы. Через некоторое время ребята тронулись с места, объехали квартал раз, другой, третий. Потом снова остановились на другой стороне, не выключая ревущие моторы, а через некоторое время опять стали нарезать круги. И так продолжалось до бесконечности. Мальчики выглядели вполне прилично, они кричали друг другу совершенно безобидные вещи. И тем не менее рев двигателей казался агрессивным, напоминая бормашину у стоматолога. Прежде чем начинает болеть зуб, боль появляется в мозгу.

— Вы не местный. — Владелец забегаловки поставил передо мной тарелки, стакан и бутылку.

Я кивнул:

— И как здесь живется?

— Вы же сами слышите. Все время что-то происходит.

Он ушел в помещение, прежде чем я успел спросить его, что, кроме появления мальчишек с мопедами, здесь происходит. Голубцы я ел руками. Приборов не было. Потом сам налил себе пива. Мне не верилось, что Ульбрих шантажировал Велькера. Скорее уж Велькер, которого я предупредил, сам позвонил Ульбриху, пригласил его и нанял на работу. Достаточно посмотреть на Ульбриха, чтобы понять: все, что он может получить путем шантажа, для него ничто в сравнении с приличной работой.

Неужели Велькеру не важно, что вместо старательной Веры Сободы теперь работает ничего не смыслящий в банковском деле Карл-Хайнц Ульбрих? Или так ему даже удобнее? А она оказалась чересчур догадливой? Но откуда ему известно, что она догадлива? Может быть, протокол-файл зарегистрировал ее действия? Допустим, Велькер все узнал и сознательно заменил Веру Сободу на профана Ульбриха, чтобы снова отмывать деньги. Что это мне дает для разгадки смерти Шулера?

6

Грязная работа

Не успела Вера Собода со мной поздороваться, как в дверь позвонили.

— Вы думали, что запугали меня? Вы думали, я вас поэтому отпустил? Правильно?

Карл-Хайнц Ульбрих с видом победителя смотрел на меня.

— Я просто хотел выяснить, кто вам помогает.

Потом он посмотрел на Веру:

— Вы об этом еще пожалеете! Если вы думаете, что можете получать зарплату в Сорбском банке и одновременно пакостить ему, то вы здорово ошибаетесь.

Она бросила на него такой взгляд, словно готова была его задушить. А ведь от него мало что осталось бы, да и от меня тоже, если бы я бросился между ними. Не спуская с него глаз, она спросила меня:

— Удалось разобраться?

— Нет. Но если Велькер вместо вас поставил его, то все сходится. Вы знаете, какая ведется игра. Он не знает. Правда, это не доказательство.

— Чего я не знаю?

— Идиот, полезный для дела!

Он был ей так отвратителен, что ей не требовались доказательства.

— Что…

— И нечего пыжиться! Как вы думаете, почему Велькер именно вас, понимающего в банковском деле примерно столько же, сколько я в разведении страусов, назначил новым директором? Потому что вы способны управлять Сорбским банком? Чушь! Единственная причина: вы не поймете, что в Сорбском кооперативном отмывают деньги. Нет, не единственная! Другая состоит в том, как вы обращаетесь с сотрудниками, на любую подлость пойдете и не поморщитесь.

— Ну, знаете ли! Не такая уж премудрость банковское дело. В чем надо — разбираюсь! Иначе как бы я вас обоих застукал? Раньше я работал в Главном управлении XVIII — безопасность народного хозяйства, а туда набирали лучших из лучших. Лучших! Отмывание денег… Это же смешно!

— Так вы были в Штази! — Сначала она посмотрела на него удивленно, а потом так, как будто давно не видела и теперь узнавала одну знакомую черту за другой. — Ну конечно! Один раз замарался — всегда будешь в дерьме. Работал на своих, теперь на этих. Кто бы ни позвал, лишь бы платили деньги.

— В дерьме? Да это ведь он незаконно проник на территорию, а вы выдвигаете чудовищные бездоказательные обвинения, вот это и есть настоящее дерьмо. И что такого, если теперь я работаю не на нас, а на них! Где мне теперь, скажите, пожалуйста, работать на наших? Вы говорите так, как будто я предал нас. Что за чушь вы несете! Нас больше нет. Теперь есть только они!

Он все еще пытался изображать видимость превосходства, но голос его звучал устало, в нем слышались нотки отчаяния. Судя по всему, он верил в Штази, любил свою работу и, оставшись не у дел, совсем потерялся. Просто осиротел.

Но Вера Собода не отступала. Как же, мол, сперва в Штази, теперь в сомнительном западном банке, будучи полным профаном в банковском деле, с коллегами вел себя подло, сначала совал свой нос во все, что бы она ни делала, а потом и вовсе выпер и сел на ее место! Она была так зла на него, что, даже видя его усталость и отчаяние, не могла ему сочувствовать. Хотя, возможно, требовать сочувствия в такой ситуации было бы слишком.

— Я знаю, что нас больше не существует. И ничего не говорю о предательстве. Но работенка у вас и раньше была грязная, и сейчас полное дерьмо. Вы ведь уже готовите увольнения, правда? И все это знают. Слышали, как вас называют? Ангел смерти! Только не воображайте, что вас боятся оттого, что вы такой страшный. Бояться можно и червяка, он ведь склизкий и противный.

— Фрау Собода… — Я хотел ее утихомирить. Но теперь уже Ульбрих не мог отступить.

— Не стройте из себя поборницу справедливости! Если в банке и отмываются деньги, то началось это не вчера, а когда вы еще там работали, причем вы все знали и все видели. А сами вы хоть пальцем шевельнули? Заявили в полицию? — Он снова смотрел на нее с видом победителя. — Дерьмо? Да вы сидели в этом дерьме и рады были бы там остаться. Если уж сравнивать вас и меня, то вы-то как раз и способны на любую низость!

Теперь уже обессилевшей выглядела Вера Собода. Пожала плечами, махнула рукой, прошла из прихожей, где мы стояли, в гостиную и села. Ульбрих поплелся за ней.

— Так просто вы от разговора не уйдете! Жду от вас как минимум извинения.

Что сказать еще, он не знал.

Я прошел на кухню, достал из холодильника три пива, открыл их и принес в гостиную. Одну бутылку поставил на стол перед Верой, вторую — перед пустым креслом, а с третьей сел на диван. Подошел Ульбрих, сначала постоял у пустого кресла, потом осторожно сел на самый краешек, потом взял бутылку и начал медленно крутить ее между ладонями. Было так тихо, что мы слышали, как в зимнем саду жужжит компьютер.

— Ваше здоровьичко! — Ульбрих приподнял бутылку и начал пить.

Вера Собода посмотрела на нас, как будто только что вспомнила о нашем существовании.

Ульбрих откашлялся:

— Мне очень жаль, что я вас уволил. В этом не было ничего личного. Мне ничего не объяснили, я просто получил указание, и что мне было делать? Сам знаю, что ничего не смыслю в банках. Но возможно, им и не нужен тот, кто в банках смыслит. Возможно, достаточно, чтобы человек умел говорить по телефону. Когда я чего-то не понимаю, я звоню, и мне тут же говорят, как надо. — Он еще раз откашлялся. — А что касается ваших слов, что я выполняю для других грязную работу, то мы здесь давно уже ничем не распоряжаемся, ни вы, ни я, никто, а если человек ничем не распоряжается, то он должен браться за ту работу, которую дают. Не в обиду вам будет сказано.

Он сделал большой глоток, тихонько рыгнул, рукой вытер рот и встал.

— Большое спасибо за пиво. Спокойной ночи.

7

Жареная картошка

— Он ушел?

Ульбрих так осторожно закрыл за собой дверь и так тихо спустился вниз по лестнице, что тишину не нарушил ни единый звук.

— Да.

— Я вела себя не очень-то прилично. И вместо того, чтобы под конец как-то все сгладить, я, наоборот, снова ляпнула что-то не то. Он же был прав и пытался быть вежливым. А я так разозлилась, что даже не смогла произнести «доброй ночи».

— Разозлились на него?

— На него, на себя, на то, что он такой противный!

— Он не противный.

— Знаю. И поэтому тоже злюсь. Вообще-то, нужно было мне перед ним извиниться.

— А колбасный салат в холодильнике — это нам?

— Да. Я хотела еще поджарить картошку.

— Я сделаю.

Я нашел отваренную картошку, лук, шпик и растительное масло. После стычки Веры Сободы и Ульбриха привычные действия, шипение масла на сковородке, знакомые запахи приносили облегчение. Нет, поражение не делает человека лучше, только мельче. Меня мои поражения лучше не сделали, вот и Вера Собода с Карлом-Хайнцем Ульбрихом стали мельче из-за поражения, связанного с объединением страны. Поражения лишают человека не только того, что он вложил. Они каждый раз забирают частичку надежды на то, что ты выдержишь следующее испытание и выиграешь следующую битву. Что сумеешь выжить.

Я накрыл на стол, мы поели. Вера Собода спросила, что произошло в Сорбском кооперативном, и я ей рассказал. Рассказал, как познакомился с Ульбрихом, и объяснил, почему считаю, что он не в курсе старого и нового отмывания денег.