Суд Линча - Андрей Троицкий

«Наташе хочется, как лучше, – подумал он. – Всем хочется, как лучше. И что из этого получается? Разве мне не хотелось изменить жизнь Лены к лучшему, когда мы познакомились, когда поженились? И что из этого вышло? Всем хочется как лучше, да. Но откуда у этой Наташи такая озлобленность против меня? Почему она винит меня в Лениных неудачах? Почему в собственных неудачах люди всегда винят посторонних, только не себя самих? Черт знает почему». Он откашлялся и ещё раз спросил Наташу, собирается ли она на похороны сестры. Наташа грохнула трубку с такой силой, что, казалось, разбила её в мелкие осколки.

На похоронах ни Наташа, ни другая сестра Галина так и не появились.

Свет утреннего солнца пробился в окно и растекся по комнате. Денисов тяжело вздохнул, перевернулся с боку на бок, а потом на спину, скинул с груди простыню и заложил руки за голову. Крохотный паучок свил свою прозрачную паутину в углу под потолком и, затаившись, ждал свою добычу. Глазея на потолок, Денисов думал, что надо бы снять паутину тряпкой, но продолжал лежать неподвижно. Вставать, начинать новый день и браться за дела не хотелось.

Вчерашним вечером, едва переступив порог квартиры, ещё не разувшись, он почувствовал приступ слабости и знакомый тошнотворный запах тухлого мяса. Значит, в запасе две-три минуты, не больше. На этот раз болезнь не застала его врасплох, случалось и хуже, гораздо хуже.

Торопясь, он вошел в комнату, встав на цыпочки, забросил кейс с деньгами и документами на «стенку», кинул пиджак на кресло, снял ботинки и развязал галстук, чтобы ненароком, впав в сумеречное состояние, не задушить самого себя. Хорошо усвоив, что делать в такой ситуации, он поспешил сесть на мягкое, кажется, в то же кресло, на которое бросил пиджак, расстегнул рубашку. Еще он успел вытянуть ноги, хотел позвать тетку, но передумал.

Приступ продолжался часа три-четыре. Денисов пришел в себя глубокой ночью. Раздетый теткой до трусов, он сидел в кресле с запрокинутой назад головой, ощущая спазмы в желудке. Он с усилием поднялся на ноги, нашарив дверной косяк, а рядом выключатель, зажег свет. Костюм, пристроенный на вешалке, лежал на другом кресле, диван оказался разложен и застелен, видимого беспорядка в комнате не заметно. Значит, все время, пока длился приступ, он спокойно просидел в кресле. Посмотрев на настенные часы, он сообразил, что на дворе глубокая ночь.

Денисов заснул под утро, пропотел во сне то ли от духоты, то ли переживая заново беды прошедшего дня, и теперь, проснувшись, чувствовал себя усталым и несвежим. Он слышал как в сквере перед домом, словно соревнуясь одна с другой, пели на разные голоса какие-то птицы, за дверью в коридоре бродила тетка. События вчерашнего дня вспомнились в эту минуту особенно отчетливо, показались такими выпуклыми и близкими, что Денисов застонал, но, чтобы тетка не услышала его стон, прикусил зубами угол подушки. Все оказалось плохо, гораздо хуже, чем можно было предположить. Он посчитал ту сумму, которую потерял вчера и снова чуть не застонал.

«Ну, будь же мужиком, научись переносить поражения», – сказал он себе вчера по дороге домой и повторил эту фразу вслух раз десять, а то и больше, внутренне понимая, что с такими поражениями нельзя смириться и безответно пережить их нельзя. Главное, уже не вернуть потерянные деньги. Наволочка пахла стиральным порошком и ещё какой-то гадостью, отбеливателем что ли. Денисов сбросил с себя простыню, сел на диване, чувствуя ещё не прошедшую с ночи слабость в конечностях. Он повернул к лицу тыльные стороны ладоней и, растопырив пальцы, убедился, что они предательски дрожат. Денисов сжал эти дрожащие пальцы в кулаки.

«Все ерунда, а деньги – навоз», – сказал он вслух и не поверил сказанному. Он подумал, что времени на все запланированные дела остается мало, а этих дел слишком много. Можно не успеть, не уложиться в срок. И тогда его прихватят. Или бандиты, или милиция. Если бы вчера все прошло гладко, все удалось, считай, партия сделана. Остались бы мелочи, технические вопросы. Уже через неделю он мог бы оказаться за границей, сосать пиво и плевать на всю эту поганую жизнь, на политиков, на несправедливое устройство мира, на богатых и бедных, на всех вместе взятых, потому что его партия уже сделана, он выбыл из игры и находится в бессрочном пожизненном отпуске. Он может себе позволить плевать на всех, он заработал этот отпуск. Не важно как.

Но вчерашний день перечеркнул планы. Денисов потянулся, разбросав руки по сторонам. Интересно, этот Сычев, этот толстый клоп, паразитирующий на инвалидах, представляет себе, какие дырки образуются в человеческом теле, когда в него стреляют из обреза охотничьего ружья? Стреляют в живот или в грудь. Будь здоров, какие дырки. Картечь вырывает из тела все: внутренности, ребра, куски позвоночника. Входное отверстие сантиметров десять, а выходное почти вдвое больше. Сычев, небось, и ружья приличного никогда в руках не держал. Одни бабы на уме. Гад, он сам подписал себе смертный приговор, своей белой изнеженной лапкой. И не спасут его теперь ни мальчики с пушками, ни сам Господь Бог.

Денисов тут же поправил себя: Сычев пользовался охраной от случая к случаю, у него слишком много купленных за взятки высоких покровителей, значит, считает он, и бояться нечего. Тут этот бездарь, предводитель инвалидов сильно ошибся. И ещё бы раз выстрелить ему, уже мертвому, в морду. Кровавое море – это то, что надо. Вот только время, время уходит слишком быстро. «Ничего, – утешил себя Денисов, – времени на то, чтобы нажать на спусковой крючок, много не требуется. На благое дело всегда найдется лишняя минутка».

Он поднялся с дивана, взял с кресла короткий шелковый халат, черный, усыпанный большими желтыми звездами, перекинул его через руку и, как был в одних трусах, поплелся в ванную. Сычев сдохнет, скоро сдохнет, но его смерть слабое утешение. Деньги все равно не вернуть. Будь проклят день, когда Денисов познакомился с Сычевым, заключил с ним первую сделку, поверил в его деловую порядочность. Нет, в Москве нельзя верить почти никому, жуликов куда больше, чем порядочных людей. Воруют все, кто ещё не стар и не болен, кто не утратил физическую способность хоть что-то украсть.

Пожелав тетке, подметавшей чистый коридор, доброго утра, Денисов попросил её сварить кофе покрепче и тут же налить его в чашку, чтобы немного остыл. Он остановился в дверях ванной комнаты и спросил тетку, готова ли та к переезду.

– Нищему собраться, только подпоясаться, – проворчала тетка и внимательно посмотрела на племянника.

Он закрылся на щеколду. Увидев в зеркале над раковиной свое отражение, Денисов решил, что вид у него и вправду не блестящий, бледная физиономия, красноватые белки глаз, будто он пьянствовал всю ночь. Повесив на крючок халат, он полез под душ, чтобы немного освежиться, смыть с себя липкий ночной пот.

Вчерашний день тоже начинался прохладным душем…

Сычев, приехав на место раньше назначенного срока, вышел из машины и прохаживался взад-вперед по тротуару, заложив руки за спину. Иногда он останавливался, быстро смотрел на наручные часы и принимался снова ходить. Конечно, он не знал, что Денисов приехал к нотариальной конторе ещё раньше, припарковал машину в переулке и теперь издалека, сидя на скамейке, наблюдает за метаниями своего клиента.

Не торопясь, выкурив сигарету, Денисов поднялся и зашагал к Сычеву, помахивая кейсом с документами. Без сюрпризов все-таки не обошлось. В салоне сычевского «Мерседеса» на заднем сиденье развалились два мордастых парня.

– Мы же договорились встретиться вдвоем, – сказал Денисов, пожимая руку Сычева. Неприятный щекочущий холодок пробежал по спине и исчез. – А ты привел своих…

– Да ладно тебе, – отмахнулся Сычев. – Со мной такие деньги, а ты хочешь, чтобы я по городу один ездил. Зачем лишние сложности? Любой кретин сунет мне в морду ствол и заберет все.

Денисову оставалось лишь согласиться.

– Логично, – сказал он. – Действуем, как договорились. Половина суммы сейчас, перед оформлением сделки. Вторая половина после её регистрации на Зеленом проспекте.

– Слушай, Сергей, – Сычев шмыгнул носом. – Да это просто мальчишество какое-то. Мы что, в шпионов играем? Половина сейчас, половина потом – детский сад. Ты меня знаешь, я тебя знаю. Джентльменское соглашение.

– Мы же договорились, – лицо Денисова стало напряженным.

– Бога ради, – Сычев открыл перед ним заднюю дверцу. – Садись. Дайте ему чемодан, пусть пересчитает, – обратился Сычев к телохранителям.

Денисов сел рядом с ребятами Сычева, которым пришлось подвинуться, поставил между ног кейс с документами. Один из охранников положил на колени Денисова «дипломат». Щелкнув замками, Денисов взял наугад пачку денег, осмотрел и пересчитал купюры, потом вытянул другую пачку. Сычев, заложив руки за спину, продолжил неторопливую прогулку по тротуару. «Если все чисто, почему Сычев нервничает?» – спросил себя Денисов, снимая с пачки денег резинку и пересчитывая купюры. Пересчитав пачки с деньгами, Денисов захлопнул крышку чемоданчика. «Сомнения, сомнения, слишком много сомнений», – подумал он, проверяя, надежно ли закрыты замочки. Он вылез из машины, сжимая в каждой ладони по ручке кейса.