Муос 2: Частилище - Петров Захар

Вера первое время не понимала, почему Паука так ценят Зозон и другие. Дрался он чуть лучше какого-нибудь ополченца. В спаррингах даже Вере почти всегда проигрывал. Ответ на этот вопрос Вера нашла не в спарринге и не в бою.

Вера знала, что Паук делает детям удивительно красивые и достаточно сложные игрушки: маленькие дрезины, каких-то дёргающихся человечков и зверюшек. Дети с нетерпением ждали новых игрушек, хотя от самого Паука шарахались. Даже Вера, порой, не могла удержаться от желания потрогать созданные им чудеса, которые часто видела у малышей. Но ей не случалось видеть, как Паук их мастерит. Потому что в блок Урочища Вера возвращалась после команды «отбой», когда Паук молился или уже ложился спать.

Но однажды она пришла чуть раньше. Войдя в казарму, она увидела что-то на топчане Паука. Лишь спустя несколько секунд, когда пришла в себя, она поняла, что это – сам Паук. Он был без камуфляжной куртки. В его майке на спине проделана огромная дыра, из которой росли ещё шесть рук. Длинные, но очень худые, тоньше руки младенца, обтянутые тёмной морщинистой кожей с редкими волосами, свободно выгибающиеся из-за спины, с длинными членистыми пальцами, – они больше походили на щупальца или конечности насекомого. Всеми восьмью руками Паук ловко орудовал, что-то строгая и подкручивая в своей новой игрушке. Он так увлёкся, что не обратил внимание на Веру. Но потом быстро глянул и как-то смутился. Это вызвало очередную нелепую гримасу на его лице. Он быстро убрал за спину свои дополнительные руки, которые сплелись в плотный клубок, и набросил на спину куртку, которая превратила кошмарное сплетение конечностей в огромный горб.

Спустя пару дней Вере пришлось увидеть, что может Паук в настоящем бою. Чтобы быть на равных с другими спецназовцами, он всегда тренировался, как обычный двурукий воин. Но иногда он уходил в глубь туннеля, чтобы развернуться во всю свою силу. В его камуфляже на спине был разрез. В пол-секунды из него появлялись шесть конечностей. Они были слабее обычных рук. Но каждая конечность могла метать ножи, наносить удары врагам длинными и острыми дротиками, доставать из колчана стрелы и снаряжать ими арбалет, в разы увеличивая скорострельность. Поэтому у него было больше, чем у других спецназовцев, метательных ножей и стрел в колчане. И кроме меча у него за спиной торчали трубки от двух разборных копий.

2.

Они шли по Большому Проходу. От Жака Вера слышала легенды про этот страшный туннель, соединявший две артерии подземного мира. Диггеры никогда сюда не ходили. И вообще никогда не ходили в район подземелий, где бывал или мог появиться Шатун. Когда пятёрка шла по Октябрьской и подходила к воротам, ведущим в Большой проход, она тревожно спросила об этом командира. Но Зозон спокойно ответил:

– Да. Когда-то Большой Проход был гиблым местом. Несколько обозов здесь ушли в никуда. Но потом стало спокойней. Говорят, после того как здесь прошёл Посланный. Может он укротил Шатуна, а может, это было просто совпадение. Со времён Великого Боя в Проходе вроде бы никто больше не пропадал. Иногда всякие глупые истории происходят с одинокими путниками. Да и сейчас в Проходе по-прежнему бывает жутковато. И время там как-то по другому течёт и пространство какое-то не такое. Поэтому думают, что Шатун оттуда никуда не ушёл. Просто почему-то перестал убивать. Может быть, он спит или просто наблюдает. А когда наскучит – немного резвится с людьми.

Когда они вышли за ворота, Вера сразу почувствовала то, что Зозон назвал словом «жутковато». Вроде бы обычный туннель. Но ощущение такое, что он заполнен тягучим воздухом. Лучи фонарей выхватывали метра два-три пространства впереди. Звуки были приглушёнными. Движения замедлились. Туннель пошёл в гору. Хотя можно ли верить своим ощущения в Большом Проходе? Шли не меньше часа. В какой-то момент Вера почувствовала незримое присутствие кого-то большого и могучего. Как-будто кто-то смотрел ей сверху в затылок, презрительно её изучая. Она даже обернулась, но никого, конечно, не увидела. Наконец, они добрались до ворот Единой.

3.

Единая. Эту станцию переименовывали в третий раз. Сначала Купаловская, потом Нейтральная, теперь Единая. Она так и осталась станцией-фортом. Правда часть разрушенных домов-дотов было демонтировано и на их месте теперь стояли каркасные хижины. После Великого Боя в порыве воодушевления собирались развалить всю крепость. После создания Республики и победы над ленточниками разделять-то вроде бы было некого. И даже приступили к осуществлению проекта. Но несколько набегов змеев и ползунов притушили пыл энтузиастов.

Правда свой чисто военный статус станция утратила. По распоряжению Администрации Республики население воинственной станции должно было очищать и распахивать на Поверхности целину и возделывать картофель. Присланный из Центра администратор сообщил разнарядку по уплате налога. Это возмутило вчерашних полубандитов-полувоенных, которые ко всему прочему не забывали о своей роли во время Великого Боя. Администратора избили и прогнали со станции. Преемник погибшего Головы – атаман Пацурай – объявил о выходе Нейтральной из Республики. Нейтралы от мала до велика радостно кричали, махая над головами арбалетами и мечами. Они были готовы защищать свою станцию до последней капли крови.

Но всё решил очередной обоз из Центра. Полтора десятка спецназовцев под видом ходоков вошлии на станцию. Не успели за ними закрыться ворота, как спецназовцы, выхватив припрятанное оружие, рассыпались по станции. Одни ворвались в резиденцию Пацурая, вырубив охрану. Другие вихрем пронеслись по станции, сея среди хладнокровных нейтралов панику. Третьи уложили дозор и открыли на распашку ворота, впуская на станцию армию. Всё было сделано быстро, решительно и малой кровью – не одного пострадавшего республиканца и пару убитый нейтралов.

Через двадцать минут Пацурай и семеро его приближённых связанными стояли на коленях на шпалах полотна и выслушивали приговор следователя о перечне совершённых ими преступлений. Следователь обезглавил Пацурая. Затем великодушно объявил об амнистии его приближённым при условии присяги на верность Республике. Двое, не смотря на презрительные взгляды остальных повстанцев, присягнули. Пятерых оставшихся пришедший из Центра кузнец на глазах присутствующих заковал в кандалы. Их ждала бессрочная каторга на Поверхности. В течении нескольких часов под руководством следователя силами спецназа и армии была проведена фильтрация населения Нейтральной. Мужчин, особенно здоровых, здесь оставалось совсем мало. Женщины, думая больше о детях, присягали на верность Республике. Мужчины следовали их примеру. Немногих гордецов тут же заковывали в кандалы и грубо швыряли в общую колонну каторжан. Через два часа колонна осужденных скрылась в воротах Большого Прохода.

Но на этом репрессии не закончились, всех здоровых мужчин и наиболее крепких женщин вместе с семьями погнали в распределительный лагерь на станцию Институт Культуры. Впрочем, таких едва набралось десятка три. С распредлагеря их по разнарядке отправят осваивать новые поселения. А на их место придут переселенцы из других мест.

Уже поздно вечером администратором были созваны референдум и выборы. Они проходили под прицелами взведённых арбалетов. Первым вопросом была замена устаревшего и потерявшего актуальность названия станции «Нейтральная» на новое название «Единая». Ещё не оправившись от потрясений этого дня, жители все как один подняли руку «за». Удовлетворённо кивнув, администратор поздравил население с прогрессивным переименованием. По его требованию спецназовцы вытолкали в центр двух присягнувших друзей Пацурая, которые ещё растирали руки от передавивших запястье наручников. Администратор произнёс короткую речь, суть которой сводилась к тому, что ранее избранный депутат Нейтральной оказался как бы не у дел, так как станции такой уже не существует. Появилась станция Единая и необходимо выбрать нового депутата. Вчерашние друзья оступившегося атамана – уважаемые населением Единой люди. Кандидатов двое, а значит, что выборы будут многомандатными, а значит и предельно демократичными. Навскидку определив, кто получил больше голосов, администратор поздравил нового депутата, который толком ещё не понимал, что с ним происходит; ещё раз провозгласил всесилие демократии и разрешил расходиться по домам.

Они ещё не понимали, что случилось за этот день. Днём раньше они были сильны и независимы. Но стоит в государстве поменять название родины, уничтожить предводителей, переселить самых активных и сильных сограждан, избрать депутатом униженного соплеменника и поставить во главе станции иногородца – и всё! Не остаётся больше ничего: народ становится управляемой кем-то толпой. Вчерашние гордые воины завтра станут забитыми крестьянами.