Шебаршин. Воспоминания соратников - Валерий Поволяев

Аппарат надо было сокращать, имея в виду его неминуемую ликвидацию. Практическую полезность он во многом потерял, довод о том, что КГБ должен показывать свой флаг в Германии, звучал смехотворно. Многим сотрудникам КГБ в Германии не хотелось расставаться с некогда уютной, благополучной страной и возвращаться на Родину, погружающуюся в пучину экономических, политических и социальных неурядиц. Управлению кадров было трудно смириться с мыслью, что оно теряет возможность устраивать своих протеже. Комитет в целом медленно привыкал к тому, что привычной Восточной Германии больше нет и никогда не будет. Тем не менее сокращение аппарата шло планомерно и неумолимо. Насколько мне известно, оно завершилось полностью к концу 1991 года.

Гораздо более сложной оказалась проблема, связанная с судьбой наших бывших восточногерманских коллег.

Летом 1990 года мне удалось познакомиться с Маркусом Вольфом, возглавлявшим до 1986 года восточногерманскую разведку. Вольф был хорошо известен в КГБ и ПГУ, где его за глаза называли Мишей, пользовался репутацией весьма умного, эрудированного человека, надежного друга Советского Союза, добропорядочного коллеги, который, однако, не упустит случая продвинуть интересы своей службы, даже если это не совсем учитывает интересы партнеров. Как говаривал с оттенком восхищения один из моих бывших начальников: «Миша — это хитрая лиса».

Обстоятельства увольнения Вольфа в отставку мне известны не были, да я ими и не интересовался. Кто-то из немецких друзей упомянул, что причиной были матримониальные дела Вольфа, но это, разумеется, могло быть только поводом отставки. Вольф серьезно разошелся с Мильке, и министр убрал неудобного для него человека.

Мы встретились с Вольфом на даче в Ясеневе, близ штаб-квартиры ПГУ. Он приехал в Москву, для того чтобы договориться об издании своей книги «Трое из 30-х», и, разумеется, не мог миновать советскую разведку. Мы говорили о многом — положении в ГДР и СССР, перспективах социализма, перестроечных трудностях, стратегии и тактики Запада в Восточной Европе. Вольф рассказал о бедственном положении бывших сотрудников госбезопасности, вопреки инсинуациям некоторых органов печати мы совершенно не затрагивали вопроса об агентуре восточногерманской разведки, и тем более не было речи о передаче Вольфом нам каких-то источников. Конечно, если бы Маркес сделал такое предположение, мы бы им непременно заинтересовались. Но ни о чем подобном он не говорил. Мне показалось, что Вольф полностью отрешился от разведывательных дел и живет уже совершенно иными интересами. Я подумал об этом с некоторым сомнением: может ли когда-то профессионал отделить себя от службы? Теперь знаю твердо: может, когда служба отвергает его.

Вольф стал регулярно бывать в Москве, дело с изданием книги продвигалось успешно. В декабре 1990 года я получил экземпляр с его автографом.

Мы встречались с Вольфом нечасто. Находясь в Москве, он отрывался от германских дел и мог высказывать только общие соображения. Они были, как правило, интересными, но Вольфа все больше и больше поглощали собственные дела, а меня захлестывали события. Разведка работала с максимальным напряжением, хотя интерес в верхах к ее информации не увеличивался.

До нас стали доходить сведения о том, что бывшие разведчики в Восточной Германии проявляют недовольство Вольфом, считая, что он стал слишком много говорить прессе. Его упрекали в том, что, зарабатывая хорошие деньги на книге и публичных выступлениях, он не оказывает помощи бывшим подчиненным и коллегам. Вольфу эти претензии были известны, они его беспокоили, он ни в коем случае не хотел терять свое доброе имя среди разведчиков. Не знаю, что удалось ему сделать, но желание Вольфа помочь товарищам было очевидным.

Последний раз мы виделись с Вольфом в конце августа 1991 года. Бывший председатель КГБ Крючков уже находился в заключении. Новый председатель, бывший кадровый партийный работник, Бакатин энергично громил Комитет госбезопасности и разведку, разгонял профессионалов, проводил непродуманные реорганизации. Он действовал с некомпетентностью и пылом человека, который только что был обращен в новую религию и доказывал свою преданность ей сокрушением старых идолов, настроение в Комитете было тяжелым.

Говорить нам с Вольфом было не о чем. Он сказал, что едет в Германию, твердо зная, что будет арестован, но рассчитывает на относительно скорое освобождение. Я не мог предложить ему приемлемой альтернативы. Оставаться в Советском Союзе было бы безумием.

Новое руководство КГБ не только не взяло бы под защиту своего бывшего соратника, но выдало бы его, даже не дожидаясь запроса германской стороны. О пребывании в СССР на нелегальном положении разговора не было — бессмысленность такого решения была очевидной. Мы пожелали друг другу удачи, выразили надежду на то, что когда-нибудь увидимся, и расстались.

Сейчас, в мае 1992 года, на моем столе лежит новая книга М. Вольфа «По собственному заданию», напечатанная в Москве совсем недавно. Мне еще предстоит ее прочитать.

Ситуация с Вольфом не была трагичной. Он давно отмежевался от МГБ, не скрывал своих реформаторских настроений и в какой-то мере даже мог выглядеть жертвой старых порядков. Доход от издания книги был достаточен, чтобы прибегнуть к помощи квалифицированных адвокатов. Маркус чувствовал себя спокойно. Его менее известным коллегам приходилось гораздо хуже.

Бывшие разведчики оказались в положении побежденных в оккупированной стране. Власти получили ценную информацию о работе Главного управления «А» от тех, кто перешел на их сторону — Буша, Ройча, Карла Гроссмана, Луса, — и использовали ее для давления на оставшихся. Допросам подвергались все бывшие сотрудники. Еще в конце 1990 года на многих из них были заведены уголовные дела и предъявлены обвинения по статье 99 Уголовного кодекса ФРГ, предусматривающей наказание до 15 лет тюремного заключения за шпионаж.

Кампания против бывших разведчиков была многоплановой и носила отчетливую окраску мстительного торжества победителей. Немаловажная политическая цель преследования заключалась в том, чтобы не позволить преемнице СЕПГ — партии демократического социализма — сохранить позиции в восточногерманском обществе. Отчетливо проводилась мысль о том, что с ведома СЕПГ восточногерманские разведчики занимались шпионажем в пользу Советского Союза. Нас в ПГУ это обвинение в адрес немецких коллег приводило в ярость: мы знали подлинный смысл нашего сотрудничества, его равноправный характер. Нам было известно, что БНД поддерживает теснейшие контакты с ЦРУ США и обменивается с американцами разведывательной информацией, но можно ли обвинять западногерманскую разведку в шпионаже в пользу США? Воистину, горе побежденным!