Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин

Иногда кто-нибудь из иронично настроенных парней замечал:

— Несовременно поем, коллеги. Не вписываемся в эпоху…

Но другие отвечали, что шла бы она, эпоха, «туда, куда мы думаем».

— Ну-ка, Славик, давай про марсианские степи.

И Славик, переждав гитарное вступление, тонко заводил:

Там колючие травы под цвет кирпичей.Звезды с солнцем играют там в жмурки.Этот выжженный Марс, он пустой, он ничей,Только ветер гоняет окурки…

И народ негромко подхватывал:

Сотни тысяч веков там никто не бывал,Только мы там гуляли немножко:Только ты, только я, только пес КардиналДа еще первокурсник Сережка…

Случалось, что к огоньку бесшумно выходила Луиза, а за ней появлялся профессор Рекордарский. Профессора обрадованно пускали в круг, Луизу кто-нибудь подхватывал на руки. Валерий Эдуардович смущенно объяснял:

— Пошла опять из дома на ночь глядя, я за ней: «Ты куда?» А она сюда, к огоньку. Любит компанию… Но любит, негодница, и бродить сама по себе.

— Кошки, они такие, — соглашался народ. — Как у Киплинга… Валерий Эдуардыч, хотите печеную картошку?

— Не откажусь… Благодарствую.

Один за другим начинали стрекотать и наигрывать всякую музыку мобильники — подвешенные на шеях и спрятанные в карманах. Родители интересовались: «Где вас носит нелегкая? Марш домой!» — «Да ну, еще не поздно! Ма-а, еще полчасика!..»

«Бум-ква-ква! Бум-ква-ква!» — звучала в непонятном отдалении мелодия лягушачьего вальса. Сильно пахло лебедой, лопухами, тополиными листьями и остывающими кирпичами стен. Искры летели в светлое, не поддающееся ночи небо. Расходиться не хотелось.

Иногда появлялся из кленовой чащи дядя Капа. Останавливался за спинами, дослушивал очередную песню, потом говорил со служебной строгостью:

— Костерок-то погасите, когда кончите ваш концерт. А то мало ли чего…

Его дружно уверяли, что костер будет погашен со всей тщательностью. Но кто-нибудь из мальчишек обязательно добавлял, что «вот если бы в бассейне была вода, то совсем просто: принесли ведерко и залили…»

— Будет, будет вода… — ворчал дядя Капа и пропадал, уклоняясь от справедливой критики.

Наконец дядя Капа объявил: с трубами дело паршивое и, если «народ хочет купальню», пусть этот народ расчистит родник под старой кирпичной кладкой среди тополей — чтобы ручей от родника потек в бассейн. Потому как «любишь купаться, люби лопатой шевелить»…

Ну и что? Ну и пошевелили лопатами — без лени и даже с радостью. Расчистили, выложили извилистое русло гранитными плитками. Ручей зажурчал, защекотал ребячьи ноги, брызнул искрами, благодарно наполнил восьмиугольный каменный водоем за сутки. Из бассейна вода побежала через прорытый отток в заросшую кувшинками канаву. Канава вела неизвестно куда. То есть известно: Дашутка сказала, что в Круглое болотце. Но добраться по ней до болотца было немыслимо — любой застрял бы в непролазных травах и ольховнике.

— Вот приедет Драчун, он покажет дорогу.

— Да когда он приедет-то? — нетерпеливо сказал Сега.

— Скоро… Видите, уже расцвели коронки…

— Какие коронки? — удивилась Белка.

— Да вот же… — Дашутка присела, взяла в пальцы жесткий стебелек с желтыми цветами-звездочками. Были цветы размером с ее ноготок на мизинце. Острые лепестки загибались — будто и правда как зубчики на крохотной короне. Впрочем, это когда приглядишься. А так — обычное золотистое мелкоцветье, какого полно всюду. Давно отцвели и опушились одуванчики, но солнечно горели кругом лютики, сурепка, крохотные желтые ромашки и всякая мелочь, у которой мало кто знает названия. Но Дашутка оторвала один цветок-коронку, уронила на булыжник мостовой, и тот тихонько зазвенел, будто был выкован из тонкого металла.

— Вот… Драчун обещал подарить такую коронку каждому лягушонку. Станут они лягушки-царевны и лягушки-царевичи. И никаких Иванов-царевичей со стрелами будет им не надо…

Все, кто был рядом, обрадовались, поудивлялись и… помчались купаться. Свежая вода бассейна манила к себе неудержимо.

Шум и плеск неслись от бассейна, вставали над ним радуги. Народу бултыхалось там немало — от визгливых дошколят до ребят вроде Белки и Вашека (а то и постарше). Но тесно никогда не было. Большие мальчишки охотно кидали с плеч и сплетенных рук верещавших от полноты жизни малышей. Брызги, визг, сплошной восторг…

Вот только ясно было, что никакую русалочку тут слепить не удастся. И напрасно Белка, стесняясь самой себя, каждый день надевала под юбку и футболку голубой блестящий купальничек. То есть не напрасно, для бассейна в самый раз. Но представить, что она сидит на каменном ограждении, а Вашек «ваяет» ее из пластика (в окружении десятка зрителей, от которых не убежишь!), было немыслимо. Вашек, видимо, это и сам понимал. А может, просто забыл о своих планах? Вон как бултыхается и резвится, не меньше Сеги и всякой малышни… Понятно, что Белка должна была чувствовать облегчение. И чувствовала. Но это с одной стороны. А с другой… шевелилась досада.

Однажды она отошла от бассейна к теплой от солнца кирпичной стене, чтобы там погреться и обсохнуть. И рядом возник Сега. В мокрых апельсиновых плавках, костлявый, беловолосый, но уже загоревший. Потрогал сидевшую на плече громадную стрекозу. Сказал очень серьезно:

— Я знаю, почему ты дуешься. Только ты напрасно. Он уже лепит ее…

— Кто лепит? Кого? — с дурацки-равнодушным видом заговорила Белка, и стало стыдно за свое притворство.

— Русалочку лепит, — прекрасно видя Белкино смущение, сообщил Сега. — И знаешь, неплохо получается…

Тогда Белка поняла, что ее раскусили, как спелый орешек, и разозлилась на себя, на Сегу, на весь белый свет и в первую очередь на Вашека. Решительно пошла к нему (обсыхающему у каменного барьера) и спросила в упор:

— Ты правда лепишь русалочку?

— Этот лошадиный пастух уже сболтнул, да? Вот язык… Я хотел закончить, а потом показать…

— Значит, сумел обойтись без натуры? — очень равнодушно сказала Белка.

— Ну, не совсем без натуры… — Он переступил на плите мокрыми ногами и признался (похоже, что чересчур весело): — У меня же в мобильнике фотоаппарат. Пока ты купалась, я щелк, щелк. С разных позиций. Это же лучше, чем ты сидела бы подолгу у всех на глазах…

У Белки, как тогда на лугу, загорелись щеки. — А меня ты спросил?

— Но… — Вашек заморгал сырыми ресницами. — Ты же тогда, на лугу, сказала, что можно. Когда будет бассейн…

— Но я же не знала, что ты из-под полы!

— Из-под какой полы?.. — Вашек растерянно подергал поясок на плавках. — Я… из ладоней. Аппарат же маленький… Я хотел как проще…

— Он «хотел»! Без спросу!.. Может, ты еще в ванной комнате захочешь меня снять? Через скважину… — Она сразу поняла, что городит чушь, и от этого разозлилась еще больше. (И показалось, что откуда-то издалека смотрит на нее канадский «бойфренд» Мишель.) А Вашек поморгал опять, опустил руки и шепотом сказал: — Ты чего… Ты такая дура, да?

— Зато ты ужасно умный! И-зо-бре-та-тельный… Вашек выговорил совсем уже тихо:

— Ну пожалуйста. Если хочешь, я ее сломаю. А снимки сотру… Я не хотел говорить раньше времени. Потому что думал: тебе в подарок…

— Мне аб-со-лютно не нужны никакие подарки! — заявила Белка и пошла одеваться.

А внутри у нее все уже болезненно звенело: что же она такое наделала! Было так хорошо на свете, и вдруг… Он же правда не хотел ничего такого. Он же правда в подарок… Небо потускнело над Институтскими дворами. И впору было кинуться назад: «Вашек, не обижайся, я это сгоряча! Потому что растерялась!..» Но другая Белка (элизобетонная!), которая иногда оживала в ней, сказала вредным голосом: «С какой стати! Он будет позволять себе всякую дурь, а ты бегать за ним?» И Белка пошла прочь.

И в одиночестве болталась по Институтским дворам, стараясь не слышать разносившиеся по всем закоулкам вопли и визги купавшейся малышни. Долго быть в такой тоске и потерянности она не могла. Надо было принимать какие-то решительные и необычные меры. И она пошла назад к бассейну, чтобы найти Костю. А он сам шел навстречу. Неужели что-то почуял?

Они остановились друг против друга.

— Костя, — отчетливо сказала Белка. — Пойдем в аквапарк. Там аттракционы, вышки для ныряния, водопады. Не то что в этом лягушатнике…

Аквапарк на берегу Городского пруда открылся недавно, о нем каждый день говорили в «Новостях» и писали в газетах. И сразу Белка своими нервами ощутила Костины нервы — как они радостно дрогнули и запели. Ну, не совсем же глупая она! Понимала, как счастлив будет Костя Рытвин пойти с ней куда-нибудь вдвоем.

— Пойдем! — тут же вскинулся он и заулыбался. И… оглянулся на бассейн. И стоял так с полминуты. А когда опять повернулся к Белке, был уже другим.

— Поругались, что ли? — насупленно спросил он.

— Вот еще! Больно надо!