Проект «Украина». Три войны России с Украиной - Антон Антонов-Овсеенко

Мазепа, кроме того, в целом настаивает на том, что поражение украинской революции и все промахи с оформлением государственности состоялись в виду общей политической отсталости пролетарских и крестьянских масс в Украине: виной этому будто бы стали целые века царского самодержавия, в ходе которых самосознание украинцев последовательно нивелировалось, подавлялась культура нации, ее стремление к независимости и пр. Слабость политических партий в Украине стала будто бы следствием тех же причин: «Примитивизм политической практики и слабое развитие украинского эсеровского движения в прошлом не дали возможности этой партии сыграть на Украине такую же роль, какую в Московщине играла партия российских эсеров»[176]. Мазепа также считает, что ввиду особенностей исторического развития для Украины «не была приемлема ни диктатура по образу московской [имеется в виду большевистская диктатура пролетариата. — Авт.], ни демократия по образу Грузии… Для первой нам недоставало развитого пролетариата, для другой… крестьянство было слабо организовано и было сильно пропитано идеологией российского “народного” социализма. Больше всего предпосылок было для возникновения на Украине крестьянско-буржуазной республики по типу Латвии и Эстонии»[177]. Что же: не самый худший исход дела, если бы именно этим все тогда и окончилось. Но история не знает сослагательного наклонения…

Больше всего предпосылок было для возникновения в Украине крестьянско-буржуазной республики по типу Латвии и Эстонии. Не самый худший исход дела, если бы именно этим все тогда и окончилось.

Война вторая

По воле украинского народа…

Сталин очень по-своему решил вопрос с Восточной Галицией и Северной Буковиной, которые по секретному протоколу к Брестскому мирному договору, заключенному в 1918 г. между государствами Четверного союза и Украинской народной республикой, становились отдельной «коронной территорией». В 1939–1940 гг. Советы аннексировали эти территории, объявив свершившимися, наконец, вековые чаяния двух частей одного народа об объединении. Так фактически началась вторая война Украины с Россией, и, видит Бог, не Украина ее развязала. В 1945 г. Сталин присоединил к советской Украине еще и Закарпатье. И вторая война Украины с Россией продолжилась в своей специфической, ожесточенной форме.

Но дело, разумеется, не только в «присоединении» территорий: от захватов и эксплуатации колоний не отказывались в течение столетий самые «цивилизованные» государства Европы, так почему же от силовых приобретений должна отказываться сталинская империя? К тому же у сталинской верхушки были для этого дополнительные оправдания — в точности такие же, как теперь у верхушки путинской: нахождение страны во вражеском окружении. Однако у двух государственных образований есть одно принципиальное отличие: оно состоит в том, что СССР после узурпации власти большевиками в 1917 г. действительно находился в кольце врагов, а врагов нынешней России старательно производит сам путинский режим.

Отличие большевистской России от нынешней путинской состоит в том, что СССР после в 1917 г. действительно находился в кольце врагов, а врагов нынешней России производит сам путинский режим.

Но рассказ о следующей — второй войне Украины с Россией следует начинать не с 1939 г., когда Молотов с Рибентропом подписали пакт о разделе значительной части Европы, включая Украину.

Рассказ о второй войне Украины с Россией нужно начинать с трагических событий 1932–1933 гг., когда в Украине в результате преступлений сталинского режима, а именно варварских хлебозаготовок, погибло от голода около 4 млн человек, и это еще без учета числа нерожденных. Характерно, что аккурат в то же самое время Москва старательно закладывала краеугольные камни в здание дружбы двух тоталитарных режимов — СССР и Германии. Именно в 1932 г. советский наркомвоен (министр обороны) Климент Ворошилов договорился с германским генеральным штабом вести совместную разведку против Польши. Уже в следующем, 1933 г., маршал Михаил Тухачевский заявил на встрече с германской военной делегацией: «Нас разделяет политика, а не наши чувства дружбы Красной армии к рейхсверу. Мы, Германия и СССР, можем диктовать свою волю всему миру»[178]. Причем у Тухачевского были свои особенные причины вступать в союз с вермахтом против Польши: именно он в качестве командующего Западным фронтом Советов вчистую проиграл полякам Варшавскую битву в августе 1920 г., и теперь стремился взять реванш.

Между прочим, вплоть до июня 1941 г. обменивались любезностями и Сталин с Гитлером. Так, Сталин, со слов Микояна, на заседании Политбюро однажды осведомился у своих подельников — слышали ли они, что произошло в Германии: «Гитлер какой молодец! Как он расправился со своими политическими противниками!» А Гитлер, в свою очередь, публично заявлял, что «на свете есть лишь три великих человека: я, Сталин и Муссолини. Но, правда, Муссолини — слабейший»[179]. Действительно: у этих без сомнения «выдающихся» личностей было много общего, особенно в отношении к малым народам и странам. Но они же не отказывали себе и в попытках перехитрить друг друга. Правда, хитрости их слишком дорого потом стоили всему миру.

Никита Хрущев, занявший (точнее — отбивший у других претендентов) пост генсека после смерти Сталина в 1953 г., рассказывал, как 24 августа 1939 г. члены Политбюро собрались на даче Сталина в Завидово. Возбужденный диктатор радовался, что перехитрил Гитлера: согласно пакту Молотова — Рибентропа в СССР отныне фактически входили Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия, Финляндия. Что касается Польши, то Гитлер занял одну ее часть, а другую, заселенную украинцами и белорусами, — СССР. В результате Советы, по убеждению Сталина, одновременно застраховались от войны с Германией и столкнули лбами государства оси с англо-французским блоком[180].

Но в конце 30-х гг. прошлого века ошибались, кажется, все, кроме бывшего ефрейтора Гитлера. В сентябре 1938 г. ошибались английский премьер Чемберлен и француз Даладье, когда подписывали в Мюнхене договор с Гитлером и Муссолини о передаче Германии чешских Судет: они полагали, что Гитлеру этого будет достаточно для удовлетворения его имперских амбиций. В 1939 г. ошибались и Сталин и Молотов, когда последний ставил свою подпись рядом с автографом Рибентропа: эти тоже думали, что Гитлер дальше не пойдет.

Происшедшее в дальнейшем стало не просто результатом этих ошибок: преступлением сталинского режима стал циничный раздел целого ряда независимых государств Европы будто бы для создания «защитного пояса» вокруг СССР. Пояс не сработал, а прямым следствием раздела, в свою очередь, стала так называемая «Великая отечественная война советского народа против гитлеровской Германии». Однако и эта отдельная война, как и очередная война Украины с Россией, оказалась составляющей чего-то куда более страшного: пактом Молотова — Рибентропа Сталин открыл путь Гитлеру для оккупации Польши и начала Второй мировой войны 1 сентября 1939 года.

«Сталинскую провокацию мировой войны поддержали его приспешники, прежде всего В. Молотов, К. Ворошилов, А. Жданов. Последний, между прочим, еще 3 марта 1939 г. в выступлении на партконференции в Ленинграде заверил делегатов, что Германия угрожает войной лишь странам Запада. Курс советской власти на тот момент был сформулирован так: “Будем накапливать наши силы для того момента, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно и с Чемберленом”»[181].

Между тем, чтобы попасть в узкий круг доверенных лиц советского генсека, нужно было обладать феноменальным раболепием, свидетельства о котором не могли не остаться в истории. Так, про Молотова, например, Уинстон Черчилль писал, что «никогда не видел человеческой личности, которая бы больше всего подходила под описание робота»[182]. На германского дипломата Хильгера «личность» Молотова произвела похожее впечатление: «Сталин мог быть уверен, что никто иной не проявит такой… слепой покорности, как Молотов»[183]. Всех иных, кто стоял по умственному развитию и заслугам перед страной выше Сталина и его подручных, диктатор попросту уничтожал… И именно Молотов, этот покорный «робот» Сталина, проявлял с подачи диктатора такое чудовищное презрение к интересам народов других стран, которое потрясло литовского министра иностранных дел В. Креве-Мицкявича в 1940 г. еще до оккупации его страны Красной армией: «Гениальный Ленин не ошибался, когда уверял, — откровенничал Молотов, — что Вторая мировая война позволит нам захватить власть в Европе так же, как Первая мировая война позволила захватить власть в России»[184].